— Ну ты и эстет! — восхищённо проговорил Рамзин. — Тогда, конечно, едем к тебе.
Я, действительно варил бульон долго и много, разливая потом его по небольшим кастрюлькам. Получалось что-то вроде холодца. Часть бульона я и делал холодцом, а часть замораживал. Пластиковой тары сейчас не было, поэтому пришлось закупить металлическую. Потом я брал замороженный бульон и варил на нём всё, что угодно, кроме компота, конечно. Даже рис, или какую другую крупу. Получалось и питательно, и вкусно. А холодец тоже можно было на бульон пустить, при необходимости. Но я любил холодец в будущем, и продолжал любить его и в настоящем.
Долго ехали в машине молча — от улицы Кирова до центра города километров десять — потом я спросил:
— Я вы, Сан Саныч, тренируете противодиверсионные группы?
Некоторое время он не отвечал, потом спросил:
— Почему ты так думаешь?
— Я не думаю. Уточняю ту информацию, которая только что появилась у меня в голове. Как и майор Жириков Александр Андреевич?
Тут Рамзин поперхнулся и закашлялся, а откашлявшись, спросил:
— Так может ты и моё звание угадаешь?
Я мысленно улыбнулся. Про Рамзина я знал почти всё. Интернет, мать его, страшная сила. Да и общих знакомых у нас было очень много.
— Вы сейчас, скорее всего, старший сержант, потому что у вас высшего образования нет. А на пенсию уйдёте милицейским капитаном. В тысяча девятьсот девяносто первом году.
Рамзин снова нервно покашлял.
— Почему милицейским? Снова объединят, что ли, ведомства?
— Милицейским, потому, что вас отправят под крышу краевого управления внутренних дел, в командировку. Для тренировки антитеррористических групп, координации и взаимодействия. А военное и гэбэшное звание у вас будет майор. Милицейская должность не позволит.
— Понятно, — хмыкнул Рамзин. — Ты как прорицательница Ванга, что в Болгарии живёт. К ней, говорят, паломники со всего мира едут.
Я покрутил головой.
— Не-е-е… Я про людей не знаю. О каждом судить или предсказать будущее не могу. Я в общем…
— Так я же тоже, вроде, «люди», — усмехнулся Рамзин. — Про меня же знаешь.
— Нас, видимо, жизнь связала, поэтому я о вас будущее узнал. И с Жириковым… Вы — каратисты, а мне этот спорт интересен. Вы в девяносто первом уедете в Японию карате изучать.
— Уйду на пенсию и уеду в Японию? С такой формой допуска? Кто же меня выпустит?
Я скривился.
— Что-то меня терзают смутные сомнения, что после девяносто первого года за границу будут свободно выпускать и с «особо важной» формой допуска к государственным тайнам.
— С чего бы это? — усмехнулся Рамзин, наверняка мысленно прикинув, что если то что я сказал — правда, значит его отправят за кордон «работать».
— А развалится Советский Союз! — сказал я небрежно. — И контора ваша развалится. ЦРушники по коридорам комитета будут ходить как по своим пенатам и указания будут давать тем, кто останется. Большинство офицеров уволятся, останутся немногие. Кто-то реально перейдёт на службу к потенциальному противнику, кто-то заляжет на дно в качестве «спящего» патриота, кто-то… Да там много чего будет. Такой замес, что мне и не разобраться в той каше, что булькотит в моей голове.
Я замолчал, считая, что «мавр сделал своё дело» и может поспать, и задремал.
— Приехали, — услышал я спокойный голос Рамзина.
Открыв глаза и оглядевшись, я тяжело вздохнул.
— Борщечка не покушаем? — спросил я с сожалением. — Сразу в казематы?
— Вылазь-вылазь, тётушка Ванга, — с усмешкой проговорил Рамзин. — Тут тебя и покормят и напоят…
— И спать уложат, — «пошутил я».
— Если надо, то и спать уложат. Тут у нас всё есть.
— Ну да, ну да… — вздохнул я, выбираясь из «Жигулей».
Помещение, где стояла машина, походило на бетонный гараж на два грузовика. Как в него мы заехали я не видел, для чего плотно закрыл свои глаза. А Рамзин воспользовался, тем что я «спал» и сквозонул секретным туннелем через кондитерскую фабрику прямо в подвалы Управления КГБ. Уж шоколадно-ванильный запах фабрики спутать с чем-либо иным было сложно. Однако, даже если меня начать пытать, секретного въезда в тоннель я не видел.
— Я серьёзно хочу есть, — пробурчал я, идя в след за Рамзиным.
— Я и сам хочу. Сейчас нам из столовки принесут. Просто ты наговорил такого, что мне срочно нужно опросить тебя. Это сведения чрезвычайной важности. Сегодняшние исследования показали, что ты ничего не выдумываешь и не сошёл с ума. А поэтому, то, что ты сейчас мне рассказал — вполне возможные события будущего, затрагивающие интересы государства. Вот я и решил, что доложить об этом наша обязанность. Ты же не против?
— Я не против, — вздохнул я, — но очень кушать хочется.
— Покормлю-покормлю. Сам голодный.
— Да, вы можете неделю не есть и пят дней не пить. Вас специально тренируют. А у меня организм растущий! Причём, очень быстро растущий. Мне по три пять раз в день питаться надо, а я даже в школе не успел поесть. Вот пожалуюсь на вас врачам.
— Они тебя «подкормили» витаминами и глюкозой. Я знаю. Так что, не пудри мне мозг, — усмехнулся Рамзин, нажимая на кнопку вызова лифта.
— Это мы в ваших казематах, на глубине ста метров?
— Почему ста? — явно удивлённо спросил Рамзин.
— Так говорят, — пожал плечами я. — Говорят, что из вашего здания можно сесть на подводную лодку, что стоит на «запасном пути», как бронепоезд.
Я сочинял без зазрения совести. Для чего? Да, так, прикалывался. Пытался отвлечь Рамзина от тяжких мыслей по поводу его печального будущего, печального будущего его «конторы» и печального будущего нашей страны.
— Враки! — задумчиво, но уверенно сказал Рамзин.
— Ага! Так бы вы и сознались. Да, и нет у вас, наверное, такого допуска!
— Ха! — не выдержал Рамзин. — Что ты знаешь о формах допуска?
— Ничего, — успокоил его я, — но про подводную лодку точно знают немногие.
— И ты в их числе? — наконец улыбнулся Рамзин
— Не знаю, а предполагаю, — подняв указательный палец вверх «значительно» произнёс я.
— Этого в твоей голове нет? — снова усмехнулся Рамзин. Его всё-таки немного «отпустило».
— У-у, — покрутил головой я.
Лифт тем временем остановился на третьем этаже, мы вышли. Рамзин показал удостоверение сидевшему за столом дежурному и что-то шепнул ему в ухо. Тот покрутил головой и показал указательным пальцем на телефонный аппарат. Рамзин вздохнул и набрал какой-то номер.
— Это Рамзин я на седьмом посту. Мальчик со мной…. Очень…. Жду.
Рамзин трубку положил и отошёл к лифту и ко мне. Меня от страха поколачивало. Всё-таки управление комитета государственной безопасности это не «Дом пионеров и школьников» и даже не драмтеатр. Тут решались дела государственной важности и вершились судьбы многих. И что для них моя судьба, моя жизнь? Да-а-а… Намеренно идя на обострение ситуации ради возможности рассказать о будущем моей страны, я понимал опасность моей правды.
После того, как подтвердятся иные мои «предсказания», у комитетчиков, посвящённых в перспективы «развития» государства будет два пути: либо доложить, как говориться, по команде, либо ликвидировать меня. Теперь, когда меня Рамзин привёз в «контору» я склонялся с большой долей вероятности ко второму варианту.
Ещё полчаса назад, я рассчитывал на то, что окажусь дома, но чуть-чуть поторопился. Вернее не поторопился, а намеренно сказал, то, что сказал именно в машине. Чтобы проверить, на сколько Рамзин верит в мои предсказания. Оказалось, млять, что он слишком верил в них. Чего вдруг⁈
И вот теперь я ощущал себя агнцем добровольно идущем на заклание. Не Христом, конечно, ибо он шёл на крест во искупление первородных грехов человеческих. Я же шёл на свою «Голгофу», хрен ради чего. И ещё не факт, что, в случае изменения истории, России, вернее СССР, будет лучше, чем ей стало в моём будущем. Ой, не факт…
Из-за угла, появился офицер с капитанскими погонами, который передал дежурному бланк пропуска и кивком головы показал, чтобы мы следовали за ним. Мы последовали и оказалось, что за углом находилась металлическая дверь, выходившая в длинный коридор. А сразу с этой дверью была большая деревянная дверь которую и открыл капитан, пригласив и нас за собой. Снова кивком головы. Мы вошли и Рамзин сразу прошёл в другие — двойные двери, оставив меня в приёмной. Капитан молчаливо остался стоять рядом со мной и чуть позади меня.
