трубочнику дать семена — значит обречь себя на долгие дни работы. Росла эта дрянь крайне быстро.
В детстве Лен обожал сражаться палкой с этими сорняками и терпеть не мог, когда приходилось менять ее на лопату, ведь выкапывать их было куда скучнее. Выросший до человеческого роста трубочник чем-то отдаленно напоминал мечника, что прикрывался щитом. Идеальная мишень. Помнится, раньше он всегда хотел оставить парочку таких где-нибудь, чтобы они выросли побольше…
Теперь он отлично понимал старосту, что грозился высечь любого, кто допустит хоть один созревший трубочник.
Чего он не понимал — так это, то, как здешние жители умудрились запустить округу. Вокруг деревни стоял настоящий лес из двухметровых и засохших трубочников. Их зонтичные шапки, покрытые снегом явно гласили о том, что они уже давно отбросили семена.
Впрочем, если бы он не поставил печь ближе к ручью, на окраинах деревни — они бы не так мозолили ему глаза. Да и топот ног людей, что постоянно спускались к ручью — меньше бы мозолил уши…
— Что делаешь? — Поинтересовался у него Олаф. На плече он нес коромысло.
— Г’аботаю.
— Я тоже. — Ответил парень, но не спешил уходить. Напротив, он поставил ведра на землю и принялся наблюдать за тем, как Лен дул самодельными мехами воздух. Лен чувствовал на себе любознательный взгляд парня.
— Чего тебе? — Спустя пять минут не выдержал Лен.
— В таких печах и плавят сталь, верно?
— Нет. — Ответил Лен, внутренне расслабляясь. Сперва он подумал, что парня подослал шпионить его отец, но похоже, он просто любознательный. — Для того, чтобы плавить сталь — надо жечь куда сильнее.
— Я могу помочь! — Тут же подскакивает он.
— Нет, это…г’аботает не так. Сейчас я дую на угли холодным воздухом, это остужает пламя.
— Остужает? — Недоверчиво ухмыляется он, вслушиваясь в огненный гул. Поток пламени вырывался из печи с каждым разом, когда Лен налегал на мехи. Даже сама мысль о том, что раздувание углей… Охлаждает их — казалось странной.
Это действительно звучало не вполне логично, как и многое из того, что Лен узнал на последние два года. Например, что огонь горит сильнее из-за газов, что присутствуют в воздухе. Это было сложно понять, и еще сложнее объяснить…
— Ве’гно, ведь воздух холодный. Если его подог’геть, г’езультат будет куда лучше.
— Ты был кузнецом раньше? До того, как попал сюда?
— Нет. П’госто немного знаю обо всем этом.
— Можешь… рассказать?
— О кузнечном деле? — Уточнил Лен.
— Обо всем. — Взор парня горел огнем.
Возможно, из него бы вышел хороший дознаватель — подумалось Лену.
Конечно, ему не хотелось отвлекаться от своего занятия, чтобы болтать с парнем, у которого едва обсохло молоко на губах.
Но просвещать других — это его долг. К тому же… Если в этом месте кого-то и можно исправить — так это тех, кто еще не вступил на путь к третьему десятку.
Лен почесал лысину, после чего улыбнулся.
— Слышал ли ты когда-нибудь о слове п’голета’гиат?
Всего несколько дней и десяток попыток позволили ему отлить вполне приличную трубку… с точки зрения гоблина. Неровная и кривая, вся в пустотах, но ему же из нее не стрелять! Самогон будет течь и ладно. Специально для трубки он сколотил короб, в который будет наливать ледяную воду, а когда ручей перемерзнет — насыпать лед и снег. То, что трубка получилась коротковатая — не так страшно. Конечно, лучше было бы, если бы он смог ее завить, аки змею, но она будет работать и так. Главное, чтобы спиртовые пары успевали охладиться и выпасть росой.
— Все работаешь, Лен? Сегодня воскресенье. — Оторвал его от мыслей Олаф. За последние дни они не то чтобы сдружились, но Лен легко сумел завоевать роль наставника. Он и сам не успел оглянуться, как все больше людей приходило, чтобы посмотреть, как он пытается улучшить самогонный аппарат.
— Да, я знаю, что воск’гесенье. И что с того?
— Скоро приедет Глашатай, все должны присутствовать. Отец уже всех собирает.
Лен окинул взглядом медленно остывающее литье будущего сухопарника. Здесь нельзя было ничего оставлять, воровали абсолютно все. Однажды кто-то утащил приготовленный для печи древесный уголь!
Но, если присутствовать должны все… Значит, и своровать будет некому.
— Хо’гошо, идем. Кстати, твой отец… получается ста’госта этой дег’евни?
— Неа, старосты вне закона. Если неблагородный объявит себя главой деревни — его сразу повесят. Так что как бы так сказать… отец подменяет надсмотрщика, вот. Только на словах, это как бы не титул, просто… Ну они договорились, в общем.
— Неофициально. — Вставил Лен.
— Да-да! Вообще-то такого быть не должно, надсмотрщики должны жить в деревне и сами за всем следить, но наш живет в городе, лишь иногда приезжает. Вот на старосту надсмотрщик больше всего походит, ведь он подчиняется лорду. Но Лорда у нас уже давно нет, вот поэтому такой раздрай.
— Нет Ло’гда? А что с ним случилось? — Поинтересовался Лен.
— Погиб, уже полгода как. Его демоны в гоблинском лесу сожгли вместе с рыцарями и двумя наследниками, будь они прокляты. Никого не осталось, так и живем, ждем, когда нового нам назначат. А замок его возле города находится, огромный! — Со сверкающим взглядом произнес Олаф.
Лен кивнул, хотя по его меркам замок был совершенно крохотный, стена, да цитадель. Но для парня, что никогда не выбирался за пределы родной деревни, наверняка и такое вызывало впечатление.
В целом, структура власти становилась все более понятной, но между тем Лен испытал головную боль. Обычно есть тиран, свержение которого в душе поддерживает любой крестьянин. Чтобы уговорить его поднять вилы, нужно задушить страх, вселить уверенность, заразить безумной идеей, что свергнуть тирана возможно, что это реально, но… Скажите, как ему поднять восстание тут, если нет никого, против кого можно было бы поднять восстание? Лорд отсутствует, надсмотрщик по сути, тоже, да и работать не заставляет. Людей в целом устраивает их существование.
Задачка… Он ни разу еще не с такой не сталкивался.
Вместе с болтающим без умолку про сверкающие доспехи Олафом, они подошли к деревенской площади, в центре которой был установлен помост. Лен поморщился, такие места вызывали в нем внутреннюю неприязнь с тех пор, как его самого чуть не казнили на подобной площади. Впрочем, казнить, похоже, никого не собирались. Ни виселицы, ни палача. Но какой-то пленник всё же был.
Из прибывшего фургона пара стражников вытаскивала клетку с кем-то скрюченным внутри.
Толпа расступилась, пропуская к помосту пару стражников, что почтительно охраняли надувшуюся от своей важности, персону. Похоже, это и был Глашатай.
