— Ну красавец! — Разулыбался мне Сережа, — вот это скачек в весе! С пятидесяти, до пятидесяти семи! Вот ты даешь!
— Ну. — Кивнул Тима, поправляя пластырь на сорванной мозоли, — На последнем подходе. Прям как в кино.
Ребята с нашего спортзала принялись похлопывать меня по спине, поздравлять:
— Разряд твой!
— Красавец, Медведь!
— Как ты ее? Как ты ее, эту тяжелую железяку, а⁈ На первых же соревнованиях!
Только Марат Кайметов, что еще не дождался скорой, и сидел в одиночестве на лавке, едва не в углу, поднял на меня взгляд своих блестящих от сдерживаемых слез глаз. В них явно читалась настоящая ненависть.
* * *
— Дядь Петь, вы же обещали!
Рыков, нервно топтавшийся на месте, сплюнул себе под кеды.
В тренировочном зале вовсю готовились к награждению юных спортсменов: убирали спортивный инвентарь, в котором больше не было необходимости, складывали на помосте пьедестал для победителя и призеров.
У судей было немного времени, перед началом награждения, и Рыков с Гришковцом встретились на улице. Времени подходило семь вечера, и сумерки уже давно перетекли в раннюю вечернюю темноту.
На широком, асфальтированном дворе спортшколы олимпийского резерва горели фонари, освещавшие территорию.
Гришковец, не ответив сразу, закурил. Всмотрелся в темно-синее, почти черное небо.
— Что мог, Вадик, я сделал. Секретарь уставился на Медведя во все свои четыре глаза, если считать с очками. Да и придраться в этот раз было не к чему. Мальчишка проделал упражнение без запинки.
— Он травмировал мне Кайметова… Видел таблетки в раздевалке…
— Таблетки… Что тебе эти таблетки? Их вон, все кому не лень принимают.
— Дядь Петь, дети — не все. Тут по головке не погладят…
— Не погладят, — согласился Гришковец, подумав пару мгновений. — Ну, Вадик, тут ты сам на это пошел. Кто ж тебе виноват? А я не стану рисковать карьерой ради одного мальчишки. Слишком опасно было на последнем подходе его… Того… Иващенко пристально следил за Медведем в этот раз. Боюсь, мог даже что-то заподозрить.
Вадим смолчал. Неприятная, мерзкая обида поселилась у него в душе. Обида, которой удержать он все же не смог.
— Вот уж да, — решился он.
— Что?
— Вот уж, правда, судейство — риск большой. Особенно такое, какое вы проводите.
— Это ты о чем? — Нахмурил густые брови Гришковец.
— А если кто узнает? Это ж придется результаты всех соревнований отменять. Вы, ведь, все потоки судите.
— И как же, извини пожалуйста, кто-то узнает?
Вадим, охолонув после ледяных слов тестя, замолчал, отвернувшись.
— Ты, никак, мне решил угрозы высказывать, а? Сопляк?
— Вы бы со мной слова выбирали, — почувствовал Вадим новую вспышку злости в душе. — Я вам не мальчишка.
— А то что будет, а? — Кивнул ему Гришковец.
— Думаете, я вас боюсь? — помолчав пару мгновений, сказал Рыков. — Думаете, что раз вы мой тесть, буду перед вами на цыпочках ходить? Я вам много как помог. Много кого к вам привел. А вы… Никакой благодарности…
— А за что мне тебя благодарить-то⁈ — Возмутился Гришковец, — За то, что ты меня подводишь под должностное преступление, а теперь еще и угрожаешь⁈ Из-за какого-то мальчишки…
— Из-за какого-то мальчишки моя карьера может закончиться!,И предупреждаю — закончится моя, ваша пойдет следом!
— Что?..
— Что слышал!
Гришковец страшно скривил лицо от подкатившей злости. Посмотрел на Рыкова холодным-прехолодным взглядом.
— Ты че это удумал, рожа твоя паскудная?.. Ану, пошел отсюда, что б глаза мои тебя не видели!
— Я-то пойду, — зашагал прочь Рыков, — да только смотрите, что б и вам тоже уходить ни пришлось.
* * *
Закончилось награждение только к восьми вечера. Ребята из «Надежды» завоевали несколько призовых мест в разных категориях. Например, Сережа взял второе место в своей, легкой. Первым был другой Сергей — Сергей Николаев из Новокубанской «Зари». Я же завоевал свой третий юношеский. Сейчас для меня эта маленькая победа была важней всего. Доказал я что и сейчас, в этом новом теле, могу все еще преодолеть себя.
Усталый народ покидал спортшколу. Галдящей массов тянулся он от главного входа к воротам.
Наша группа готовилась ехать домой. Усталые, но счастливые ребята влились в общий поток, направились за ворота, к стоянке, на которой ждал автобус.
Я с ними не пошел. Константин Викторович куда-то запропастился, а ведь мы с Иващенко договорились обсудить беду с метаном. К слову, секретаря соревнований я тоже нигде не нашел.
Я вышел на двор, направился подальше от гудящей на разные голоса толпы. Стал оглядываться. Прошелся вдоль высокого и продолговатого корпуса спортшколы ко вторым, закрытым воротам.
— Я думаю, нам давно надо было поговорить, — услышал я приглушенный голос Иващенко. — Спасибо, что первым решился.
Я поторопился пойти на звук разговора, и когда достиг угла здания, замер. Тихонько заглянул за угол. Двое друзей, двое тренеров стояли у черного хода школьного корпуса. Константин Викторович курил. Оба перешли на тихую, едва слышимую речь.
Решив, что не стану сейчас вмешиваться в их душевный разговор. Я просто поглядел на старых друзей пару секунд. А потом подумал, что подожду немножко, прежде чем отправится к ним. Пусть поговорят себе спокойно.
Когда было, я хотел уже отойти, за спиной раздалось:
— А чего это ты тут шпионишь?
Глава 22
— А, это ты, Вова, — Гришковец изобразил удивление и немного растерянно рассмеялся. — А я-то думаю, что за мальчуган тут прячется?
Высокий и крупный судья-рефери посмотрел на меня сверху вниз. Снова на его лице, жутковатом от игры света и тени, появилось тоже самое неприятное выражение: добрая улыбка, но холодные, недоброжелательные глаза.
— Вы что-то хотели? — спросил я в лоб.
— Да так, ничего, — мужчина потер массивную шею. — Поздравить хотел. У тебя получилось очень достойное выступление. Особенно учитывая, что это были твои первые соревнования.
— Спасибо, — я ухмыльнулся. — Действительно, было непросто. Особенно учитывая вашу судейскую работу.
Улыбка тут же слетела с губ Гришковца. Он раздул ноздри, выдав на мгновение свое возмущение.
— А что тебе не так? — деланно добродушно спросил он. — Я старался быть предельно внимательным и справедливым.
— И потому завалили мне два подхода на толчок.
— Чего ты на меня так злишься, Вова? — Удивился Гришковец. — Почему это завалил? Может, ты, конечно, так думаешь, но точно тебе говорю: я оценил все правильно. Ты в этом спорте только начинаешь. Вижу, мальчик ты самоуверенный, амбициозный. Совсем в своих силах не сомневаешься. Рвешься вперед. Да только со стороны-то лучше видно. А я человек опытный. Ты мог своих ошибок просто не заметить. А я все вижу.
— В первом толчковом подходе я не трогал штангой бедер, — сказал я. — Во втором с локтями у меня был порядок. Вы сговорились с Рыковым, так? Он ваш родственник. Подговорил вас меня засудить.
— Чего?.. — Помрачнел Гришковец. — Мальчик, думай, с кем ты говоришь.
— Вы подсуживали, и Иващенко это узнает. Вас снимут с должности за нарушение правил. А может быть, даже за коррупцию привлекут.
— Ах ты мелкий… — Разозлился Гришковец, но сдержал просившееся на язык обзывательство.
Он заозирался по сторонам, чтобы посмотреть, не слушает ли кто-нибудь. Вспомнив о тренерах за углом, он схватил меня за руку. Я попытался вырваться, но судья потянул меня подальше от угла.
Не растерявшись, я пнул его по голени. Гришковец ойкнул, бросил мою руку.
— Засранец… Да кто тебя вообще слушать будет?.. Ты ничего не докажешь, гад мелкий! — Стал ругаться он вполголоса.
— Кто из нас гад и засранец, решит комиссия, когда Иващенко выдвинет по вам и вашему зятю вопрос на собрании Машиностроителя, — невозмутимо сказал я.
— Невоспитанный мальчишка… Кто тебя так учил со старшими разговаривать⁈
