Наряженная в полное облачение Милослава лебедушкой проплыла по горнице, села на скамью
у окна и начала перебирать струны. Раздалась приятная мелодия, а следом Маша запела: Слушай радость одно слово,
Где ты светик мой живешь…
Все женщины в доме подхватили муторную путанную песню, и только Дуня сидела, да
думала, что скоро ей ехать в монастырь и расписывать стены. Она соскучилась по рисованию, но там предстоит большой объём работ, а это для маленького человечка сложно. Использование
трафаретов упростит задачу, но все равно потом придется вручную расписывать каждый
элемент. И как там отнесутся к ней монахини? Родственницы в обиду не дадут, но свободы не
будет.
Дуняша огляделась и принялась лениво ковырять квашенную капусту, доставая из неё
морковные перышки.
Маша пела уже третью тягомотную песню из утвержденного московским бомондом
репертуара, когда отец завёл разговор о том, как хорошо бы было детей поженить! Машенька
— славная дочь из хорошего рода, Иван тоже не уступит в славности и родовитости.
Дуня потеряла интерес к капусте, подалась вперёд, чтобы ничего не упустить. Псковский
боярин с интересом поглядывал на зардевшуюся Машу, переводил взгляд на завороженного
девочкой сына и вроде как был не против, но и не хватался за предложение двумя руками.
Доронины вроде как бояре, но Пучинковы в Пскове сильно повыше их будут. Зато в Москве
Доронины крепче на ногах стоят. Вот и думай.
Да с деньгами нет между ними равенства, тем более после злосчастного пожара. Загородное
имение вроде бы зажиточное и народу тут много, но оно одно, и сыну останется. Так что крепко
думать надо.
— Обиду твою понимаю, — сочувственно говорил отец про пленение, — но за Москвой
сила, пойми! Под латинян псковичи не пойдут, а одним вам не выстоять…
Маша допела и вопросительно посмотрела на маму. Милослава одобрительно кивнула ей, потом отложила гусли и величественно поднялась:
— Вечер выдался тёплым, — громко произнесла она, — предлагаю продолжить пир в саду.
Поведя приглашающе рукой и чуть склонив голову в знак уважения к гостю и мужу, добавила:
— Там столы накрыли!
Вячеслав, поддерживая под руку немного захмелевшего Пучинкова, вышел и гуляние
продолжилось. Боярыня вынесла разноцветные ленты и одарила собравшихся деревенских
девушек ими. Девчата с достоинством поблагодарили и повели хоровод с песнями.
Дуняша подобралась к Маше, присевшей за женский стол и спросила, отчего та не стала петь
новых песен.
— Хочу батюшке Ивана Харитоныча понравится, — смущённо призналась она.
Дуня скептически выгнула бровь, вызвав смех у сестры, но Маша быстро пояснила:
— Харитон Алексеевич всё по старине любит, вот я и… а твои песни слишком необычные.
Дуняша молча покивала и побрела к себе, не став даже смотреть за девичьим хороводом.
Устала она что-то. Целый день с братом возилась, потом им досталось от матери, а тут ещё
Машка сама себе карму портит.
Если она в родном доме боится показать себя такой, какая есть, перед предполагаемым
свекром, то каково ей будет на чужбине?
А впрочем, откуда Дуне знать, как надо себя вести?
Женщины постарше советуют быть тихой и неперечливой, а Евпраксия Елизаровна только
фыркает, когда слышит подобные советы! Мама же лукаво улыбается и говорит, что надо быть
как водица. А вода-то разной бывает.
И как же быть?
В своем времени Дуня не волновалась по этому поводу. У неё там не сложилось. А тут будет
раз и навсегда, да к тому же муж побить может. Вот и думай, стоит ли вообще рисковать? Не-е, нафиг, нафиг! Бр-р-р. Ей вот интересно другое — убралась старая княгиня в монастырь или
нет? И насколько далек этот монастырь от Москвы?
ГЛАВА 7.
Харитон Алексеевич задержался в имении на несколько дней. Он хоть и торопился домой, но
увлёкся вездеходом и чуть не разобрал его на части. Всё ему интересно было, а хозяин имения
рад похвастать. Мало показать, как движется вездеход, Вячеславу в радость было рассказать, как хитро всё сделано было.
Детальки не на глаз резали, а по образцу одна к одной, чтобы они взаимозаменяемы были, а
после часть деревяшек в масле варили, другую в воске. Разное дерево использовали, сверла
совершенствовали… Так что псковича не только вездеход удивил, но и подход к его
строительству, а затем осуществляемое наблюдение за снашиваемостью деталей. Это было ново
и даже расточительно. Создавать что-то новое, подбирая материал в процессе и не быть
уверенным, что будет толк, это как-то непривычно. Баловство, но занимательное!
Доронин соловьем заливался, рассказывая, что началось всё с молодого боярина Петра
Яковлевича Кошкина, получившего недавно прозвище Нога. Тут к месту был упомянут протез
и кресло с колесами, приводимыми в движение за счет рычагов. Этим занималась созданная
Кошкиным-Ногой новая мастерская. Боярин собрал в ней розмыслов и они совершенствовали
хитрые механизмы, позволяющие делать искусственную ногу максимально удобной и
подвижной.
Потом назывались имена розмыслов, участвующих во всех этих неожиданных разработках, и
только о Дуне ни слова, чтобы Харитон Алексеевич не подумал плохого про неё и всю семью.
Помимо вездехода Пучинкиных заинтересовало, что Доронины придумали дать некоторым
своим людям обособленное дело. Богатырша Аксинья отчиталась перед прогуливающимся с
гостями молодым боярином, что начала работу над новыми моделями игрушек. Пучинкин
только крякнул, услышав иноземное слово «модель».
Митька с гордостью сообщил, что занимается обработкой земли по науке, а Любаша добила
любопытствующих вдумчивой организацией процесса работы каменщика и сбыта товара.
В общем, не деревня, а сплошь научные деятели.
Дальше Вячеслав не повёл гостя. Жена намекнула, что крестьяне запарились в работе и
ничего не успевают. Он удивился и даже усомнился, но поберегся оплошки перед гостем.
Дуняша же занималась своими делами. Сшила себе тетрадь из заграничной бумаги и
переписала туда всё то, что ей рассказывала лекарка. Дед рассердится, что она взяла у него
белые листы, но бумага местного производства серая и рыхловата.
Вот ведь, предмет для расстройства!
Дуняша знала, как изготавливать бумагу, но чуть ли не до девятнадцатого века её отбеливали
хлором, а с ним она возиться не хотела. Можно было попробовать добавить в состав белой
глины, но качество все равно будет сильно уступать отбеленной химией бумаге. На Руси же не
знали про хлорное отбеливание, и как результат, бумага получалась серой, желтоватой или
коричневатой, но только не белоснежной.
Записи заняли много времени, и Дуня была рада, что брат больше не беспокоит её. Вроде бы
он чем-то увлекся и кроме дядьки никого не требовал к себе, но вечером она неизменно
рассказывала ему сказку и целовала в милостиво подставленную щечку.
С гостями прощались тепло, особенно с молоденьким бояричем. Родители всё-таки
предварительно сговорились за молодых, но по рукам не ударили — время есть. Пучинкиных
загрузили незатейливыми подарками, дали припасов в дорогу и уже выстроились ручкой
махать, как Дуня обратила внимание, что нигде нет брата с его дядькой. Нехорошо это. Потом
накажут мальчишку из-за того, что не проводил гостей. И тут:
— А-а-а-а-а, ратуйте, люди! Белая змея ползёт!
Недоумение и тишина. Все вытянулись, чтобы посмотреть, кто с ума сходит. Набег? Но при
чём тут змея?
— Свят, свят, свят…
— А-а-а-а!
— Господи помилуй! Отче наш, иже еси на небеси…
— Привидится же такое…
— Ад разверзся! Из-под земли гад выполз!
— Иродище нашу землю поганит! Ратуйте люди!
— Спасайтесь! Бегите!
Народ заполошно забегал, сбивая друг друга с ног, но под защиту стен боярского дома
