От такого хамства я онемел. К такому я готов не был, это точно.
— Что стоим, гражданин Панов? — начал подгонять меня мент. — Паспорт не забудьте.
Минут через пять я жертвенным бараном плелся за лейтенантом. Что случилось?
До отделения пешком дошли — да и что тут, метров двести если есть, и то хорошо. Я почему-то больше боялся перспективы пропустить пары по политэкономии.
Меня тут же отвели к дежурному, попросили выложить всё из карманов. А что там — три рубля с копейками, ключи в связке и паспорт. Всё мое добро вместе с часами отправилось в конверт из оберточной бумаги, а меня без объяснений запихнули в обезьянник. Вернее, это потом станет аквариумом и обезьянником, а пока никаких панорамных решеток, обычная камера, не очень большая. Хотя нет, вру, в этой ни источника водоснабжения, ни сортира не было. В углу на голых дощатых нарах спал какой-то синяк, источавший дикое амбре из употребленного, наверное, за неделю. Чуть поодаль от него бодрствовал еще один, лет сорока щупленький мужичок с нечесаными сальными лохмами и землистого цвета лицом. Этот уже мучился от похмелья, пытаясь прогнать недуг древними экстрасенсорными практиками — схватился ладонями за виски и слегка раскачивался вперед и назад.
Я сел и постарался отвлечься от происходящего. Говорят, помогает. Вон, академик Вовси, ну который у Булгакова в «Мастере» доктор Кузьмин, хвастался после отсидки по делу врачей, что в камере целый учебник в уме придумал, а потом как вышел, сел и записал. Впрочем, мне столько сидеть не хочется. Так что я пытался сочинить отчет для другого академика, Чазова. Что рассказывать, о чем сообщать. Увлекся я этим делом, даже не обратил внимания когда замок в двери загрохотал.
— Панов? С вещами на выход! — рявкнул кто-то невидимый мне с порога.
Какие вещи? Усы, лапы и хвост — вот и всё мое имущество. Меня повел по коридору, потом по лестнице хмурый сержант. Остановил перед какой-то дверью, постучался, дождался звукового сигнала и завел в кабинет.
— Присаживайтесь, Панов, — показал мне на стул хозяин кабинета. — Моя фамилия Пилос, Аркадий Борисович.
Я сел и уставился на своего визави. Толстяк в очках с большими диоптриями. Минус пять, наверное. Как он еще в органах служит и комиссии проходит? Или таблицу оптометрическую наизусть выучил? Лысина на пол головы, очень весело, если учесть, что его фамилия с латыни переводится как «волосатый». Костюмчик сильно жизнью потрепан, небось, на локтях пиджак уже прохудился местами. Да и галстук как бы не от папы в наследство достался.
— Короче, гражданин Панов Андрей Николаевич, — сказал он, аккуратно разложив перед собой несколько листов бумаги. — Возиться мне с тобой некогда. Давай я тебе все перспективы обрисую, а ты сам выберешь. Статья сто сорок четыре уголовного кодекса РСФСР. Кража. Пункт первый — до трех лет, либо исправработы до двух, или даже вообще — штраф. Пункт второй — это когда повторно или с проникновением в жилище, ну и далее неинтересно — от двух до семи. Пункт третий — группой лиц, так тут санкция с четырех до червонца. Плюс конфискация. Смотри, Панов, ты же первоход, сейчас быстренько признаешься, получаешь наказание, не связанное с лишением свободы. Помощь следствию и добровольное сотрудничество гарантирую. Или даже явку с повинной оформим. Вообще красота! — чмокнул он губами, типа, и сам бы хотел чистуху составить, но только по старой дружбе уступает такой лакомый кусочек мне.
— А госнаграды помогут? — поинтересовался я. Вовлекся в торг, значит.
— А есть? — спросил Пилос и нацелил ручку в листок.
— Да. Грамота от МГК и от Моссовета. Плюс памятный подарок.
— Конечно! Это обязательно зачтется! — радостно ответил мент. — Точно условно дадут, месяцев шесть, не больше!
— Вы уж извините, а можно всё-таки узнать, а что же я украл? — как можно более осторожно спросил я.
— Вот раззява, — он даже руками развел. — Пожалуйста, заявление от гражданина Извольского, проживающего по Столярный переулок, сорок... Ага, нашел! Двадцать первого марта неустановленные лица в промежуток между пятнадцатью и девятнадцатью часами проникли... похищен видеомагнитофон «Филипс»...
— Ага, понятно. Можно листик бумаги у вас попросить? И ручку.
Обрадованный колобок (как же, на ровном месте палку срубил — кражу раскрыл, с чистосердечным!) дал мне необходимое.
— В свободной форме: я, такой-то, тогда-то, имея умысел, подробнее только, ничего не пропускайте.
— Извините, а «прокурору города Москвы» — должность с какой буквы писать? Со строчной или прописной?
— Ах ты... щенок! — он вырвал у меня листик, скомкал и бросил в урну. — Да ты!.. Меньше червонца хер получишь! Все кражи через день на себя примешь! Сапоги мне лизать будешь!
— Вы бы для начала потрудились уточнить, а где я был двадцать первого марта, — сказал я.
— И? На Луну летал? Был у бабушки в Архангельской области? — насмешливо спросил он. — Мы всё проверим, Панов. Мне тут такие песни уже тысячу раз пели.
— С девятнадцатого по двадцать пятое марта сего года я был, гражданин Пилос, в городе Вена, столице Австрийской республики, о чем можно узнать из отметок о пересечении границы в загранпаспорте, сданном в ОВИР. Ну, и из свидетельских показаний лиц, бывших со мной. Списочек составить? А на Луну не летал, извините.
У Пилоса вдруг проявилась неожиданная потливость — он с минуту тщетно пытался вытереть лицо. Представляю, что за мысли кружились у него в голове: чувак с госнаградами, место жительства, знакомые, забугорье в качестве алиби... Сейчас напишет жалобу, потом отбрехивайся до китайской пасхи. А на финише, если повезет, то выговор. А ведь могут и неполное служебное впаять, тут как судьба повернется. И не сажать тоже нельзя — сверху позвонили, попросили поработать с борзым студентом.
Дверь за моей спиной открылась и очень знакомый голос сказал с порога:
— Аркадий Борисовиич, вот, возвращаю вам... — процокали каблучки и я увидел лейтенанта Видных. Эх, женщина-мечта! Достанется же кому-то эта трешка в форменном кителе... — Панов? Что ты опять натворил? — это она на меня внимание обратила.
— Да мы тут с товарищем Пилосом решаем, как выйти из затруднительного положения.
Повисла недолгая пауза. Видных что-то просчитывала в голове. Словно калькулятор.
— Не буду мешать, — наконец, холодно сказала она и вышла из кабинета.
Это Видных пока не поняла, кто тут в затруднительном положении оказался. А Аркадий Борисович всё понимает. Моментом спрятал бумаги в ящик и метнулся за ней:
— Анна Петровна, одну минутку!
Ну не минуту он был там, конечно. Чуть подольше. И не вернулся, Видных за себя прислал. Тут всё и выяснилось.
Позвонили сверху. Прозрачно намекнули. А тут подвернулся Извольский с темой украденного видика и заявлением от некой добровольной помощницы милиции, сообщившей, что у соседа, ведущего асоциальный образ жизни, недавно появился видеомагнитофон, на котором тот устраивает просмотры... Дальше включился конвейер. Видик у меня изъяли, терпилу, похоже, попросили поправить номерок в протоколе.
— У меня чек остался после покупки, — холодно я сообщил мрачной Видных. Ей тоже не радовалось улаживать все это дерьмо. — Грубо работаете!
— Я к этому всему отношения не имею! — дознавательница развела руками. — Если чек есть, это, конечно, все меняет.
— Даже свидетели покупки в наличии.
Мне принесли самое искреннее извинение и вообще. И еще — раз сигнал был, то следователь магнитофон всё же изымет. Вместе с чеком. Составят акт, всё по закону, на дачу себе никто не утащит. Быстро проверят и вернут. Дело пары дней. Ну максимум — неделя, точно.
А на соседку посоветовали написать заявление о клевете и ложном доносе. Ничего ей, конечно, не будет, но нервы потреплют, в следующий раз подумает. Я вздохнул и пошел домой, чек искать. И думать, как сделать так, чтобы эта старая грымза забыла про меня навеки? А еще лучше — чтобы штаны меняла, когда только вспомнит. Ибо достала уже.
