Затем, похоронив погибших камрадов и быстро отремонтировав один танк, которому просто сбило гусеницу, остатки роты двинулись дальше. Это был самый трудный бой во всей Французской кампании, правда под конец танк Ганса подбили, но экипаж отделался легкой контузией и испугом. Вместо подбитого танка Ганс получил уже новую тройку с 5-сантиметровым орудием, и именно на этом танке он начал Русскую кампанию, правда провоевал совсем немного.
Русские танки оказались совсем не те, которые все ожидали. Вместо хорошо известных им по войне в Испании легких Т-26 и БТ их встретили новейшие средние Т-34 и тяжелые КВ, которые практически не брали их снаряды. Уже осенью 1941 года танк Ганса снова подбили, он загорелся, а сам Ганс получил ранение. После госпиталя он попал уже на средний Т-4 и провоевал на нем чуть больше года, пока его снова не подбили русские.
И вот теперь, после выписки из госпиталя, как хороший наводчик, он получил предписание в тяжелый самоходный батальон на совершено новую самоходку «Фердинанд». Боевая машина ему очень понравилась, мощная 8,8-сантиметровая пушка, способная бороться с любыми танками русских, и толстенная лобовая броня, которую не могло пробить ни одно противотанковое или танковое орудие русских. Правда, его «Фердинанд» был очень тяжелым, но они прибыли на вполне нормальную проходимую местность. Погода стояла сухая, и почва была достаточно твердой, чтобы выдерживать его вес.
Рано утром их построили перед боевыми машинами, и командир полка произнес речь, суть которой сводилась к тому, что наступил решающий час, чтобы доказать этим дикарям русским, кто является настоящим хозяином этого мира. В предстоящем сражении они должны разгромить орды диких восточных варваров и наконец закончить так непозволительно долго затянувшуюся войну. Нужно было сначала разгромить большевиков в решающем сражении, уничтожив основную массу их танков, а затем, развивая успех, окружить остатки Харькова, после чего небольшая часть останется его блокировать, а остальные рванут по пустым дорогам к главным городам русских.
И вот он во главе стальной лавины немецких танков двигался на позиции русских. Первую линию обороны они заняли походя, там даже не было никакого отпора, лишь хорошо разрушенные артогнем укрепления противника. Вот потом началось сопротивление, по его самоходке периодически прилетало, но пробить толстенную броню русские снаряды не могли. Когда до русских позиций осталось всего ничего, в свой прицел Ганс увидел «Костолома», так называли свои штурмовые самоходки русские, и так же их стали называть немцы. «Костолом» был в укрытии, правда разрывы снарядов разметали бревенчатый сруб, за которым тот спрятался, только он был еще и полузакопан в землю. Ганс увидел, как орудие корабельного калибра русского «Костолома» наводится прямо на него, он просто почувствовал это, и сам стал лихорадочно наводиться на русского. И он успел первым.
Звонко рявкнуло их орудие, и спустя буквально секунду Ганс увидел лишь отсверк своего попадания по русскому. Броня «Костолома» тоже была достаточно толстой, ведь его основной задачей было под огнем противника прямой наводкой уничтожать огневые точки. Ганс прямо застонал от досады, в этот момент сверкнуло орудие «Костолома», затем раздался гулкий удар, и наступила спасительная темнота.
Ответный выстрел СУ-152 тоже попал в немецкую самоходку, командир «сушки», видя безрезультативность стрельбы даже бронебойными снарядами по этому гробу на гусеницах, выстрелил фугасным снарядом. Броню немецкой самоходки снаряд, естественно, не пробил, но разрыв на ее броне почти сорокакилограммового снаряда с почти шестью килограммами взрывчатки бесследно не прошел. Экипаж немецкой самоходки получил контузии и выбыл из строя, а сама самоходка, немного проехав вперед, остановилась.
В себя Ганс пришел уже снаружи самоходки и с ужасом увидел, что его окружают русские солдаты. Вскоре его вместе с экипажем и другими камрадами угнали в русский тыл, где он и пробыл до конца войны. Домой он вернулся из русского плена только через пять лет, но главное – живым и здоровым.
Когда немецкие танки практически достигли линии наших окопов, то их количество значительно поубавилось. Все поле, по которому они наступали, было усеяно горящими остовами «тигров», «пантер» и четверок. В этот момент прозвучал приказ, и, взревев моторами, лавина ИСов и противотанковых СУ-100, которые все же держались немного позади тяжелых танков, двинулась вперед.
На такой короткой дистанции если бронебойный снаряд ИСа попадал в башню любого немецкого танка, то ее просто сносило с погона, а при попадании в лобовую броню он с легкостью ее проламывал, превращая экипаж танка в кровавый фарш. Оставшиеся немецкие танки открыли по ИСам огонь, но их снаряды лишь бессильно рикошетировали от толстых и наклонных броневых плит русских танков. Неспешно двигаясь вперед, русские танки то и дело останавливались для выстрела, затем шли дальше. Эта неумолимая стальная волна очень быстро прошла поле, усеянное горящими немецкими танками, и двинулась дальше.
Глава 16
Дождавшись, пока тяжелые танки и противотанковые самоходки не добьют окончательно танки противника, следом за ними двинулись и старые «тридцатьчетверки» с КВ, а вместе с ними и пехота на бронетранспортерах. Все «Костоломы» остались на своих местах, главную свою задачу они выполнили, помогли проредить ряды противника, а в маневренном бою толку от них мало, они создавались и предназначались для другого. Очень скоро старые танки с бронетранспортерами догнали тяжей, и дальше они наступали уже вместе. Не ожидавшие такого исхода сражения немцы не смогли организовать достойного отпора. Спонтанно образовывавшиеся очаги сопротивления с легкостью подавлялись, вот только прошли наши танки недалеко, буквально километров пять, и были вынуждены встать.
Нет, дело тут не в возросшем сопротивлении противника или появлении у него новых сил, все было намного проще: за время боя танки и самоходки расстреляли почти весь свой боезапас, и теперь было необходимо его срочно пополнить. К вставшим танкам сразу устремились транспортно-заряжающие машины и блиндированные грузовики. Это были обычные грузовики, только с бронированными кабинами и бортами. Конечно, их грузоподъемность из-за этого падала, зато было намного больше шансов подвезти топливо и снаряды с патронами во время боя.
Пехота тоже не сидела без дела, для ускорения погрузки она активно включилась в процесс, и мгновенно выстроившиеся в цепочки бойцы передавали от машин снаряды танкистам, которым оставалось только укладывать их в боеукладки своих машин. Понимая, что лишние полчаса особой роли сейчас не сыграют, заодно подогнали и полевые кухни, где уже был готов обед, и бойцы после погрузки боезапаса приступили к обеду. Сразу после этого прозвучал приказ, и вся масса техники снова двинулась вперед, по ходу движения с легкостью сметая немецкие заслоны.
Единственное, пришлось разделяться, так как необходимо было охватывать большие расстояния, и двигаться дальше такой сплоченной группой было нельзя. Тут тактика действия изменилась, если до этого первыми шли ИСы, сметая все на своем пути, то теперь такой сильной обороны не было, и вперед рванули более легкие, быстрые и маневренные «тридцатьчетверки» вместе с бронетранспортерами.
Получив сообщение, что на них катится лавина русских танков, немцы запаниковали. Вот только скоро наступление снова замедлилось, причем очень значительно. Хотя большинство немецкой бронетехники оказалось уничтожено, но немецкая пехота никуда не делась, а обучена она была отменно. Конечно, приличное количество немецкой пехоты погибло при обстреле «Смерчами», но лишь только та ее часть, которая должна была принять участие в штурме наших укреплений. Цепляясь за малейшие удобные для обороны места, она оказывала самое ожесточенное сопротивление, и нам приходилось, прежде чем двигаться вперед, уничтожать противника.
Когда рано утром нашему командованию поступило сообщение, что немцы начинают атаку, обе наши ударные армии, сосредоточенные по флангам предстоящей операции, получили сигнал о готовности. Спусковым крючком их наступления послужил немецкий артобстрел наших позиций. Поскольку они находились на некотором удалении от линии фронта, то позиций они достигли примерно через полчаса-час, после окончания немецкого артналета и уже начавшейся атаки.
