Из задних рядов, раздвинув мужиков плечом, протиснулся кряжистый парень. Не доходя пару шагов до крыльца, остановился, снял с головы шапку и поклонился, — Федор я, сын Митрофана.
— Тезка значит. — Я посмотрел на него. В сапогах, штаны заправлены в голенища, через расстегнутый на груди, коричневый кафтан, можно рассмотреть рубаху, чистенькая, но видно, что застирана. Поясок, плетеный, кожаный шнурок и начищенная медная пряжка.
— А зовешься как?
— Скорохват — Вдруг выкрикнул кто-то, — Все, что не узреет, норовит схватить. Что он, что братья евонные, одним миром мазаны.
— А те завидки берут? — тезка резко развернулся, зло крикнул в сторону своего обидчика и ткнул пальцем, — Ты как был телепень, так и помрешь им.
— А ну тихо! Эй, крикун иди сюда, — Рукой указал на место рядом с Федором.
Вперед вышел мужичок небольшого росточка, тезке по плечо будет. Брезгливо глянув на соседа, снял шапку и поклонился. Хреновенькая у него одежонка. Заплатка на левом локте, сапоги доживают последние дни. Да сам мужик, не сказал бы что молодой, лет за тридцать будет.
— Звать как?
— Абрам сын…
«еврей что ли?»
Подумал, а вслух спросил, — Иудей? Выкрест?
— Православный, — и размашисто перекрестился. — А роду русского. Дед мой, царство ему небесное, сподобил имечко такое дать.
— Лучше бы он тебе…
Дальше я не расслышал, да собственно и слушать не собирался. Мне вообще было непонятно что с ними делать. Но попытку надо было придавить на корню и с пользой для себя.
Стою, смотрю на них… Гусаки, блин, белый и серый…
«Жили у бабуси два веселых гуся, один серый, другой белый… О! придумал»
Ситуация с образованием уникальная, писать умеют, но мало грамотных. Почитай только дьяки, монахи да писари по приказам, ну и за деньги на торгу можно было найти. А вот считать могут практически все, кто лучше, кто хуже. Эти двое, думаю, не есть исключение. Один хапуга, все в нору тащит, зазря, наш народ такие прозвища не дает. Второй… А этот будет смотреть за первым, чтоб не воровал.
— А не зазорно вам будет, мужики, пойти в обучение к отроку?
— Каковскому? — Федор выставил вперед правую ногу, руку с шапкой завел за спину и гордо выпрямился. Абрам стоял, чуть согнувшись, слегка наклонив голову, и рассматривал меня. Внимательно слушая и пока не задавая вопросов. Стоящие вокруг селяне кто улыбался, следя за хоть каким-то развлечением в серой жизни деревни. Другие просто стояли и смотрели, тихо переговариваясь с соседями. Видимо делали ставки — кто придет к финишу первым. Фигушки, сегодня банк будет мой.
— Таковскому. Климом его звать. Ведаете про такого?
— А то, как же. — Федор поднес руку к затылку и стал, яростно скрести, толи думал, толи вшей гонял. Оглянулся на сельчан, словно искал у них поддержки. Посмотрел на соседа, скривил лицо и махнул рукой, делай, как знаешь. Абрам коротко улыбнулся, одними уголками губ, на его метания, коротко поклонился и ответил, — отчего ж не пойти, ежели прок будет.
— Так тому и быть. Подойдет, ему про вас и поведаю. С ним обговорите, когда и где обучатся, будете, чтоб урона вашим хозяйствам, не было. А вот и он. — Я указал рукой на вышедшего из проулка, отрока.
— Клим, — спросил у него, когда он подошел и встал рядом, — возьмешь в обучение, — кивнул головой на двух кандидатов.
Он осмотрел их с ног до макушки, — Да.
Мы поговорили ещё минут пять. Я предупредил ещё раз толпу, чтоб остались только ученые, а неучи шли до завтра. И побежал. Вот что за день… К вечеру точно язык распухнет, и замес-то галстука будет…
— Ну, здравы будем, люди хорошие. — Поздоровался с народом.
«Вот вы, какие, северные олени»
Чужаков набралось почти два десятка, точнее семнадцать человек. Кто-то стоял, опершись о стену покосившейся постройки, другие сидели на бревне. Несколько парней обступило Антона и, судя по донесшимся до меня репликам, сильно на него наседали, требовали объяснений. И все это на повышенных тонах. Хорошо хоть за грудки, парня не хватали. Мое появление осталось незамеченным и мне пришлось повторить приветствие громче и хлопнуть в ладоши, чтоб привлечь внимание к себе. В наступившей тишине подошел и встал рядом с Антоном, — Спасибо, что собрал.
— Ребята, встанете так чтоб я вас всех видел, — Повернулся к одному, с рябым лицом, оставшемуся позади, — Терпеть не могу, когда за спиной торчат.
Парень смутился, пригнул голову и, обойдя стороной, встал сбоку от основной группы. Я придержал за рукав, шагнувшего было к своим, Антона, — Здесь постой.
Пару минут молча, изучал лица, кивнул своим мыслям и начал. — По моей просьбе, — Поднял палец вверх
акцентируя внимание на слове, — вы собрались здесь. Зачем вас сюда позвал…
Думаю что, он — Кивнул на соседа. — Уже поведал. Так ведь?
Дождался ответных кивков и продолжил. — Здесь вас собрал, чтоб не было кривотолков и пересудов и чтоб с деревенскими не разругаться. А то пойдет молва — чужаков набрал, а своих по боку. Ну, да бог с ними, все равно обиженные будут.
Заметил, как один из чужаков собрался перебить меня и выставил перед собой ладонь. — Дай договорю, а потом будешь слово молвить. Ему (указал на Антона) я уже говорил — что мне не нужна ваша кабала, а надобно, чтоб вы были вольными. Зачем и почему, надеюсь, он успел рассказать (опять ссылка на соседа) Говори уж, нетерпеливый ты наш, а то лопнешь ненароком.
— Лжа это все. А тебе…
— Ежели это ложь, зачем ты тогда сюда, пришел? А? Тебе-то, что здесь надобно? Парни посмотрите, у меня с собой есть мешок денег, чтоб их вам дать за вашу кабалу? — Распахнул полы кафтана. Явив свету рубаху и сбрую с двумя пистолетами. Они на миг замерли и отступили малость назад. Чуток всего на полшага. Я вытащил один и поднял дулом кверху, — Вот это пистоль. Чтоб не было всяких побасенок, сразу молвлю. Вот такое оружие здесь будем делать. Уяснили?
«Один рабочий говорит другому, — слушай, ничего не понимаю. Какие не утащу детали из своего цеха детских колясок… А как дома начну собирать, все одно пулемет получается»
Повертел, показал со всех сторон и убрал на место. — Ну что, птица-говорун, дальше будешь молвить что — лжа это?
Он усмехнулся уголком рта, отчего его лицо скривилось, — А на кой тебе вольные надобны? Ты же боишься — что продастся кто и уедет, а тебе убыток с того будет.
— Боюсь. И поэтому хочу, чтоб вы со своими семьями, сюда переехали. Дома свои поставили и жили здесь.
Он улыбнулся, торжествуя, и уже вскинул руку, чтоб изобличительно в меня ткнуть пальцем — А я что вам говорю.
— Ты погодь… Молви кА мне, для того чтоб в кабалу писаться, надобно у хозяина денег взять, верно это?
Он кивнул, не отрывая от меня взора.
— А как тогда называется — что хозяин вам плату за вашу работу дает, взамен ничего не требуя?
— Поденщина?
— Почти, но не так. С каждым будет уговор, что его берут на работу на целый год…
Я оглядел стоящих передо мной людей, вздохнул и начал говорить…
«Через год вас палкой отсель хрен выгонишь. Опять, двадцать пять, тридцать пять, сорок пять — Федор ягодка опять. Господи, как только у меня язык не отвалился в тот день. С перерывами в несколько месяцев, со всеми спорами с Никодимом и Силантием, сейчас с трудом выдержал этот заключительный этап марафона, чтоб не сорваться. Это не мой друг и компаньон, который пошипит, поворчит, а выслушает. Это люди готовые продать мне свои руки, но они хотят остаться свободными. Мне пришлось давать ответ чуть ли не за каждое сказанное мной слово, разжевывать. Блин, как только не подавился… Уже почти под занавес, когда я, осипнув от бесчисленных повторов и ответов на разнообразные вопросы, на миг смолк, поднял руку чтоб утереть пот со лба. Заметил за спиной у допрашивающей меня гоп компании, Никодима и Силантия. Сколько они там стояли не знаю. Старый стрелец заметил мой взгляд, шепнул что-то на ухо меднику взял его за рукав и потащил за угол, пока другие не заметили и не обратили внимания. Никодим на секунду задержался, посмотрел мне в лицо, тяжелым насупленным взором, вдруг улыбнувшись, подмигнул и исчез за бревенчатой постройкой. Все произошло за пару, тройку секунд. Даже подумал — а не примерещились мне эти двое? Поздно вечером, когда бледная тень отца Гамлета наконец добралась до своего деревянного замка и посадила тощую задницу на жесткую лавку. Вы думаете, ей дали спокойно протянуть ножки на кроватке? А вот фигушки вам, с маслом. Два домашних тирана, стали терзать бедную душу, вытряхивая из неё последние остатки разума. Если бы не винус спириту-с, они схарчили бы меня без остатка. Под конец допроса, Никодим сказал что я — молодец. Делаю все правильно. Ур-ра!!! Блин. С ребятами договорился, ответ мне дадут завтра. Посмотрел в окошко, над темным лесом, нарисовалась узкая полоска света. Ночь заканчивается, так что уже сегодня. И пока не забыл, тетка дала добро. Малость покочевряжилась да согласилась…»
