Так что, хоть кулаком Дос’тёк, ради успокоения собственных нервов, нам и грозил. Однако есть большая надежда, что своим хозяевам, он скажет все так, как мы и договаривались. В конце концов, это в его интересах, поскольку я лично разработал для него отличную систему отмазок от всех обвинений. Так что, если только конечно не попадется под горячую руку, — будет жить.
Ну да рано или поздно, а дорога из пункта А, заканчивается в пункте Б. Вот знакомые отмели и мыс, а за ними поселок нашего дорогого и весьма негостеприимного друга Бир’кека. А вон уже и знакомые ирокезские рожи высыпали на берег нас встречать.
— Уй блин… Осторожнее обнимайте сволочи. У меня спина не железная… И по плечам нехрен хлопать так сильно, каждый удар, электрическим разрядом проходя по спине, отзывается аж в пятках ног.
— Эх… Где это тебя так? — Сочувственно спросил Лга’нхи.
— Аиотеекская плетка. — С видом знатока заметил Тов’хай, чья спина тоже хранила на себе следы знакомства с этим девайсом доисторических педагогов. — Тебя поймали?
— Так надо было. — Гордо ответил я, невольно морщась от боли. — Чтобы враги не поняли с кем имеют дело. И вообще, — чего на солнцепеке болтать, пошли-ка лучше в тень. Да и пожрать бы не мешало.
Рассказы, расспросы, уточнения, завирания и заверения что «Все так и было», продолжались до самого вечера.
В который раз узнал насколько же я крут и нереально ужасен. — Всех обманул, а кого не обманул, тех зарезал. Пришел на помощь друзьям, в самый печальный момент их жизни, и всех спас. А потом еще и испепелил вражескую крепость, фактически одним своим колдовством… с крохотной помощью коровкиного жира и огня. Но коровкин жир, был нужен оказывается исключительно как подношение духам, а огонь возник сам собой, почти-что и не пришлось камнями друг о дружку стучать.
Я впрочем тоже не отставал, и нахваливал своих подельников на всю широту своей фантазии, раздувая в эпический подвиг, вовремя подхваченное из воды весло, или самую быструю пробежку от крепости до моря.
Все привычно делили в уме сказанное не десять… и все равно продолжали восхищаться нашей храбростью, мужеством и смекалкой. Все-таки хорошо находиться в окружении настоящих друзей, и что не менее важно, — отлично понимающих тебя и твое нынешнее состояние. Когда после дикого напряжения нервов и мышц, тебя постепенно начинает отпускать, и ты становишься необычайно болтливым, или наоборот, — уходишь глубоко в себя, и только лестные речи твоих товарищей, способны достучаться до твоего сознания в эти минуты, и вытащить их наружу. Когда сдерживаемые ранее чувства, слова и эмоции, начинают бить из тебя фонтаном, и ты хочешь поделиться ими с друзьями, потому что только друзья смогут понять, оценить, и поддержать.
Ведь они не то что сидящие у экранов телевизоров или за книжками, «объевшиеся» зрелищ, зрители, которым простого, десяток раз отрепетированного и просчитанного прыжка с крыши одного многоэтажного дома на другой, уже недостаточно для щекотки нервов. — «Подумаешь, — они в кино еще и не такое видели», хотя сами подчас не решатся даже канаву перепрыгнуть. Вот кабы герой в прыжке еще десяток сальто сделал, беспрерывно паля по врагам из пулеметов, или расшвыривая в разные стороны заковыристо выточенные сюрикены… Вот это бы было круто. А так…
Драка одного с парочкой злодеев тоже оставляет их равнодушными, — Брюс Ли и другие киногерои и по нескольку десятков зараз лупили. Так что подавай им что-нибудь позрелищнее да поэффектнее, чтобы можно было забыть как они сами убежали от хулигана, на голову ниже себя ростом.
А вот эти, что сидят сейчас вокруг меня. Вот они-то реально понимают, что такое выйти один на один с врагом, зная что поединок окончится смертью кого-то из участников, а может быть и обоих. …Они понимают как непросто в пылу сражения, высунувшись из качающейся на волнах лодки, выхватить из воды весло. И сделать это без десятка репетиций, сотни расчетов и множества дублей. …И что такое пробежка по ночному лагерю врага, когда любой подвернувшийся под ноги корень растения или камень, могут стать для тебя смертным приговором, — они тоже прекрасно понимают, ибо испытывали все это на собственной шкуре.
Вот так и рождается боевое братство, на основе общего опыта, общих переживаний, и общего понимания. И потому с ними так легко и просто сидеть в одной компании, рассказывая байки и завирушки. — Они разделят все сказанное на десять… и поймут.
— Так мы с тобой выходит, близкая родня? А чего раньше молчал? Нехорошо это как-то!
— Так дед не велел говорить…
…Утром, первым делом, я решил совместить приятное с полезным. …Ну может не так чтобы очень приятное, но нужное. Да и «полезное», чувствую было просто необходимым, потому как даже несмотря на усталость, пол ночи я провел ворочаясь на свой циновке, — спина болела не выносимо.
К счастью, запас лекарств у меня был, а вот рук специальной конструкции, которые бы смогли обработать мою спину, я себе пока еще не отрастил. Так что на должность своего помощника, я временно назначил кого…? — Правильно. — Одного из самых молодых, но очень ответственных работников ножа и топора, в нашей бригаде головорезов и скальподобытчиков. — Естественно, я говорю о Завгуре.
Высвистал его в сторонку, снял с себя рубаху, и велел описать что он там видит.
Как я и думал, — увидел он сильно воспаленную кожу, и даже несколько нагноившихся рубцов. Горько пожалел что сейчас тут нет со мной Оилиои, или хотя бы Витька, и начал давать указания молодому, что и как надо делать. — Боли натерпелся предостаточно, пока сей начинающий эскулап, неумело чистил мои раны. Но после того как все рубцы были протерты йодовой примочкой, а поверх замазаны мазью на основе «горькой травки», мне вроде как даже полегчало. Скорее всего, чисто психологически.
— Так значит ты родня Леокаю? — Наугад выстрелил я, почти не сомневаясь в ответе.
— Ну да, он мой дед. — Согласно кивнул Завгур. — Только моя бабка не была его женой, а легла с ним когда он проезжал через наш поселок, и так зачала моего отца. Только Леокай тогда еще не был Царем Царей. Но когда он узнал об этом, его отец прислал роду моей бабки дорогие подарки. А когда аиотееки убили моего отца, который был простым воином в отряде посланным в Спату, — Царь Царей взял меня к себе.
…Тут признаться, я мало что понял. Нет, не в том плане откуда внуки берутся. А в точном соотношении статуса этого Завгура в племенной родовой иерархии.
У степняков бы все было очень просто. Кто родился, тот и сын. А как, да от кого… это уже дело десятое, потому как по-любому, все дети это собственность племени, его продолжение и надежда.
А вот у горцев, дела обстояли малость сложнее. — То что проезжающему мимо сыну Царя Царей подсунули девицу, — это дело естественное и обычное. И дорогому гостю спать не так скучно, и для девицы почет и уважуха, с автоматически повышающимся рейтингом на рынке невест, (сын Царя Царей на кого попало не позарится), да и для ее родни, — шанс породниться с сильным и богатым, (в первую очередь запасами Маны), родом.
Но вот присланные подарки, как я мельком слышал, означают что-то вроде откупа роду матери. …Там вообще какая-то мутная и малопонятная материя начинается, потому как родившийся ребенок, вроде и считается сыном отца, но в тоже время, как бы не совсем. …Сказал бы что «урезан в правах» и «лишен наследства», но это не совсем так. Там как-то все опять же, на отношениях с духами завязано, и еще куча всякой лабудени и предрассудков.
Я признаться никогда всерьез этой темой не интересовался, так что сейчас мне оставалось лишь делать понимающее лицо и сочувственно кивать. Тем более что вот это последнее «взял меня к себе», тоже своеобразная формула усыновления и принятия в род. Я это точно помню, потому как примерно так же мы с Лга’нхи «взяли к себе в род» Осакат, а нас таким же макаром приняли в род Мордуя и Леокая.
Хотя признаться, вероятно под воздействием мельком просмотренных мыльных опер, (ясное дело «мельком», я же всегда был крутым пацаном, который такую муру не смотрит), невольно вырисовывается сюжетик, о первой любви королевича к пастушке, или хотя бы первом ребенке данного персонажа, от какового ребенка, расчетливый и умный дедушка, решил откупиться парочкой мотыг и стеклянными бусами.
…Бред конечно, однако, судя по всему, за этим своим отпрыском, Леокай все-же приглядывал, хотя и не был обязан делать это. А внучка так даже и сумел протащить в свой Род. …Осталось понять «почему?». — Увидел ли он во внучке что-то особенное. Или это просто дань сантиментальным чуйствам престарелого правителя, и ностальгия по его ушедшей молодости.
— Так мы с тобой выходит, близкая родня? — На всякий случай уточнил я. И быстренько возмутился, чтобы прикрыть такое удивительное для говорящего с Духами, шамана, незнание. — А чего раньше молчал? Нехорошо это как-то!
