Добежать до столба девушке удаётся. Но это оказывается ловушкой.
Из тени в отбрасываемый фонарём круг света выходят двое. У одного в руках нож. Второй вроде бы безоружный, но, судя по гадливой ухмылочке, опасность он представляет ничуть не меньшую:
— Куда так спешишь, красотка? Торопишься к мамочке? О, кажется, ты нас боишься? Не надо бояться. Мы вовсе не страшные. Просто мы так же, как ты, любим гулять по ночам и мечтаем встретить любо…
Последнее слово застревает у него в глотке. Пао без подготовки бьёт его ногой в пах. Говорливый придурок падает на мостовую, раззявив в безмолвном крике хлебало и скрючившись, как эмбрион. Его подельник, опешив, не успевает отреагировать на следующий выпад противницы. Девушка резко смещается в сторону и что есть силы лупит гада по правой руке. Нож выскальзывает из пальцев и летит наземь, но Пао это, увы, не спасает, потому что противников у неё не двое, а больше.
Боковым зрением я едва замечаю какое-то неясное движение слева, затем в голову прилетает удар, земля несётся навстречу и…
Снова перед глазами белая вспышка. Снова откат по времени на несколько суток назад.
Зелени в ауре девушки становится больше, и мне это совершенно не нравится. Нельзя всё время бежать в одну сторону. Нельзя уходить туда, откуда есть шансы не возвратиться.
Бывшая-будущая баронесса идёт по залитому солнцем проулку. Сзади шумят рыночные ряды, впереди площадь с их продолжением. Торговый квартал, привычное для горожан место.
«Оружие, — слышу я мысли красавицы. — Мне надо купить оружие».
Решение, в принципе, правильное. Когда из ночных подворотен на улицы выползает всякая шваль, добропорядочным гражданам желательно иметь под рукой что-нибудь острое или стреляющее.
Жаль, правда, приобрести это острое или стреляющее здесь вряд ли получится. По крайней мере, легально. Продавать столь юным особам оружие в Городе запрещено. Ну, если только из-под полы, в обмен на что-нибудь аналогичное «запрещённое».
У Пао товар для обмена имеется. Несколько шариков какой-то курительной дряни. Откуда она их взяла, неизвестно, но я её хорошо понимаю. Бывают в жизни моменты, когда справедливость становится выше закона.
На пути у моей красавицы внезапно возникают двое стражей порядка.
«Посредник! Сдал, сволочь!» — проносится у девушки в мыслях.
— Сумку! Живо! — приказывает один из стражников, поднимая электрошокер.
Сумка летит в одну сторону, Пао бросается в другую.
Поздно!
Мощный разряд гасит сознание, но в самый последний момент оно озаряется белым сполохом.
Вокруг темнота. Разгорающийся вдали огонёк тянет меня к себе вслед за Пао. Время опять откатывается назад, и я с ужасом обнаруживаю, что в моей ауре тоже появились зелёные нити. И если не отыскать, за что можно ухватиться, если позволить себе окончательно провалиться в прошлое, то шансов вернуться в свой мир и в своё настоящее ни у меня, ни у Пао уже не останется.
Якорем стала боль. Тягучая, ноющая, словно от старых ран, что открылись внезапно. Я её сам придумал и сам стремился к тому, чтобы она стала резче, острее, отчётливее. Это ощущение казалось мне наиболее правильным. Потому что ещё по детским воспоминаниям, чем невыносимее становилась боль, тем сильнее хотелось, чтобы она поскорее прошла, чтобы наконец наступило завтра, послезавтра, через неделю, месяц, чем дальше, тем лучше, когда её уже нет и всё, что с ней связано, прошло и забыто…
Вместе со всё нарастающей болью глаза заполонила кровавая пелена. Алые барьерные нити выстреливали из моей ауры протуберанцами, сжигая всю зелень и устремляясь одна за другой к новому похожему на маяк огоньку, зовущему меня в обратную сторону, от ещё не свершившегося вчера в ещё не наступившее завтра…
Миг, и алое пламя накрыло меня с головой. С оглушительным треском лопнули струны, натянутые между мной и прошлым. Душа, словно пущенная из лука стрела, понеслась по оси бесконечного времени. А ещё через миг моя фантомная боль воплотилась в реальность.
Я снова был на арене и меня снова били. Били жестоко. Без скидок на возраст и пол…
* * *
Последний противник оказался здоровенным волосатым громилой, похожим на огромную обезьяну. Для бойца-рукопашника он двигался слишком медленно, даже наверное неуклюже. Та, в чьей голове я сейчас находился, легко уворачивалась от его сокрушительных ударов и могучих захватов, однако сама почти ничего не могла сотворить в ответку. Девчонка против тяжеловеса — такие бои интересны, только если одной вручить в руки кистень, а второго посадить в яму по пояс и не давать вылезти.
Здесь ничего подобного не было.
Нет, девушка конечно старалась. У волосатого было разорвано ухо, расквашен нос и сломаны несколько пальцев, но он, как мне кажется, вообще не обращал внимания на эти «малозначительные» повреждения и просто пёр напролом, надеясь на один-единственный выпад, единственный точный удар.
Такая стратегия выглядела оправданной. Ведь для носительницы моего сознания это был уже третий бой за день, и накопившаяся усталость рано или поздно дала бы о себе знать…
То, что после Паорэ я угодил в Анциллу, меня нисколько не удивило. Я понял это практически сразу, как только услышал привычное «ха»: экселенса всегда так вскрикивала при ударе, если вставала в спарринг. Многих это, как поговаривали, раздражало. Но Ан именно этого и добивалась — чем больше соперник нервничает, тем лучше.
В отличие от Паорэ, герцогиня никаких бонусов от попадания в мир-без-времени не получила. Ни своего дома, ни связей, ни уважаемых и богатых родителей. Возможно, что для обеих это была своего рода компенсация за то, что они имели или не имели раньше. Пао, как это ни странно, жила здесь в достатке, комфорте и сытости, Анцилле, наоборот, приходилось ежедневно и ежечасно бороться за свою жизнь и честь. Для меня же главным являлось то, что я теперь точно знал: обе мои любимые женщины не погибли на переходе, не потерялись, они попали сюда вслед со мной, и мне теперь надо просто найти их в реале.
В голове у Анциллы я очутился прямо во время боя. Первого за сегодня. И этот бой экселенса явно проигрывала. Её соперником оказался юркий жилистый парень с чубом на голове, хорошо бьющий с обеих рук. Сам я боли от ударов не чувствовал, а мог только наблюдать, как Ан раз за разом их пропускает, но всё равно после каждого мне становилось так тошно, как будто бы это не она, а я кручусь волчком в октагоне и пытаюсь даже не победить, а просто устоять на ногах.
Арена, на которой происходили бои, представляла собой правильный восьмиугольник, ограждённый стальной решёткой и сеткой, покрытый каким-то пружинистым материалом и окружённый трибунами до самого потолка довольно высокого зала. Место для схваток хорошо освещалось, но большинство зрителей, особенно на задних рядах, терялись в потёмках и выглядели с арены безликой оруще-вопящей массой.
Правила мне, конечно, никто здесь не объяснил, но судья в октагоне присутствовал. В целом же, по ходу боя, можно было предположить, что местные правила мало чем отличались от тех, что использовались в поместье Астоэ. Такая же драка, кость в кость, пока кто-нибудь из бойцов не признает себя побеждённым или не упадёт замертво. Пол, возраст и вес никакого значения не имели.
Как экселенса смогла продержаться так долго, я не сумел понять, даже когда этот бой закончился. А закончился он, к вящему удивлению и зрителей, и меня, и судьи, победой Анциллы. В тот миг, когда её чубатый противник уже решил, что всё, упавшая на помост девушка больше не может сопротивляться и её надо просто добить, Ан ухватила придурка за чуб, и врезала ему коленом в висок, используя его же собственный вес и движение. В результате чего вместо успешного окончания схватки для чубатого она завершилась фееричным провалом.
Зрители, судя по поднявшемуся на трибунах рёву и свисту, были с этим абсолютно согласны. Настолько бездарно пролюбить неминуемую победу здесь, вероятно, мало кому удавалось.
