— Господин Гарсий, не надо обманывать. Я не настолько наивна.
Толстяк ухмыльнулся:
— Рад, что ты понимаешь. Противником будет Слик.
— Это такой здоровый и волосатый?
— Да.
— Ладно. Пусть будет Слик. Я согласна, — кивнула после недолгой паузы Ан.
Я тяжко вздохнул. Моя экселенса всё ещё не понимала, что в этом бою она не победит никогда. Хоть завтра, хоть послезавтра, хоть через тысячу точно таких же дней и таких же схваток. И никакой опыт ей не поможет. Память будет помнить лишь проигрыш, и чем их больше случится, тем больнее будет влиять на сознание новое поражение. Я знал, что сегодня Анцилла снова переместит себя в будущее, а потом раз за разом станет проделывать то же самое, не видя иного выхода, утягивая меня за собой и лишая возможности прийти ей на помощь в реале.
Хочешь не хочешь, но прямо сейчас мне требовалось оставить её и вернуться назад, в прошлое. Но в прошлом меня ожидала Пао, и она тоже могла утянуть меня за собой, только уже в обратную сторону бесконечной оси бесконечного времени…
«Болван! Зачем тебе будущее или прошлое, если есть настоящее?» — раздался внезапно знакомый голос.
«Мела?! Ты здесь?»
«А где же мне ещё быть, как не в твоей голове?» — сварливо заметила подселенка.
Я невольно опешил.
«Но ведь… у меня же здесь нет своей головы».
«Вот это ты верно сказал. Головы у тебя действительно нет. Потому что если бы она у тебя была, ты бы давно догадался, что когда ты в чужом сознании, я вижу лишь то, что ты мне транслируешь. Понял?»
«По-онял, — протянул я, задумавшись. — То есть, выходит, что я… ну, в смысле, что ты…»
«Продолжай. Мне нравится ход твоих мыслей», — фыркнула Мела.
«Да ну тебя! — бросил я ей в сердцах. — Знаешь же ведь, что всё это ерунда».
«Знаю. Но это не ерунда».
«Ладно. Пусть будет не ерунда. Но за подсказку спасибо».
И это была чистая правда.
Я был ей действительно благодарен.
В этом незримом и странном путешествии по «карантинной зоне» уже отыскались два якоря. Первым, тянущим в прошлом, стала для меня Пао. Ан оказалась вторым, увлекающим в будущее. Обе они, одна во вчера, а другая в завтра, держали меня в состоянии неустойчивого равновесия, не давая скатиться с вершины невидимого скального гребня в разверзшиеся по его краям пропасти. С другой стороны, я теперь сам удерживал эти два «якоря», чтобы они не упали, не провалились глубже, туда, откуда их вытянуть невозможно. Поэтому, хочешь не хочешь, но третьим якорем, удерживающим в равновесии всех троих и делающий это состояние абсолютно устойчивым, должен был стать я сам…
Перед глазами полыхнула новая вспышка. Только уже не белая или алая, а золотистая.
В следующее мгновение я вновь ощутил себя стоящим перед дорожным знаком.
На знаке было написано «Конец карантинной зоны».
«Молодец! — похвалила меня подселенка. — Ты, наконец, научился держать себя в настоящем».
«Да. Научился, — не стал я спорить. — Вот только тебе-то какая с этого выгода?»
«Мне никакой, — хмыкнула Мела. — Это нужно тебе. Только тебе».
«Неправда. Если бы тебе это было не нужно, ты бы со мной не возилась».
«Бессмысленный разговор. Сейчас для тебя есть более насущные вещи. Ты ведь хотел отыскать своих девушек, разве не так?»
«Так. И я их почти отыскал».
«В нашем мире почти — это то же самое, что ничего».
Я ненадолго задумался.
А затем согласился:
«Да. Ты права. Почти не считается…»
Глава 21
В реальности Город выглядел точно таким же, как им я увидел его в «карантинной зоне» глазами Паорэ. Богатым, но в то же время и бедным, благоустроенным и не очень, привлекательным и убогим, затейливым и тоскливым, удобным для жизни и неприветливым к чужакам. Меня, как мне показалось, он принял. Чужим себя в нём, как бы ни предупреждали об этом и Мельна, и её виртуальная копия, я не чувствовал и уходить из него не собирался.
Мела, кстати, почти всю дорогу только и делала, что бурчала про городские соблазны и их тлетворное влияние на молодёжь. Я на её слова особого внимания не обращал. Шёл себе по вечерним улицам, глазел на те самые упомянутые всуе «соблазны» и пытался найти знакомые ориентиры.
Народу вокруг было достаточно много. Люди, одетые кто во что горазд, от маек-алкоголичек до строгих костюмов и платьев, заскакивали в разнообразные питейные заведения, вываливались оттуда навеселе, толпились перед входом в какой-нибудь закрытый для посторонних клуб, торговали с лотков всякой мелочью, танцевали прямо на тротуарах под музыку уличных музыкантов, сновали туда-сюда в поисках то ли знакомых, то ли знакомств, то ли чего-то связанного с приключениями на пятую точку…
«Терпеть не могу такие места. Слишком уж суетно, и кошелёк норовят подрезать», — проворчала моя незримая спутница, когда я в очередной раз остановился, чтобы прикинуть, куда направиться дальше.
«А что, был такой опыт?»
«Какой опыт?»
«Ну, с кошельком».
«Нет. Это я фигурально. В смысле, вообще», — ответила Мела после короткой заминки.
Я мысленно усмехнулся.
«Ну, если вообще, тогда ладно. Могла бы, кстати, и подмогну́ть. Ты же, как местная, Город наверняка лучше знаешь».
«Лучше, может, и знаю, но все твои приключения здесь для меня мимо прошли. Картинку же ты не транслировал».
«Предупреждать надо было».
«Спрашивать надо было», — вернула подначку Мела.
Я покачал головой и решил не спорить.
И, видимо, поступил правильно, потому что уже через полминуты спутница снова заговорила:
«Знаешь, мне в своё время рассказывали, что вроде бы есть такой способ… ну, типа, как отыскать близкого тебе человека. Гарантии конечно дать не могу, но попробовать можно».
«Что надо сделать?»
«Надо просто представить барьерный рисунок того, кого ищешь, и попытаться увидеть его отпечатки».
«В смысле, как у собаки, когда она след берёт?»
«Ну да. Так примерно и есть. Собака чувствует запахи, а человек, умеющий видеть ауры, может почувствовать их отпечатки в пространстве. Главное — это точно представить начальный рисунок. Близкие люди, как правило, делают это легко».
«Ладно. Попробуем…»
Я отошёл к ближайшей стене, закрыл, чтобы не отвлекаться, глаза и попытался представить Паорэ, как она выглядела в барьерном зрении.
С первого раза ничего конечно не получилось. Пусть видимый мир исчез, но люди, живущие в нём, никуда не пропали. Здесь, как и на Флоре, барьерные ауры имелись у всех. В большинстве, они представляли собой зелёные сгустки разной степени яркости и оттенка. Несколько реже встречались рисунки с добавкой оранжевого или серо-сиреневого. Совсем редко среди зелёного буйства встречались отдельные нити белого или алого. Золотых нитей я не ни у кого заметил.
Чужие ауры мельтешили, переплетались, накладывались друг на друга и не давали сосредоточиться.
«Раздели их в сознании, — посоветовала подселенка. — А после сложи и представь, что всё это фон».
Предложение пришлось ко двору.
Множество разных цветов, сначала распавшись, а после сложившись, превратились в моём сознании в своего рода «белый шум», который, впрочем, оказался вовсе не белым, а бурым, и на его фоне нормальная белая аура с некоторыми вкраплениями алого и золотого выглядела бы, словно цветущая орхидея на раскисшей от грязи дороге.
Медленно повернув голову сперва в одну сторону, затем в другую, ничего хоть немного похожего на орхидею я не нашёл.
«Пошли на другую улицу», — скомандовала «соседка»…
Чтобы отыскать нужные отпечатки, нам пришлось прошерстить десяток кварталов, и лишь в одиннадцатом, на самом пределе моего барьерного восприятия, обнаружилось наконец то, что искали. Казалось бы, надо спешить, пока с таким трудом найденные следы не исчезли, однако, прежде чем начинать разматывать разноцветные ниточки, я всё же решил прояснить для себя ряд вопросов.
«Слушай, Мел! Хочу у тебя спросить кое-что».
