После рассказа Марго о поездке в Мурманск Николай вдруг сообщил:
— Студенты, я скоро буду учиться вместе с вами.
— Николай, вы поступаете в наш институт? — спросила Котова.
Она приподняла брови.
— Восстанавливаюсь, — ответил Уваров. — Я уже учился в вашем МехМашИне. Заочно. Оставалось полгода, плюс диплом. Но тогда случилось вот это…
Коля взглядом указал на фотографию жены, что всё ещё висела на стене в летней кухне.
— … Мне стало не до института. А потом…
Николай махнул рукой.
— Теперь мы подумали и решили, что учёбу я всё же закончу, — сказал он. — Уж как-нибудь… но следующим летом получу диплом.
Мы с Леной заверили Уварова, что он принял мудрое решение.
Я заметил, что Маргарита Лаврентьевна улыбнулась.
После обеда Котова задержалась в летней кухне: помогала Марго. А мы с Николаем вышли во двор, уселись на лавку под навесом. Пили из больших керамических кружек холодный квас.
— Ну, что там… в городе, студент? — спросил Николай.
— Рамазанов не успокоился, ищет, — ответил я. — Не поверил, что она утонула.
Уваров кивнул.
— А у тебя как дела? — спросил он.
— Всё у меня нормально, — сказал я. — Вот только волшебником я к осени не стану.
Коля нахмурил брови.
— Почему?
— Сам так решил, — признался я. — Не захотел в семью волшебников. Понял, что такая жизнь не для меня. Вовремя одумался. Пока не стало слишком поздно.
Я посмотрел на летнюю кухню, откуда доносился звонкий женский смех.
— Из-за неё? — спросил Уваров.
— В том числе.
Николай кивнул.
— Правильно сделал, — заявил он. — Хорошая девчонка. Мне она ещё летом понравилась. М-да.
Уваров вздохнул.
Я усмехнулся.
— Но ты не переживай, друг Коля: о своём обещании я помню. Осенью Марго получит развод. Не сомневайся.
Николай посмотрел мне в лицо.
— Что-то придумал? — спросил он. — Моя помощь нужна?
Я покачал головой.
— Сам справлюсь. Есть у меня в запасе кое-какое заклинание. В начале сентября оно сработает.
* * *
В гостях у Марго и Николая мы пробыли почти четыре часа.
Уваром снова «подкормил» Чижика перед обратной дорогой.
Ещё не стемнело, когда я высадил Котову из мотоцикла около дома её родителей.
* * *
Первого августа после обеда мой младший брат снова отправился к почтовому ящику. Инга Рауде его письмами не баловала. После возвращения из пансионата Кирилл получил от неё лишь одно послание — то, что вручили ему родители в день нашего приезда. Сам он строчил для Инги письма едва ли не раз в три дня. Хотя я говорил ему, что на пользу его отношениям с Рауде это не пойдёт. Но Кир лишь отмахивался от моих слов. Он ежедневно встречал почтальона, стоя около нашего почтового ящика. Обычно почтальон замечал моего брата издали и покачивал головой — сообщал, что писем на наш адрес у него нет. Однако сегодня Кирилл вернулся от почтового ящика не только с газетами — в его руке я заметил пухлый конверт.
— Малой, у тебя сегодня праздник? — сказал я.
Кирилл вздохнул. Он окинул взглядом собравшуюся у нас во дворе компанию (Котова и Торопова сидели за столом, Артурчик развалился на стуле, бренчал на гитаре). Покачал головой.
— Не у меня, — ответил он.
И протянул конверт мне.
— Что там? — спросил Артурчик.
Он накрыл рукой струны гитары, вытянул шею: присматривался к конверту. Лена Котова взмахнула рукой, отогнала кружившую над тарелкой со сливами осу. Торопова зевнула.
— Из Москвы, — сообщил Кирилл.
— Серьёзно? — сказал Прохоров.
Я взглянул на конверт — увидел знакомый каллиграфический почерк.
— Кто это Чёрнову из Москвы письма шлёт? — спросила Наташа.
Она сощурилась.
— Я, кажется, догадываюсь, кто, — ответил Артур.
— Ага, — сказал Кирилл. — Ты правильно подумал.
Он уселся за стол, взял из тарелки сливу. Взглянул на Лену Котову и тут же опустил глаза. Будто заинтересовался пятном на поверхности столешницы.
Прохоров пощёлкал пальцем.
— Эта… как её… Настюха, что ли? — спросил он.
Мой младший брат кивнул.
— Что за Настюха? — сказала Торопова.
— А!..
Артурчик махнул рукой.
— Познакомились мы на море с одной… — заявил он. — Её батя полковник, командует в Москве Кремлёвским полком. Это те солдатики, что Вечный огонь охраняют. Чёрный её от хулиганов спас. А вечером мы проводили её на автобус до Первомайска.
Он пожал плечами.
— Вот, собственно, и вся история.
— А адрес Сергея у этой девки откуда? — спросила Торопова.
Мой младший брат поднял руку.
— Адрес ей дал я, — признался он. — А что в этом такого? Она попросила. Мне не жалко.
Я распечатал конверт, вынул из него несколько исписанных разлинованных тетрадных листов и открытку с цветным изображением Московского Кремля. Перевернул открытку картинкой вниз. Хмыкнул и протянул её Прохорову.
— Мне-то это зачем? — спросил Артурчик. — Хвастаешься?
— Это для тебя, — сказал я.
— С чего бы это? — удивился Прохоров.
Он небрежно взял открытку в руки, взглянул на Кремль.
— Переверни, — произнёс я.
Прохоров дёрнул плечом и выполнил мою просьбу, ухмыльнулся. Но уже через мгновение его ухмылка исчезла. Артурчик широко открыл глаза, не моргал.
— Это… что такое? — спросил он.
Поднял на меня глаза.
Теперь ухмыльнулся я.
— Послание для тебя, Артурчик.
Торопова вскочила с лавки, подошла к Артуру, посмотрела ему через плечо.
— Артурчик, — прочла она. — Жду тебя на концерте.
Наташа нахмурила брови.
— На каком это концерте она тебя ждёт? — спросила Торопова.
Наташа подпёрла кулаками свои бока.
— Не она, а он, — сказал я. — Ты на подпись внимательно посмотри.
Наташа снова склонилась над открыткой и по слогам прочла:
— Вы-соцк…
Посмотрела на меня.
— Что ещё за Высоцк? — спросила она.
— Высоцкий, — выдохнул Артур.
* * *
Письмо от Анастасии Бурцевой я прочёл вечером, когда ушли Котова и Торопова. Настя подробно описала, как доехала до Москвы, и чем занималась последующие дни. Призналась, что дома её «скучать не приходилось»: отец «раздобыл» для неё книги по философии на английском и на немецком языке. А ещё она поведала в письме историю появления на открытке автографа Высоцкого. Рассказала, что актёра она встретила в Венгрии, куда летала вместе с отцом. Сообщила, что «поболтала с Володей» в доме офицеров, пока её папа «разбирался с делами». Она рассказала Владимиру Семёновичу в том числе и о том, что встретила его поклонников в пансионате «Аврора». Взяла у Высоцкого автограф для Артурчика: уже тогда представила, как удивится и обрадуется Прохоров такому подарку.
Письмо я перечитал трижды. Потому что Бурцева писала грамотным, но очень уж «заумным» языком. Её рассказ изобиловал красочными, но сбивавшими с толку оборотами и описаниями. Едва ли не в каждом абзаце встречались цитаты философов и классиков советской и российской литературы. Выдержано послание студентки филфака МГУ было в слегка высокопарном стиле, словно послание пушкинских времён. Я так точно и не определил: призналась мне Настя в любви, или же она прислала мне написанное в своеобразной манере сочинение на тему «Как я провёл лето». Мой младший брат поинтересовался: «Что пишет?» Я сунул ему в руку первый лист письма. Кирилл не осилил его полностью — вернул мне. Я подумал, что если бы Кир не был комсомольцем — он бы перекрестился.
Ответ для Бурцевой я написал в тот же вечер. Он поместился на две страницы. Подумал, что Настин папа его бы оценил. Предложения в моём письме походили на приказы военных: коротко и по делу. В подобном стиле я раньше раздавал задания подчинённым. Только на этот раз я использовал в тексте лишь те слова, которые разместили в своих словарях Ожегов и Даль. Придерживался «дворового пацанского» стиля, обошёлся без красочных цитат. Сообщил Анастасии, что у меня всё хорошо. Признался, что тоже не особенно скучаю дома: пью водку, гоняю на мотоцикле, дерусь с «городскими» мужиками. Рассказал Бурцевой, что ел вчера на завтрак, на обед и на ужин. Прихвастнул тем, что в Новосоветске уже неделю не было ни «долбанной» жары, ни «этих фиговых» дождей.
