недопитой «струёй»:
— Не-не-не! Я хотел сказать, офигенный коктейль, спасибо. А сделай ещё?
Подобревший бармен принялся играть бутылками. Почти как у нас, всегда любил за этим процессом наблюдать. Ну, реально — фокусники, а не ребята. Не стал бы автослесарем, выучился бы на бармена, ей-богу. Хотя на такой работе, конечно, спиться — как не фиг делать, за это меня папа не простил бы. А папу я люблю… Не, лучше уж на фокусника.
Выглядел бармен, по моим меркам, странновато. То есть, никаких тебе прозрачных рубах и штанов с завязками, как на Планете Невест — бр-р-р, как вспомню, так вздрогну, — но в моём мире так мог бы выглядеть парень, работающий в баре на пляже где-нибудь в тропиках. На Канарах, там, или Мальдивах.
То есть, сверху всё было прилично — наглаженная белая рубашка, хоть и с коротким рукавом. А ниже — это я разглядел, пока парень колдовал с бутылками, — цветастые шорты и шлёпки на босу ногу. Завершал картину длинный фартук с логотипом бара, и создавалось впечатление, что он доставляет парню сильный дискомфорт. Его бы воля — давно бы снял. Бармен то и дело оттягивал фартук за ворот и украдкой придвигался поближе к вентилятору.
— Слушай, друг, — после второго коктейля дошло до меня. — Тебе жарко, что ли?!
— Вовсе нет. — Парень подобрался и отскочил от вентилятора. — С чего вы взяли?
— Да я не настучу, не ссы! Сам работяга. Не уволят тебя. Просто мы в вашем мире впервые, интересно всё. Тебе правда жарко?
— Если честно, вообще жопа, — грустно признался парень. — Третий месяц работаю, думал, привыкну… Куда там! Как на смену заступишь, так часа не пройдёт — уже считаешь, сколько осталось. Чтоб хоть немножко в снегу полежать, расслабиться. Чтоб мороз, да пургой заметало… Хорошо-о!
Тян рядом со мной вздрогнула. Я в этот раз сумел сдержаться. Сочувственно покивал.
— Не, платят нормально, — продолжил бармен, — как обещали. Я, когда устраивался, думал — за такие бабки и не то выдержу! Женился недавно, через месяц дитё родится — деньги нужны, сам понимаешь. И, прям, еле дышу! Контракт на год, а я уж второй месяц справки навожу, как бы на полгода перезаключить без потерь в зарплате. Думал, сдюжу — а сам в этой жарище чуть жив. Хотя я тут пока дольше всех держусь, предыдущий бармен через месяц сбежал. А перед ним парнишка, говорят, и недели не продержался.
— Так хоть сейчас сходи, охладись, — предложил я, — побудь на улице маленько. Народу нет, а нас ты уже обслужил. Мы, как бы, уже и не считаемся.
— Нельзя, — вздохнул парень. — Начальство узнает — штраф впаяют.
— Да как они узнают? Ты что, поссать отойти не имеешь права?
— Технический перерыв — десять минут. Но это три раза за смену можно.
— Так ты табличку не вешай, что перерыв! — вот, как дети, ей-богу. — Если кто зайдёт, мы скажем, что ты на улице. Готовишь особо сложный коктейль по спецрецепту, в тепле такие не готовятся. Скажем, чтоб за нами занимали.
— Ты серьезно? — В глазах у парня засветилась такая надежда, что аж неловко стало.
— Блин, да иди уже!
— Я быстро! Мне буквально десять минут.
— Да вали, сказал!
Бармен растворился быстрее, чем я моргнул глазом. В подсобке за стойкой, наверное, был выход на улицу.
Кассовый аппарат, если что, тоже стоял прямо на стойке. Но заподозрить во мне желание воспользоваться отсутствием бармена и проверить аппарат на наличие наличности парню, похоже, даже в голову не пришло. Впрочем, ему до встречи со мной и начальство дурить в голову не приходило. Офигенный народ, всё-таки, как живы-то до сих пор?
— Костя, — сказала тян, глядя на меня, как на героя. — Ты удивительно отважный и находчивый человек!
Угу. Знала бы ты, сколько мне в родном мире за отвагу и находчивость по башке прилетало. У нас это, правда, по-другому называлось.
— Синий костюм с красными трусами носить не буду, — на всякий случай предупредил я. — И плащ мне не идёт.
— То есть?
— Да забей, неважно.
Я отхлебнул из стакана. Ещё чуть-чуть — и снова почувствую пальцы на ногах. А бармен на улицу рванул в сугробе валяться. Жарко ему, блин.
— У жителей этого мира, наверное, теплообмен не такой, как у нас, — сказала тян. Явно о том же самом подумала. — В мороз им комфортно, а при комнатной температуре задыхаются.
— Наверное. Только нам от этого не легче. Вернёмся на корабль — Шарлю башку сверну.
— У него же нет башки?
— Пофиг. Найду, что свернуть.
По третьему коктейлю счастливый вернувшийся бармен смешал для нас на халяву. А там и одёжки подоспели.
На этот раз Шарль расстарался — видать, догадывался, что огребёт, и спешил загладить косяк. Комбезы были что надо — лёгкие, удобные и тёплые даже на вид. Темно-синий для меня и серебристо-серый для тян. На людях, стоявших в очереди у таможенных стоек, я видел похожие — почему тогда, собственно, и офигел. К комбезам прилагались шапки вроде ушанок, из ярко-синего меха искусственных зверей, и мягкие сапоги, высотой почти по колено, отороченные тем же мехом. К рукавам комбинезонов крепились перчатки.
— Неужели вам не жарко? — глядя во все глаза на то, как мы с тян упаковываемся, спросил бармен.
— Да жарко, конечно, — вздохнул я. — А куда деваться? На свадьбу идём. Ритуальный наряд, традиция.
Бармен сочувственно покивал. Тян открыла и закрыла рот.
Мы вышли на улицу.
— Костя, — поскрипывая снегом под сапогами, задумчиво спросила тян, — а почему ты всё время врёшь? Вот сейчас — ведь никакой необходимости не было говорить неправду?
— Это у меня болезнь такая, — объяснил я. — И не хочу, а врётся. Я с детства такой.
Тян охнула:
— И не лечится?
— Лечится, только сложно. Иглоукалыванием, там, всяким. Гомеопатией и сексотерапией.
— Сексотерапией?
— Ну да. Это, когда один с четырьмя девушками одновременно. Так устанешь, что не до вранья. Я в своем мире лечился, уже почти на поправку шел. А тут, бац — Диана. Теперь, как вернусь, придётся всё заново начинать.
Тян сочувственно вздохнула, украсив морозный воздух облаком пара. Помолчала.
— Костя…
—
