– А только не понимаю ж я вас, сударь капитан, – так же тихо, но убеждённо заявил гвардеец, – зачем они нам? Теперь уж… Я бы лучше женщин взял.
Капитан зло сплюнул, остро жалея, что не случилось возможности взять с собой того же Сену. Этого туповатого гвардейца, – если переживёт кампанию, – он твёрдо вознамерился загнать в самый дальний гарнизон.
Две группы всадников медленно сближались посреди равнины. Дальше на север разворачивались ряды степняков.
«Да, – подумал капитан, – удовольствие от того, что ты просто живёшь, очевиднее именно тогда, когда ты имеешь варианты это удовольствие потерять».
Отвлекаясь от вредных мыслей, он присмотрелся к лагерю противника.
Противника было много, шатров тоже от души. За лагерем, над дальним лесом, колыхалось в воздухе смутное сероватое марево – шаманы прикрывали от чужих взглядов парящего в небе дракона.
– Змей же, сударь капитан, – подсказал сержант, чувствуя и пытаясь хоть как-то сгладить неудовольствие Немца, – только змей же на землю никогда не садится, он же как садится, сразу ж умирает.
– Ты встречался с драконами?
– Нет.
– Тогда откуда знаешь?
– Все же знают. Что ж тут знать?
Капитан отвернулся: орки подъехали уже совсем близко. Их делегацию возглавлял массивный, широкоплечий, не по погоде легко одетый детина в такой же металлической маске, какую носил Урмика.
Переговорщики сошлись; все спешились. Выполнять воинское приветствие Немцу сейчас и в голову бы не пришло, но на кивок главаря он ответил.
– Хастагра, – глухо произнёс орк.
Это имя капитан уже знал: выручать из плена Урмику прибыл его старший брат.
– Немец, – ответил Немец, радуясь, что его-то имя короче на целый слог.
Хастагра молча мотнул шлемом в сторону двух волокуш. Капитан указал на телегу. Хастагра кивнул и, не проронив больше ни слова, отправился проверять «товар». Немец помедлил и шагнул к волокушам.
Пленные – всего шесть человек – лежали на досках вповалку. Это не вызвало беспокойства капитана – свою партию он доставил не хуже. Его несколько волновали откромсанные на допросах части тел, – пострадал не только Урмика, – хотя Содара и его лейтенанты в один голос уверяли, что на подобные мелочи орки и внимания не обратят.
Он подошёл ближе, понемногу настораживаясь всё больше. От волокуш потянуло тяжёлым, мясным запахом.
– Это ж шаманы, суров не чтят, – произнёс тихий голос у него за спиной. – Надо было женщин взять.
Немец, всматриваясь в странно неподвижные тела пленных, сделал ещё шаг. Теперь он мог уже рассмотреть некоторые подробности. Кожу на затылке стянуло ледяной волной.
Один из лежащих людей повернул голову на звук:
– Кто… здесь?..
– Немец, – сказал капитан, с ужасом и отчаянием признавая Сену в этом запёкшемся куске плоти.
Пленник попытался улыбнуться тем, что теперь заменяло ему губы.
– Я знал, – прохрипел Сена, не раскрывая глаз: глаз у него тоже не было, из багрово-бурых провалов торчали деревянные колышки с неизвестными капитану символами на торцах. – Прости, Немец. Твур. Его… Адинам отправил нас к гробницам. Прости.
Капитан склонился над другом:
– Всё в порядке. Мы отбили гробницы, меняем вас на наших пленных.
– Нет, – сказал Сена, качая головой. Колышки в глазницах дёрнулись, заплясали. – Убей. Ты… мой должник. Не хочу. Ридра.
Немец быстро осмотрел волокуши. Ридра лежал в соседней. Верхняя часть черепа у него отсутствовала, и серая оболочка мозга выступала наружу. По аккуратно спиленной поверхности кости вилась тонкая длинная надпись, очевидно, на оргну. Остатки рыжих волос по краям были заплетены в тонкие косички, продетые в отверстия на плечах и спине. Прорезы в коже сочились гноем. Ридра беззвучно плакал и смеялся, не отзываясь на слова и касания.
Остальных пленников капитан не знал. Выглядели они не лучше. Все были живы и находились в относительном сознании.
– Это ж шаманы, – повторил гвардейский сержант. – Лучше б…
– Отставить, – хрипло сказал капитан. – Надо срочно медиков сюда…
– Не. Пару дней же протянут и без магов. Их же шаманы накачали.
Капитан сглотнул.
– Зачем?
– Шаманы, – пожал плечами гвардеец. – Откуда же им силы брать? Сударь капитан!..
Но капитан не слушал. Он развернулся и пошагал к месту сбора.
Ростом Хастагра превосходил Немца на целую голову. Капитан подошёл к нему почти вплотную. Орк наклонил личину. Железные брови и подбородок маски были искусно сформированы из маленьких рельефных закорючек, прочитать которые капитан не мог.
Некоторое время он рассматривал маску, сверяя начертание значков с символами на колышках Сены и черепе Ридры. Потом пришёл к выводу, что это не имеет особого значения.
– Я убью вас всех, – с абсолютной уверенностью произнёс он в бесстрастную личину. На душе сделалось самую малость полегче.
Маска склонилась ниже.
– Ритам?
– Ритам, ритам, – сказал капитан.
* * *
– Спокойно, спокойно, капитан, – обеспокоенно произнёс Содара. – Он просто убьёт тебя. Без Пагди… Моё предложение таково: под прикрытием ритуала мы начнём атаку всеми наличными силами, причём вместо того, чтобы вострубить в гарьяны…
– Вострубим, – сказал Немец, поправляя сбрую, – куда мы денемся. Только потом.
– Но момент внезапности благоприятствует…
– Да они тут же дракона выпустят – и пожгут нас в чистом поле, как солому. Ангъул не дурак. Надеюсь. Сам понимаешь.
Содара, конечно, понимал – спорил из страха за жизнь капитана.
– Ну-ну, – со смехом говорил капитан. – Покажи-ка мне лучше, как у вас тут принято меч держать.
Принц хватался за голову, но показывал. Немец запоминал.
Приковылял из госпиталя Кави, потребовал права выступить против Хастагры лично. Был оттаскан за уши и принужден к демонстрации ещё каких-то хитрых поз. Немец запоминал.
Никаких фигур и приёмов он смотреть и не собирался, разучивал только позы поэффектней; «разучивал», конечно, – это громко сказано: ухватывал по верхам, предполагая адаптировать по ходу пьесы.
Содара с Кави переглядывались и пожимали: человек – плечами, эльф – ушами. В последнее время эти двое стали неплохо понимать друг друга, но капитана оба понять не могли.
– Старший сын Ангъула – лучший мечник Степи, – говорил Содара. – И дело отнюдь не в одном лишь несомненном его превосходстве в силе и выносливости, но и в неподдельном мастерстве. Даже мои шансы в бою один на один с орком обыкновенных способностей всего лишь чуть выше половины. Супротив Хастагры же…
– А без меча?
– Это самоубийство, капитан!..
– Не привыкать. Полагаю, вряд ли у них военная аристократия так уж часто на кулачках дерётся, а?
Содара наскоро нашёл среди воинов нескольких, кто знал манеру безоружного боя орков. Их Немец выслушал с куда большим вниманием.
– Вот так-то, – сказал он наконец, с немалым удовлетворением убеждаясь, что законы развития воинских ремёсел во всех мирах примерно одинаковы. – Содара! Добровольцами в круг идут вот кто…
* * *
Капитан неторопливо спустился к назначенному месту – там же, в центре низины. Лениво придержал Ленту.
Хастагра – теперь почти полностью голый, в плахте и шлеме – сидел на чурбаке. Двое «зелёных человечков» из орочьей половины круга разминали своему вождю мышцы могучей спины.
– Кобыла, – сказал Хастагра, поднимая личину, – человечий воин ездит на кобыле!
Орки засмеялись послушно, но от души.
– Смеётся над кобылой тот, кто не осмелится смеяться над её хозяином, – спешиваясь, сказал капитан. – Я не думал, что будущий вождь Степи окажется таким трусом.
Хастагра коротко рассмеялся – маска загудела.
– А я не думал, что ты настолько глуп, человек, – презрительно ответил он, вставая с чурбака и расправляя спину. – Иначе вместо благородного поединка раздавил бы тебя голыми руками, как давят крми.
Немец внутренне возликовал.
– Понимаю, – сказал он, неторопливо снимая бушлат, – на мечах-то тебе ничего не светит.
Мужчины стали друг напротив друга. Воины обеих сторон формировали неровный круг. Капитан поднял руку и слегка прищёлкнул пальцами; к нему немедленно подбежал один из гвардейцев и, сгибаясь в низком поклоне, протянул аккуратно связанную циновку.
Немец взялся за перевязь; циновка развернулась с мерным шелестом. Людская половина круга с благоговейными возгласами опустилась на колени. Орки застыли в недоумении.
Капитан протянул руку к ставшему видимым теперь мечу. Провёл пальцами по тусклому холодному лезвию, задержался на богатом эфесе, положил ладонь на кожаную рукоять. Клинок был прекрасен.
Немец поднял оружие и, закрыв глаза, приложил себе ко лбу. От суеты последних дней голова немного болела, металл лезвия удивительно приятно холодил кожу. Капитан постарался, чтобы со стороны это казалось каким-то особым воинским ритуалом – сделал постное лицо и мужественно напряг скулы.
