«барану» в «тупису», с лихвой обеспечивали меня информацией, что же действительно думают о Сонаваралинге предводители союзников. Знание о реальном отношении ко мне со стороны партнёров по военной коалиции не прибавляло оптимизма и без по-прежнему непонятной размолвки с Солнцеликой и Духами Хранимой. А уж оба этих фактора в совокупности обеспечивали стабильно подавленное настроение.
В итоге, спасаясь от скатывания в полный и беспросветный депресняк, я решил для самого себя, что вся моя многообразная деятельность по подготовке припасов, прокладыванию пути по нижнему Огоку, выработке системы сигналов для связи на марше и в бою между формированиями, из которых складывалось наше воинство, попытки хоть как-то сработать всю эту кучу мелких шаек и отрядов в некое подобие армейского соединения, – всё это просто способ добраться до западного побережья, откуда можно свалить в более цивилизованные края. Ладно, думал я, мысленно усмехаясь: коль вы, господа папуасы, видите во мне только незаменимого специалиста, разработавшего доселе небывалый марш-бросок, а теперь им руководящего, да командира самого сильного отряда нашей армии, когда дело дойдёт до боестолкновений со сторонниками Кивамуя – хрен со всеми вами. Не буду мешать вашей делёжке портфелей в будущем правительстве. Представляю, какой приятный сюрприз ожидает их всех, когда обнаружится исчезновение одного из самых главных и опасных конкурентов в борьбе за места рядом с престолом.
Последние месяцы, наполненные участием в политике на местном уровне и ответственностью за немалый коллектив, собравшийся под моим управлением, что-то сдвинули в сознании, и теперь я не испытывал прежнего страха перед дорогой через полмира. Тем более на небольшую команду для путешествия я мог точно рассчитывать: Длинный, непоколебимо уверенный в моей счастливой звезде, Сектант, который, как удалось выяснить, не прочь побывать в благословенном Ирсе – мечте каждого правоверного тенхорабита, и, конечно, Баклан, готовый последовать из простого любопытства, выдернувшего его из родной вохейской деревни и забросившего на Пеу и по родственному долгу обязывающего опекать старшего сородича.
Тяжело, конечно, будет бросать «макак». Да и Солнце-ликую и Духами Хранимую тоже по-своему жалко. Отца у бедного ребёнка прибили, мать умерла при родах, имеющейся на западе острова родне небось она интересна только как источник возможных материальных благ…
– «Пану олени», – откуда-то наперерез вынырнул Раноре, один из предводителей носильщиков-сунийцев.
– Что надо? – откликнулся я.
– Когда ты договаривался с нашими старейшинами, то обещал, что через четыре дня пути мы отправимся обратно домой.
– Конечно, – согласился я. – Сегодня истёк третий день. Завтра вечером, когда станем на ночлег, остатки вашей ноши раздадим по отрядам. А вы переночуете и пойдёте обратно.
– «Пану олени», – тихо и неуверенно начал Раноре, – у нас не все хотят возвращаться в свои селения.
Я непонимающе уставился на сунийца.
– Они говорят: попроси «пану олени», чтобы он позволил идти с его людьми дальше.
– Ты тоже хочешь остаться с нами?
– Да.
– И много вас таких? – полюбопытствовал я.
– Тинопе, Кеоре… – принялся перечислять Раноре.
Понятно, по большей части молодёжь лет двадцати – двадцати пяти. То есть молодые они, конечно, по меркам моего прежнего мира: здесь взрослыми считаются уже в четырнадцать–шестнадцать лет, а к двадцати среднестатистический обитатель Пеу успевал обзавестись женой и ребятишками. Хотя, конечно, солидными мужиками в глазах окружающих становятся всё же ближе к тридцатилетию.
Если я правильно посчитал перечисляемых Раноре, из пятидесяти сунийских носильщиков одиннадцать желают отправиться с нашим войском и дальше. Он – двенадцатый. И что с ними делать?.. То есть, конечно, понятно, что они будут и дальше нести припасы, только теперь не на всю нашу армию, а на «макак» и моих сонайских сородичей из Тено-Кане. А остальные пусть тащат свой паёк на вторую половину пути на собственном горбу.
Другое дело, как мне «юридически» оформить эту дюжину, являющуюся, с точки зрения полноправных дареоев, недочеловеками. С одной стороны, мои «макаки» не потерпят равенства с собой каких-то сунийцев, с другой – двенадцать крепких молодых парней, способных орудовать дубинками и ножами не хуже бонхойцев и сонаев. Здесь расслоение на классы или касты только начиналось, и ганеои ещё не успели превратиться в забитых и бесправных рабов или крепостных. С третьей стороны, совсем не помешает вдобавок к текокцам Вахаку, бонхойцам Такумала (оставшегося на этот раз за главного в Мака-Купо, несмотря на желание идти вместе со всеми) и шайке Длинного иметь ещё одну группу бойцов. Причём сунийцы будут преданны именно мне.
Как-то слабо верилось, что, повоевав и почувствовав себя почти вровень с дареоями, Раноре и остальные захотят возвращаться домой, к прежнему приниженному положению платящих дань земледельцев. Учитывая, что всем они будут обязаны лично мне, то я получу в своё распоряжение некоторое подобие янычаров или мамлюков – не рабов, конечно, но выходцев из низшего туземного сословия. А уж о том, чтобы эти авантюристы были обязаны только мне и никому другому, я позабочусь. Хотя и собираюсь отправиться в более цивилизованные места, но кто знает, на сколько недель или месяцев затянется подготовка к отплытию, так что лишним ничего не будет.
– Хорошо, завтра объявлю своим людям, что вы пойдёте с нами и дальше, – наконец отвечаю сунийцу. – Будете, как прежде, нести еду и вещи воинов «пана макаки» и заготавливать дрова для наших костров. Когда дело дойдёт до боя, станете биться там, где укажу я, Вахаку или Паропе.
– Спасибо, «пану олени», – улыбнулся Раноре щербатым ртом.
Известие, что дюжина сунийцев дальше понесёт наши припасы и иное имущество за исключением оружия, «макаки» восприняли с некоторым облегчением: к хорошему быстро привыкаешь, и никому не улыбалось тащить со следующего утра дополнительные десять–пятнадцать килограмм нагрузки.
Дни похода тянулись один за другим. Погода стояла на удивление сухая – до этого столько дней без осадков я наблюдал только в Сонаве. Ведь и тучи висели над головой, и даже гром гремел где-то вдали, а на нашем пути только один раз дождик немного смочил землю. Такое впечатление, что небесная влага обильно проливалась на обращённый к океану край плато, образующий Верхний Огок, а эту низину тучи пробегали бегом, чтобы потом пролиться ливнями на внешние склоны сонавского кратера. Не знаю, насколько справедливо подобное предположение, но иных объяснений непривычной для Пеу сухости не было.
Наша армия шла через кустарники Нижнего Огока, передовой отряд, которому доставалась основная работа по прорубанию пригодной для нормального движения тропы, периодически менялся. Первые дни мне пришлось потратить немало времени и нервов, убеждая вожаков в необходимости, чтобы авангард прокладывал нормальную дорогу для идущих следом, – никому не хотелось тратить свои силы на обрубание веток и откидывание в сторону сгнивших стволов и бурелома, чтобы другие шли
