class="p1">Меня поволокли куда-то прочь из зала, петляя темными коридорами, словно кротовьими норами. В спину доносились вопли торгов и женские взвизги — видно, аукцион набирал обороты. Наконец они остановились и меня грубо развернули. Я уперся взглядом в холеное лицо Шереметьева. Тот презрительно ухмылялся, всем своим видом излучая превосходство.
— Надо же, какая встреча! — процедил он сквозь зубы. — С кем ты здесь? Решил вкусить запретных удовольствий, а, Ведьминов?
Граф Ростислав Шереметьев навис надо мной, словно коршун над добычей. Его холеные пальцы больно впились в мое плечо, а голубые глаза метали молнии.
— Я повторюсь… ну и какого черта ты здесь забыл, щенок? — прошипел он, брызгая слюной. — С кем ты здесь, кто тебя привел? Зачем явился в это богоугодное заведение?
Я невольно поморщился от исходящего от графа густого перегара. Похоже, почтенный Ростислав Вадимович успел изрядно набраться.
— Вы ошибаетесь, граф, — процедил я сквозь зубы. — Я здесь по своей воле и ни от кого не завишу. Просто решил поглядеть, чем живет столичная знать. И, признаться, несколько разочарован увиденным.
Шереметьев занес руку для удара. Я напрягся, готовясь к боли, но в этот миг над ухом раздался насмешливый голос:
— Полегче, Ростислав. Не стоит распускать руки. Этот юноша — мой гость, и я не позволю его обижать в моем доме.
Я скосил глаза и увидел прямо перед собой долговязого субъекта лет тридцати пяти в щегольском камзоле цвета бычьей крови. Узкое лицо незнакомца прорезала хищная ухмылка, а глаза цвета стоялой воды глядели колко и проницательно.
Граф отшатнулся, держась за скулу. Неведомый заступник изрядно приложил его по физиономии, пока я глазел по сторонам.
— Ты кто такой? — спросил я.
Незнакомец небрежно отряхнул кружевные манжеты и процедил:
— Меня зовут Виктор Разумовский. Можешь считать меня местным распорядителем. Сейчас я настоятельно советую тебе убраться восвояси, Ростислав, пока я не рассердился всерьез.
С этими словами он щелкнул пальцами, и откуда-то из толпы возникли две мрачные фигуры в темных камзолах. Вышибалы, не иначе — уж больно устрашающе выглядят.
Шереметьев дернулся, явно собираясь возразить, но Разумовский пресек его одним взглядом. Граф скрипнул зубами и, резко развернувшись, зашагал прочь, то и дело оглядываясь. Я выдохнул с облегчением. Пронесло.
— Благодарю за помощь, — пробормотал я, поворачиваясь к Разумовскому. — Не знаю, что на меня нашло. Вечно я влипаю в истории.
Виктор смерил меня странным взглядом и ухмыльнулся краем рта:
— Можно подумать, тебя силой сюда притащили. Расслабься, парень. Здесь все свои, волноваться не о чем. Главное — не отсвечивай и делай, что скажут. Глядишь, и уйдешь целым.
С этими словами он подмигнул мне и, посвистывая, двинулся в сторону игорных столов. Я проводил Разумовского настороженным взглядом. Что-то в этом типе неуловимо настораживало. Уж больно гладко он появился из ниоткуда в нужный момент. И слишком самоуверен для обычного завсегдатая.
Впрочем, какое мне дело? Надо уносить ноги, пока снова не прижали к стенке. Итак, где там этот чертов Гром? Неужто до сих пор кувыркается со своими потаскушками? Вот ведь угораздило на друга-кобеля напороться…
Я вышел в зал и заозирался, пытаясь высмотреть в толпе знакомую вихрастую макушку. Ну точно, вон развалился на диване, кругом девки увиваются. Совсем стыд потерял, ишь как лапищи распускает! Хорош гусь, ничего не скажешь.
Я уже собрался идти на выручку бедовому другу, как вдруг краем уха уловил обрывок разговора за ближайшим столом:
—… партия отменного товара… из столицы доставили… первосортные перстни, сам глянь, загляденье…
У меня похолодело внутри. Липкий страх сковал внутренности, заставляя кровь застыть в жилах. Я уже собирался подойти ближе, чтобы расслышать детали разговора, но вдруг до меня донеслось имя, заставившее застыть на месте.
—… сам Разумовский распорядился… да-да, тот самый, ближайший советник Императора… правая рука государя…
Я окаменел, не веря своим ушам. Вот это поворот! Выходит, эта скользкая гадина не просто из местных, а вхож в самые высшие эшелоны власти? Имеет прямой доступ к Императору Николаю, чтоб его подагра разбила и паралич хватил!
А что, если сам государь в курсе этих грязных делишек? Что, если работорговля и подпольные бои перстов — лишь часть какой-то большой игры, в которую играют сильные мира сего? Мороз по коже от таких мыслей, впору на стенку лезть и волком выть.
Я стиснул зубы, борясь с неудержимым желанием ворваться в эту мерзкую. Но нет, нельзя. Велиал умеет ждать. Придет час — и я вычищу эти чертовы авгиевы конюшни. Выжгу каленым железом, до самого основания. Раз и навсегда.
Но пока надо уносить ноги, и чем скорее, тем лучше. И Грома вытаскивать из этой клоаки, пока парня совсем не затянуло в губительный омут порока. Я решительно направился к другу, грубо растолкал увивающихся вокруг него раскрашенных девиц и, ухватив за шиворот, поволок к выходу. Гром брыкался и орал благим матом, но я был неумолим.
— Эй, ты чего творишь, психопат ненормальный? — возмущенно забулькал приятель, пытаясь вырваться из моей железной хватки. — Совсем сдурел, да? Мне там такой момент обломился, я почти уломал ту черняву…
Я со всей дури припечатал его к стене и прорычал прямо в перекошенное лицо:
— Слушай меня, ты, недоумок хренов! Пока ты тут с шлюхами кувыркался да в беспамятстве барахтался, я такое узнал — волосы дыбом встают. Эти твари, будь они неладны, людьми торгуют. Живым, мать его, товаром! И я не уверен, что они следят за законом и не кромсают тех, кому не стукнуло восемнадцать! А заправляют всем этим скотским базаром не абы кто, а царевы прихвостни.
Гром вытаращил глаза и приоткрыл рот, являя миру неприглядное зрелище кривых зубов:
— Чего-о-о? Быть такого не может…
— Еще как может, дубина! — прошипел я, встряхивая его что есть силы. — У отца спроси! Весь этот вертеп — один сплошной гнойный полип. Фурункул на задницы Империи! И хозяева тут — мрази из дворца, сиятельные, чтоб им пусто было. Им плевать с высокой колокольни, кого в расход пускать. Сегодня перстов, завтра тебя или меня. СМЕКАЕШЬ?
Приятель судорожно сглотнул и часто-часто закивал, не сводя с меня испуганного взгляда. Еще бы, не каждый день лицезреешь меня полуобращенного в демона да еще и в гневе. Я и сам чувствовал, как звериные черты проступают на лице, а глаза наливаются багровым адским огнем.
— Вот что, Гром, —
