Ноги мои подломились, Молчун в одиночку не справился, и я упал на колени.
— Что там? — воскликнул Равуда.
— Тут… чо… — прохрипел Фул. — Э… ой…
Он дергался и переступал в темноте, делал странные движения, то ли дрался с кем-то невидимым, то ли пытался что-то от себя оторвать. Сопровождалось это скрежещущими звуками и низким, горловым подвыванием, которое я где-то слышал, но где — вспомнить не мог.
Равуда посветил на вилидаро фонариком.
— Что за… — начал он.
Фул давил Котика лапищами, пытался оторвать от себя, а тот, держась передними лапами за шлем, четырьмя остальными рвал лицо, шею так, что из-под когтей летели кровавые ошметки. Уши-антенны стояли дыбом, и зверек издавал тот самый горловой вой, который я не смог опознать.
— Ножом его! — гаркнул Равуда, и Молчун потянулся к поясу.
Стрелять нельзя — попадешь в Фула, сам добраться до зверя кайтерит не мог, слишком узок коридор.
— Ыыыыы… — завыл вилидаро, руки его дрогнули, из-под лап Котика ударил настоящий фонтан жидкости, что показалась черной, и громадное тело начало падать.
Я дернулся, протянул руку, чтобы сцапать Молчуна за пояс, остановить.
— А ты не рыпайся, — в затылок мне уперся холодный ствол.
Игва ударил стремительно и беспощадно, лезвие сверкнуло, зацепило попытавшегося извернуться Котика за бок. Светло-коричневая шерсть разошлась, обнажая розовую плоть, вой перешел в визг боли, и меня от этого звука затрясло.
Дергавшийся Фул наконец рухнул, зверь отпрыгнул, но Молчун вторым ударом зацепил его на лету, едва не отрубил одну из лап.
— Вот мерзкая тварь! — прорычал Равуда. — Добей его!
Котик хоть и истекал кровью, рванул в темноту, будто ракета.
— Ушел, — с сожалением констатировал Молчун.
— Ладно, так сдохнет. Пошли.
Равуда схватил меня за горло и рывком поставил на ноги, едва не сломав мне шею. Про Фула он и не вспомнил — умер Максим, да и хрен с ним — пихнул меня вперед и погнал дальше.
Спасибо, Котик, ты сделал все, что мог, но сегодня ты бессилен. Выживи сам.
Когда прямо у меня в ухе прозвучал голос Юли, я решил, что у меня галлюцинации:
— Егор! Егор!
Но затем осознал, что не слышу больше ничего, а что в черепе те самые ощущения, что возникают каждый раз, когда начинала работать система связи тиззгха.
— Даа… — просипел я.
— Сашке хуже! Клиническая смерть! Откачивают!
Я сам находился на грани смерти, но тут меня накрыло отчаянием, похожим на черное цунами. Неужели все зря, никакого смысла не было во всех этих тяжелых месяцах на «Гневе Гегемонии» и Бриа, когда меня били, кусали, муштровали, насиловали, гоняли, в меня стреляли и пытались взорвать?
Сашка все равно погибнет, и я тоже, и Юля останется одна…
— Держись! — выдавил я. — Она справится!
— Егор, ты… — и звук пропал, словно его выключили.
Я осознал, что мы в большом помещении, и вокруг происходит какая-то возня: мотались лучи фонариков, возникали и пропадали фигуры, лицом куда больше, чем две, слышались возгласы, звуки ударов и надсадное дыхание. В первый момент я подумал, что нас атаковали бриан, но потом осознал, что они бы просто расстреляли нас, да и все дела.
— Ай, черт! — воскликнул во тьме знакомый голос
Макс!
Побежал за нами, чтобы выручить меня, да еще и кого-то прихватил с собой? Напавший на Фула Котик не только убил вилидаро, но дал спасателям немного времени, чтобы нагнать нас.
Что-то тяжело врезалось в стену, клацнуло, и наступила тишина.
— Герои сраные, — проговорил Равуда, тяжело дыша.
Луч его фонарика уперся в лежащего у стены Дю-Жхе — на лбу ссадина, сам без сознания. Потом кайтерит развернулся, проверил, на месте ли я, и посветил дальше, туда, где придавив собой к полу Макса, еле-еле шевелился Молчун, руки его подламывались, из носа капала кровь, и встать он не мог.
Отчаяние так и плескалось внутри, но тут к нему добавился гнев — ах ты пидор!
— Придется спешить, о да… — Равуда вздохнул. — А то явится еще кто-нибудь. Выпущу тебе кишки, как и обещал. Снимай броню, а то начну с ушей…
Он потянулся к поясу, но цапнул лишь пустое место.
Понятно, сам ремонту не обучен, а обратиться ко мне, к врагу не мог, и хлипкое стандартное крепление не выдержало. Ножик, которым вскрыть не то что меня, аллигатора, отвалился вместе с ножнами во всей этой суете.
— Что, продолбал? — сказал я, улыбаясь как можно шире: он не увидит моей слабости, и покорности не дождется.
— У Молчуна есть, — сообщил мне Равуда, и шагнул в ту сторону, где корчился на полу игва: Макс сам то ли погиб, то ли в отключке, но соперника отделал тоже, молодец.
Кайтерит оказался рядом, и тут я бросился на него, всем весом врезался в бок. Отозвалось болью все тело, но я сшиб его и мы покатились по твердому, шишковатому полу.
Я оказался сверху, и ударил Равуду лбом в лицо.
Забрало он давно поднял за ненадобностью, так что край моего шлема с хрустом раздробил его переносицу. Кайтерит издал звук, на удивление похожий на хрюканье Котика, я замахнулся, чтобы добавить, но тут сам получил мощный толчок в живот и отлетел назад.
Нащупал на полу что-то твердое, спешно поднял — блин, всего лишь фонарик. Включил, нацелив в физиономию Равуды, чтобы ослепить, ошеломить врага, и понял, что он уже встал, нацелил на меня автомат.
Лицо кайтерита было страшным — кровавые потеки, выпученные глаза, нарастающая вокруг них опухоль.
— Кишки не выпущу, так просто прикончу, — сообщил он, и дернул пальцем.
Оружие издало негромкий «крак» — знак того, что у него кончилась энергия, или что отошел контакт. Равуда уже показал, что хреново ухаживает за автоматом, еще тогда, когда не смог пристрелить Котика.
Я снова бросился на него.
Разумнее было метнуться прочь, удрать, спрятаться в темных тоннелях, выжить. Только в тот момент мне было плевать на разумность; горе, боль и жажда мести переполняли меня, кипели внутри, придавали сил.
Равуда не ждал атаки, ему досталось от Дю-Жхе, он тоже устал за последние дни, давно не ел нормально. Он среагировал, начав поднимать автомат, но я снова сбил его с ног, вцепился в оружие и надавил всем весом, притиснул цевье ему ниже подбородка, к открытой шее.
Фонарик кайтерита отлетел в сторону, светил прямо на нас, так что я видел его искаженное лицо.
Равуда сражался отчаянно, извивался подо мной, пытался бить коленом, но на моей стороненаходилось тяготение. И на моей стороне было оружие, с которым я возился все эти месяцы, ухаживал, ремонтировал, я почти ощущал, как автомат помогает мне, тоже двигается в нужном направлении.
Цевье вдавилось туда, где у людей кадык, по телу кайтерита прошла дрожь, я радостно оскалился и захрипел. Пусть сам я труп, и дочь не спас, от этого гаденыша я мир избавлю, хоть что-то полезное сделаю.
Я нажал еще сильнее, подвинулся выше, перенося вес на руки, и Равуда выпустил автомат.
— Сдохни! — прорычал я.
Топот бегущих ног оглушил меня, лучи несколько фонариков скрестились на мне. Раздалась команда, и множество рук вцепились в плечи, в поясницу, и потащили меня назад.
— Неееет! — заорал я. — Оставьте меня! Я убью его!
— Боец, приди в себя! — рявкнули женским голосом прямо в ухо, и пощечина обожгла мне лицо.
Лиргана, сучка трехглазая!
— Пустите меня! — я дергался и трепыхался, но меня держали крепко.
— Не воняй! Я рапорт подам! Под суд пойдешь! Денег не заплатят! — центурион орала мне в лицо, брызгала слюной, но иначе я бы ее не услышал и не понял.
— А какая разница? Мы все равно сдохнем!
— Связь заработала! Ты починил этот дерьмовый блок! Ночью нас вытащат!
И тут я отрезвел.
Вытащат? Мы вернемся на линкор? А потом смогу отправиться домой, к семье? Посмотреть на могилу Сашки и обнять плачущую Юлю… но лучше так, чем сдохнуть тут, в джунглях на чужой планете.
— Ну и бардак вы тут устроили, дерьмососы, — пробормотала Лиргана, оглядываясь. — Хорошо, что Янельм услышал и сообщил… Пира, докладывай!
