На аэродром Кила-Кила вернулся один. Подниматься высоко и отыскивать остальные самолеты было влом. Я не командир эскадрильи и даже не ведущий пары, так что спроса с меня никакого. Сел первым. Кислое выражение лица механика Чарльза Пека сообщало, что пробоин у нас, как у собаки блох.
— У тебя есть трафарет японского флага? — спросил его.
— Нет, — ответил Чарли. — А зачем он нужен?
— Чтобы набить ниже кабины отметку о сбитом «зеро», — ответил я. — И добавь еще один кораблик, только военный. На этот раз не повезло эскадренному миноносцу.
— Ух, ты! — выдохнул механик радостно, будто сам поразил обе цели.
Теперь у него будет стимул отремонтировать самолет как можно быстрее. Технический состав лучше работает, когда видит боевой результат своих стараний. Обычный вылет на бомбардировку не канает, хотя во время него могли нанести намного больше ущерба.
Два самолета не вернулись с задания, причем одним управлял опытный летчик. Его сбили истребители после того, как повредил транспорт. Второй, управляемый новичком, опустился слишком низко и нырнул в море. Больше его не видели. В результате атаки остальных самолетов были повреждены все пять транспортов и один эсминец. Кроме меня, потопить никому так и не удалось. Жаловались, что бомбы маленькие. По моему мнению, маленькими были пилоты.
Судя по нахмуренному лицу командира Третьей группы подполковника Дэвиса, он думал так же. Зато ко мне теперь относится с родительской теплотой. Я дал ему результат, что поможет в продвижении по службе. У американцев, как ни у какой другой нации, развита уверенность, что для каждой миссии есть нужный специалист, который и только он, выполнит успешно. Надо только найти его и предложить хорошую оплату.
— Воюй так же — и скоро будешь капитаном и командиром эскадрильи, — промотивировал он меня.
Представляю, как бы удивился подполковник Дэвис, если бы узнал, что я уже был и тем, и другим, причем дважды.
76
Двадцать первого марта на аэродроме Кила-Кила поменялась истребительная эскадрилья. Вместо сильно уменьшившейся Восьмой из Сорок девятой группы появилась свежая Восьмидесятая из Восьмой истребительной группы на самолетах «П-38фс». С удивлением узнал, что у «Молний» стволы пулеметов и пушек заклеены специальной бумагой литероидом, чтобы не ухудшали летные качества, которая рвалась при первых выстрелах. Так понимаю, на обратном пути хорошая аэродинамика уже была не важна.
Двадцать третьего, после продолжительного ремонта, я опять полетел на бомбежку в составе эскадрильи, которая пополнилась десятью новыми «Хэвоками». Пилотировали их малоопытные выпускники военных летных училищ, один из которых, второй лейтенант Эванс, рыжеватый, курносый, задиристый, потный, стал моим ведомым. Видимо, поэтому первый вылет для них был легким — прочесали джунгли у деревни Мубо связками маленьких осколочных бомб с высоты шесть тысяч футов.
После двух дней нелетной погоды отправились бомбить аэродром Малаханга, расположенный на берегу реки Бусу в двух милях восточнее Лаэ. Вместе с нами вылетела Восемьдесят девятая эскадрилья на бомбежку городка Саламауа, расположенного ближе, на небольшом полуострове. От него начинается дорога к Вау, поэтому японцы по ночам подвозят туда на лодках снабжение для войск, воюющих в джунглях.
Моя пара летит второй, сразу за командиром эскадрильи, потому что в данном составе я второй по опытности пилот. Это повышает шанс уцелеть. По первым самолетам зенитчики пристреливаются, а последние сбивают. Хотя возможны самые невероятные варианты. Летели над морем на высоте три тысячи футов в сторону Лаэ, якобы собираясь бомбить именно его, а на подлете сделали зигзаг, пролетев над сушей и зайдя на цель с севера, чтобы не попасть под зенитки, защищавшие этот город. Аэродром в Малаханге тоже прикрывали две батареи «двадцатьпяток», но они не ожидали нападения с той стороны. Среагировали с запозданием, ударив нам вдогонку.
С единственного захода мы скинули фугасные и осколочные бомбы на каменные и деревянные здания возле летного поля и грунтовую взлетную полосу и полетели домой. Три последних самолета получили незначительные повреждения. Зато у соседней Восемьдесят девятой минус один самолет под названием «Мини ха-ха». Дохохотались: подбитый «Хэвок» упал в море, экипаж опустился на парашютах, приземлившись на вражеской территории. Пока числятся пропавшими без вести.
Три дня перерыва и на четвертый отправились бомбить Финшхафен. На подлете к цели встретили возвращавшихся оттуда шесть тяжелых четырехмоторных бомбардировщиков «Б-17» «Летающая крепость». У одного дымил правый двигатель. Они славно отработали по Финшхафену — весь город был в дыму и огне. Каждая «Крепость» могла нести до восьми тонн бомб. Мы зашли на малой высоте, добавили свои почти две тонны каждый и попали под жесткую раздачу зенитчиков. В крыле моего самолета появились дыры на одинаковом расстоянии от фюзеляжа слева и справа. Такое впечатление, что снизу прокололи двузубой вилкой.
На обратном пути правый двигатель покашлял пару минут, а потом сдох. Дальше полетели на одном, отстав от эскадрильи. Благо мы уже были над своей территорией, так что переживал не сильно. Чем ближе к Порт-Морсби, тем больше расчищенных под поля участков джунглей. Есть, где приземлиться. Да и аэродромов здесь много, потому что слишком трудно прокладывать дороги и еще труднее поддерживать их в рабочем состоянии, потому что зарастают стремительно.
Мы таки дотянули до Кила-Кила и благополучно приземлились. Катясь мимо штаба, я обратил внимание, что там слишком много офицеров. Предположил, что приперлось начальства из штаба Пятой воздушной армии.
Зарулив на стоянку, выбрался из кабины и с крыла сказал механику:
— Чарли, не сердись за дырки и испорченный двигатель, но нипез оказались слишком меткими!
— Починим! Главное, что долетели! — весело произнес он и сообщил: — Там к тебе осси приехали. Что ты им плохого сделал?
— Наверное, бомбами поделился, но поймать не смогли, — ответил я.
Дружественный огонь случается частенько, особенно, когда бомбим джунгли.
В тени возле крыльца штаба стояло несколько американских старших офицеров, включая командира Третьей бомбардировочной группы, и австралийский бригадир. Это промежуточное звание между полковником и генерал-майором, которое присваивают полковнику, исполняющему обязанность командира бригады. Типа коммодора на флоте, когда капитан временно командовал эскадрой. Это был пятидесятилетний квадратный мордатый коротышка с написанным на лице комплексом Наполеона.
— Вот он, наш герой! Долетел на одном двигателе! — представил меня подполковник Дэвис, а выслушав мой доклад, приказал: — Построить личный состав!
Поскольку прилетевшие ранее экипажи не успели уехать или им не дали это сделать, места в тени не хватило, поэтому часть военнослужащих, в основном нижние чины из технического персонала, стояли на солнце. Представляю, как они материли меня, потому что припекало по-взрослому.
Командир Восемнадцатой пехотной бригады Седьмой дивизии бригадир Вуттен зачитал приказ, согласно которому «за неоднократные акты храбрости во время активной операции у населенного пункта Вау» меня наградили британским «Военным крестом». Это серебряный равнопалый крест с королевским вензелем в центре и коронами на четырех концах. На реверсе мое имя и год вручения. Ленточка из трех полос одинаковой ширины — бело-фиолетово-белая. Уверен, что австралийскому офицеру не дали бы такой ровно за то же, что сделал я. Иностранцев всегда награждают щедрее.
Приняв «Военный крест» и поблагодарив за него, я попросил австралийского бригадира:
— Передайте мою благодарность командиру роты капитану Шерлоку.
— Он погиб при отражении японской атаки в тот же день, когда отправил рапорт о твоем подвиге, — сообщил бригадир Вуттен.
— Он умер, как настоящий воин! — немного патетично произнес я и — играть роль, так играть! — перекрестился не по уставу.
