Надежды на удачное возвращение домой и щедрое вознаграждение от витуса Девиго разом рухнули под топорами дикарей. Никакие они не трусы, как болтали старики и старухи. Наоборот: подлая, но очень умная атака на спящий лагерь доказала обратное. Витус Девиго всё время твердил: побегут, побегут, только лови. Побежали, только не в ту сторону и не те. Не ловить, а отбиваться пришлось.
Там, на поляне, где валили огромные деревья, дикари привязали его к высокому пню. Дрир поёжился. До сих пор противно вспоминать, как люди разделались с павшими товарищами. Никакого понятия о приличии. С трупов сняли всё, буквально всё. Дикари не побрезговали даже набёдренными повязками. И, окончательно поправ всё святое, что только есть на этом свете, отрубили погибшим руки. А их страшный вожак большим синим топором отрубил ладье нос.
Великолепный речной корабль дикарям совершенно ни к чему. Они разломали ладью на куски и сложили из них огромный погребальный костёр. Обнажённые тела товарищей полетели в ревущее пламя. Последним… Живот судорожно дёрнулся и попытался выплеснуть содержимое наружу. Но выплёскивать нечего, Дрир только зашёлся глубоким кашлем. Во рту остался горький привкус. Последним в огонь закинули благородного Девиго. По великолепным золотым волосам только и удалось узнать атамана. Дикари с невероятной жестокостью искромсали тело благородного вдоль и поперёк.
Словно дохлых овец, без молитв и подношений Великому Создателю, тела павших товарищей сожгли в исполинском костре. Пепел, головёшки и обломки костей сгребли и бросили в реку. Вода подхватила обугленные останки и понесла их далеко, далеко на юг, домой, куда, Дрир тяжело вздохнул, ему самому никогда не вернуться.
Того самого парня, что грубо выдернул из спального мешка, вожак назначил презренным надсмотрщиком. Дикарь, хоть и позволил подобрать сапоги и шерстяную рубаху с длинными рукавами и штаны, забрал себе великолепный спальный мешок дяди Зепана. Не отходя ни на шаг, буквально наступая на пятки, молодой дикарь постоянно ругался, плевался и всё норовил разбить нос. Издеваться издевался, но не убил. Вожак невероятным образом умудряется держать этот дикий сброд в узде. До поляны с примитивным идолом из камня Дрир дошёл вконец разбитый, оплёванный, но по-прежнему живой.
На этот раз его привязали к сосне. Надсмотрщик грубо прижал к дереву и туго стянул руки. Шершавый ствол пах свежей смолой. Мелкие кусочки коры сыпались за воротник рубахи. Обломок веточки больно упёрся в спину чуть ниже левой лопатки. При малейшем движении мелкий пенёк впивался в кожу. Но на этом мучения только начались. Желудок вновь противно дёрнулся, Дрир сплюнул горькую слюну. То, что он увидел на поляне с каменным идолом… Уж лучше бы он потерял сознание раз и навсегда.
Стало ясно, зачем вожак дикарей отрубил ладье нос и упорно волок его несколько километров. Дикари развели перед каменным идолом большой костёр. Под восторженные вопли приспешников, вожак водрузил деревянный обрубок на пылающую кучу. Размахивая топорами и копьями, вопя что-то несусветное, дикари пустились в сумасшедший пляс.
Напряжение вокруг костра росло с каждой минутой. Забыв о пленнике, все без исключения участники подлого нападения забегали вокруг огня. Грязные лица вытянулись, глаза вылезли из орбит, а рты засверкали кровожадными оскалами. И без того непонятный людской гогот скатился до звериного лая, воя, визга и безобразного рычания. Невероятно противное зрелище.
Воплями и скачками дикари довели себя до полнейшего исступления. В момент наивысшего напряжения в ревущий огонь полетели отрубленные кисти. Гадкий запах горелой плоти полез в нос. И без того пустой желудок забился в конвульсиях. От напряжения лицо запылало болью. Тысячи иголок впились в щёки, лоб, губы. Тогда он завопил не хуже дикарей и забился в истерике.
Боль и ужас довели до кровавых видений. В туче омерзительной вони показалось, будто вожак дикарей и тот самый презренный надсмотрщик оторвали его от спасительного дерева, под дикие вопли и ржание доволокли до адского огня и швырнули прямо в пасть рыгающего пламени. В беспамятстве забился головой о сосну. Наблюдать за диким действом диких людей оказалось выше его сил.
Но, хвала Великому, обошлось. Дикари наскакались досыта и без сил попадали возле догорающего костра. Сквозь тающие маски безумия проступил разум. Будто не понимая, что произошло, дикари постепенно пришли в себя. Вспомнив о пленнике, припёрся презренный надсмотрщик.
Переход до деревни дикарей остался в памяти разбитыми образами. Берёзы, липы, сосны постоянно маячили перед носом. Упавшие стволы и густой подлесок постоянно цеплялись за ноги. Изредка с левой стороны мелькала речная гладь. Надсмотрщик по-прежнему дышал в затылок, но, на удивление, плеваться и драться перестал. Так, изредка подгоняя ударами в спину, молча шёл сзади.
Где находится деревня дикарей так и осталось большой загадкой. Он вырос на берегу большой реки, на краю великой степи и совершенно не умеет ориентироваться в дремучем лесу. Как-то шли, шли, шли и наконец вышли на поляну с непонятным завалом из деревьев.
Встречать победителей вышла вся деревня. Из-за несуразных ворот высыпала толпа дикарей. Женщины с растрёпанными волосами в оборванных шкурах громко заголосили. Путаясь под ногами, забегали чумазые дети. Какой-то сгорбленный старик полез ко всем целоваться. Сунулся было и к нему, но, увидал золотистое лицо, разорался, как старый мерин на бойне. Дикари тут же окружил его.
Бр-р-р! Дрир поморщился. Даже вспоминать противно: сотни грязных рук потянулись к нему. Каждый норовил пощупать лицо, руки, волосы. Особо шустрые пытались оторвать хотя бы кусочек от шерстяной рубахи. В давке чьи-то проворные руки едва не стянули с левой ноги сапог. Дрир, содрогаясь от отвращения, заюлил на месте.
Дикари непременно разорвали бы его на части. Но, к счастью, вмешался надсмотрщик. Громко загоготав, дикарь отогнал любопытных соплеменников. Размахивая копьём, надсмотрщик с торжественным видом дотащил Дрира до центра деревни. Возле большого очага он наконец-то позволил опуститься на утоптанную землю.
Толпа дикарей существенно поредела, но несколько человек по-прежнему пялились на него. Но подойти ближе, хвала Великому, не решились. С важным видом, будто он тут единственный на всю округу благородный, надсмотрщик бдительно следил за соплеменниками.
О том, что будет дальше – ни малейшего представления. Час шёл за часом, Гепола почти коснулась ярким диском горизонта, а он по-прежнему сидел на земле со связанными руками возле большого очага. Любопытные дикари и те разошлись, остался один надсмотрщик.
За время долгого ожидания к надсмотрщику несколько раз подбегала молодая дикарка. Женщина принесла большой чёрный кувшин и что-то завёрнутое в широкие листья лопуха. Дикарь, обняв женщину, с наслаждением выпил половину кувшина и взялся за свёрток. Запах жареного мяса ударил ноздри, желудок вопросительно заурчал, а потом зарычал, но… ему так и не перепала ни кусочка.
С первыми сумерками на площади появился главарь. Надсмотрщик подскочил к нему и о чём-то оживлённо загоготал. Главарь внимательно выслушал приспешника и что-то сказал в ответ. Слова главного обрадовали надсмотрщика. Подойдя ближе, дикарь жестом велел подняться и следовать за ним.
Недалеко от деревенской ограды из поваленных деревьев, рядом с низеньким домиком с большим навесом, несколько дикарей увлечённо копали большую яму. При виде главного, люди бросили работу и вылезли наружу. Ему наконец-то развязали руки. Затёкшие кисти отозвались нестерпимым жжением. Но, не дав опомниться, его столкнули в свежевыкопанную яму.
Он упал прямо на стонущие руки и взвыл от страшной боли. Что ещё за пытку придумали дикари? Дрир прислонился к песчаной стене и в тупом оцепенении принялся растирать ноющие руки.
В голову лезли глупые мысли. Неужели закопают? Но… После страшной атаки на спящий лагерь, дикой мистерии возле каменного идола и прибытия в деревню дикарей способность удивляться пропала начисто, а вместе с ней всякий интерес к собственному будущему.
Но нет, живьём его не закопали. Вместо этого яму накрыли двумя рядами грубо обтёсанных брёвен. На следующий день, едва рассвело, дикари соорудили над ямой большой шатёр. Будущее несколько прояснилось: пока он нужен дикарям живой и невредимый.
С момента пленения его продержали без еды и практически без воды более двух дней. Только пару раз за время путешествия до поляны с каменным идолом и до деревни дикарей надсмотрщик дал немного воды. Такое впечатление, будто пустой желудок обмотался вокруг хребта. Дрир кричал, махал руками, но так ничего и не добился. Только на утро после первой ночи заключения сквозь узкие просветы бревенчатой решётки ему просунули несколько старых шкур, спустили кувшин с прохладной невероятно вкусной водой и бросили большой кусок великолепного копчёного мяса. Так развеялся ещё один страх: смерь от голода ему не грозит. Но всё равно – только Великий Создатель ведает, что у дикарей на уме.
