– Час добрый, – сказал я, – но когда прибудет Маркус, ты обязан оставить все и явиться немедленно. Не знаю, сможешь ли быть полезен, но когда решается вопрос, быть миру или не быть…
– Клянусь, – ответил он. – Ваше Величество…
– Логирд, – ответил я. – Да, кстати, погоди еще чуть. Ты можешь сказать, что со мной случилось, когда я попытался шагнуть с южного материка на северный?..
Он качнулся из стороны в сторону.
– А что случилось?
– Я чуть не сдох, – ответил я. – Целый день пытался выжить, а потом еще двое суток ноги тряслись, и до сих пор в желудке будто раскаленные камни!
Он подумал, исчез, появился снова, пару мгновений висел передо мной, опять пропал, будто его и не было.
Я устал ждать, сотворил себе большую чашку черного кофе и бутерброд побольше, но чуть не выронил, когда Логирд внезапно возник передо мной так близко, что моя рука с чашкой оказалась внутри его призрачного тела.
– Вы счастливчик, сэр Ричард! – заявил он.
– Ну да, – согласился я саркастически, – до сих пор жжет, хотя Карл-Антон лечил меня долго и старательно.
– Вас должно было распылить так, – сказал он с нажимом, – что не осталось бы даже пыли!.. Вы же посмели утащить вещи Изначальных! Это немыслимо!..
Я проговорил обалдело:
– Погоди-погоди… так это из-за того ящика меня так корежило?
– То не просто ящик, – сказал он с чувством. – Как вы беспечны…
– Погоди, – повторил я, – это значит, что если мне понадобится прыгнуть, как кузнечик, из Сен-Мари, скажем, в Ричардвиль, меня уже так не перекрутит, как хозяйка мокрую тряпку?
Он покачал головой.
– Не перекрутит. Но все равно там не все до конца ясно. Могут быть опасности. На самом деле никто не знает, зачем на самом деле появляется то окошко… что и не окошко вовсе. Но не для переходов с места на место, это точно.
– Когда под рукой нет молотка, – сказал я, – гвоздь можно забить и короной. Сейчас не до жиру, дорогой Логирд. Справимся с Маркусом, начнем все тайны вселенной растайнивать!.. А сейчас все для фронта, все для победы. Значит, говоришь, могу рискнуть?
Он ответил нехотя:
– Если только очень-очень нужно… А так я бы не советовал.
Он исчез так стремительно, что я даже не понял, в какую из стен метнулся, хотя, насколько помню, при достаточном усилии он перемещается на огромные расстояния практически моментально.
Не знаю, что значит, очень-очень нужно, или даже «просто очень нужно», у меня, как мне кажется, все чрезвычайно и безотлагательно нужно. Я для пробы поднял рукав рубашки до самого плеча, там и разместил браслет буквально на бицепсе. Вроде бы держится крепко, но ощущение такое, что хоть и плотно, но подстроится и раздвинется, если вдруг бицепс с какой-то дури разрастется.
При опущенном рукаве как будто ничего и нет, только мурашки там бегают, но, думаю, постепенно привыкну, если не сдохну.
Сцепив челюсти, я задержал дыхание, надо быть готовым к боли, вспомнил как можно ярче один уединенный и почти не посещаемый балкон в левом крыле, где была моя резиденция после возвращения короля Леопольда, а как только начало возникать окошко, согнулся и полез, как вор в чужую квартиру.
Похоже, это в самом деле что-то иное, а не короткий путь между заданными точками, глупо делать подобный лаз, когда можно создать приличную дверь… если только это не для собаки, которую выпускали побегать и покакать где-то на соседнюю планету.
Я выполз на той стороне, рухнул на холодные камни, в спину дует холодный северный ветер и воет в щелях между плитами и в проеме двери, небо в низких тучах.
Боль все-таки прошлась по всему телу, оставляя жуткую слабость, я подумал со злостью, что если не сумею с нею справляться, то лучше птеродактилить, крылышками хоть и дольше, но не так опасно и больно.
К счастью, на балкон так никто и не вышел, я поднялся, цепляясь за грубые, как я сам, камни, долго пытался отдышаться.
Да, у меня есть стационарные зеркала перемещений, одно даже портативное, хоть и заряжается очень долго, есть пентаграммы аббата Дитера, кольца Возвращения Альины, Браслет Иедумэля или Гонца, могу даже сам поптеродактелить, так что вроде бы всего до фига, но это ошеломило бы разве что деревенского колдуна, я же привык в прошлой жизни пользоваться не меньшим разнообразием транспорта, но и тогда ворчал то на пробки, то на задержки рейса…
И еще надо бы как-то смягчить условия перемещения с места на место. Пока что все варианты далеки от идеального, а я цаца такая привередливая…
Уши еще ничего не уловили, даже нос смолчал, но некое чувство подсказало, что в эту сторону кто-то идет. Прислушавшись, я уловил легкие женские шаги, этого еще недоставало, затем сердце радостно тукнуло.
Я еще не понял, чего это оно вот так, но губы начали раздвигаться в улыбке, а когда появилась Аскланделла, я уже улыбался во весь рот, а она, надменная и величественная, в изумлении застыла в проеме, густые черные брови на чересчур бледном лице с нежной кожей не поднялись, а взлетели, как испуганные птицы.
– Сэр Ричард?..
– Аскланделла, – сказал я, – чувствовал же, что мне повезет! И в самом деле – встретил вас.
– Ваше высочество, – сказала она, – но как… вы здесь оказались? Взобрались по отвесной стене?
– Мое Величество, – поправил я. – Помните, мы с вами говорили?.. Я создал новое королевство из трех старых. Это, мне кажется, намного интереснее, чем если бы. Но сейчас я совсем по другому поводу.
Она повторила с запинкой:
– Ваше Величество…
– Оно самое, – подтвердил я, – но мы же с вами договорились без церемоний, помните?.. Хочу сказать, вы были чудовищно правы! Нет, чудовищно не то слово, вы были прекрасно правы!
Она приподняла брови еще выше.
– Разумеется, как же иначе… а в чем на этот раз?
– Насчет многолюдных городов, – объяснил я. – Не думаю, что Маркус, опустившись возле одного города, потом поднимается и летит к другому. Это нерационально. Скорее всего, выпускает транспортники…
Она переспросила:
– Что-то?
– Конные разъезды, – объяснил я, – только не совсем на конях, а точнее – совсем не на конях.
Она поправила вежливо:
– На повозках.
– Да, – согласился я, – на повозках особого типа. Собирают народ, грузят в трюмы, а потом все свозят к головному кораблю.
– Как на лодках?
– Да, – подтвердил я. – Именно. Прекрасное сравнение! Аскланделла, у вас не женский ум. Зато в остальном…
Она прервала:
– Ваше Величество, не надо.
– Чего?
– Вы собирались выдавить из себя комплимент, – объяснила она. – Это на вашем лице.
– Чепуха, – возразил я горячо. – Ничего я не выдавливал! Он сам из меня прет, удержу нет. Но, вы правы, обойдемся без поцелуев.
Она вскинула брови, взгляд стал холодным.
– Ваше Величество?
– Это выражение, – объяснил я торопливо, – к поцелуям отношения не имеет, идиома такая, метафора, иносказание, аллегория… или что-то еще, из меня неважный филателист… Значит, будем держаться без слюнявостей, мы же с вами правители и управлятели, мы должны думать о том, как вести народы к счастью, хочет он того или нет, а не о том, как начать расстегивать друг у друга крючки на одежде…
Она произнесла строже:
– Ваше Величество!
– Винюсь, – сказал я покаянно, – я вовсе не думал о крючках на вашей одежде, я же вас уважаю! А раз уважаю, то как могу! Аскланделла, честно говоря, я просто потрясен, как вы сумели себя поставить. Это невероятно, но ни следа магии, я бы заметил. У меня чутье на магию, как у надрессированных собак на некую травку.
Она посмотрела на меня прямо и холодно.
– Ваше Величество, мне кажется, в моем случае достаточно было держаться просто и естественно.
– Да, – сказал я с уважением, – ничего себе «просто», если вас с пеленок отучают держаться просто и естественно! В обществе нужно в ногу, а то затопчут и вобьют в землю копытами, а то и вовсе ратицами. В приличном можно исповедовать любые идеи, но одеваться только по моде. Я уже начинаю вас бояться, ваше высочество. Даже если бы мне пришлось расстегивать на вас крючки, у меня бы руки так тряслись, что даже не знаю…
Ее взгляд стал еще холоднее.
– Ваше Величество, уверяю, это вам не грозит.
– Гора с плеч, – сказал я с облегчением. – А то, знаете ли, по дефолту принято считать, что мужчина должен добиваться женщины, иначе как бы оскорбляет ее недостаточным вниманием… Дикость какая, верно? Это же в вечном страхе жить: а вдруг уступит?
Она повторила с холодом:
– Уверяю вас, это вам не грозит. Во всяком случае, с моей стороны.
– Значит, – сказал я, – можно…
– Нет, – отрезала она. – И не можно.
Я умолк, смотрел на нее почти с любовью, настоящая снежная королева, хотя настоящая снежная должна быть блондинкой, пепельной блондинкой, у Аскланделлы же копна роскошных черных волос, блеску которых позавидует любой ворон, хотя лицо бледное, какое бывает только у выросших взаперти, не видевших солнечного света.
