и ногам, Марта и Соня смотрели на нас во все глаза, и я видел, что они больше, чем за себя, переживают именно за меня и мальчишек, которые лежали рядом с ними. Похоже, что без сознания. Мои любимые девочки! Я улыбнулся и услышал от Ермолова:
— Нет, но пора.
Он снова махнул. Олег и Шляпа отошли в сторону, встав у стоящей на опушке сосны, а нас с Игорем подхватили, фиксируя руки за спинами, и потащили в организованный остальными «чёрными» круг. Двое из них, чьё мы заняли, подошли к мальчишкам и подняли их на руки. Сонька и Марта забились в путах, замычали, не в силах говорить скованными клейкой лентой ртами. Дёрнувшаяся за сыновьями, Сонька упала лицом в землю, и я тоже дёрнулся, чтобы поднять её, но меня удержали.
Всё вокруг походило на страшный сон. Начало того, который я видел сегодняшней ночью. И сердце моё билось так, будто готово пробить рёбра и выскочить из груди, помчаться туда, в центр, помочь. Не знаю, как, но спасти…
Мальчишек положили на алтарь…
Я почти ничего не видел, перед глазами стояла муть от слёз и пота.
— Друзья мои, — начал Ермолов, — сегодня вы увидите настоящее чудо. То, которое не происходило вот уже тысячу лет. Сегодня, обретя бессмертие, я стану тем, кто понесёт в этот мир чудо жизни!
Он наклонился и взял зелье:
— Выпьем же за чудо! За жизнь! За бессмертную жизнь!
Ермолов подошёл к ближайшему к нему «чёрному» и подал бутылку. Тот сделал несколько глотков из неё, затем передал следующему. И следующему. Когда зелье дошло до Игоря, он замотал головой, но «чёрный», держащий его, стукнул Игоря по затылку и со словами:
— Пей, а то силком волью! — заставил проглотить зелье.
Я видел, как Игорь закашлялся, и мне показалось, что в его глазах что-то блеснуло. Но это вполне мог быть блик — я уже сказал, что видел плохо.
Бутылку передали мне, и я сделал глоток, понимая, что сейчас будет. Но, как ни странно, ничего не произошло. Наоборот, сознание стало более ясным, а зрение — чётким. Я увидел, как из леса за спиной Ермолова выходят трое. Из них я знал только одного — это был Серый, тот самый «англичанин» из Улан-Батора. Лицо второго казалось знакомым, только я никак не мог понять, откуда. Третий же… Именно с ним я разговаривал вчера, когда вернулся. Седой старик из парка.
Все трое были в тёмно-серых хламидах, блестящих под заходящим солнцем серебром.
— Что происходит? — прохрипел я, ощущая, что голос пропадает, а вокруг, словно высосанная вакуумом, наступает тишина. Та, которую называют оглушительной.
В ушах зазвенело. Все застыли, не в силах пошевелиться, Седой же подошёл к Ермолову, снял камень с его шеи и перевесил на себя. А после, вытащив из ножен на поясе кинжал, полоснул им по запястью сначала Диньки, а после — Ваньки.
Из моего горла невольно вырвался крик, и я дёрнулся, поняв, что могу только кричать, но двигаться. Рядом дёрнулся Игорь. Я увидел, что, словно преодолевая сопротивление воздуха, сделал один шаг, потом второй, третий. Он шёл, а я смотрел, как Серый поднёс к запястью Диньки вынутую из-под полы хламиды чашу, а второй… Я внезапно вспомнил, где видел его лицо. Это был Лыков. Тот Лыков, который ходил за камнем. Тот, который вернулся и сошёл с ума. Но он же… Мне сказали, что он умер! Лыков поднёс вторую чашу к запястью Ваньки.
Мальчишки лежали, не шевелясь, и я видел, как из них буквально по капле с кровью вытекает жизнь. Я поднял взгляд и посмотрел на моих девочек. Сонька, поднявшаяся, ревела на груди у Марты, которая, держала её, не в силах пошевелиться, так же, как и я. А Игорь шёл.
Я не представлял себе, что будет, когда он дойдёт, потому что невозможно что-то сделать, когда все силы уходят на то, чтобы двигаться…
* * *
Игорю казалось, что он идёт сквозь водную толщу. Ноги двигались с трудом, но постепенно возникло ощущение, что с каждым шагом становится всё легче, и как только он дошёл до алтаря, словно с плеч упала огромная тяжесть, сделав тело легким, почти невесомым.
— Ну здравствуй, Нефилим, — произнёс тот, кого Игорь всегда называл Учителем.
— Здравствуйте, Учитель, — ответил он.
— Пей! — Учитель протянул ему чашу, в которой была смешана кровь близнецов.
— А они?
Игорь оглянулся и посмотрел на застывших в истерике девушек, на умирающих мальчишек, на бьющегося в конвульсиях беззвучно кричащего Алекса.
— С ними всё будет нормально, — ответил тот, с которым Игорь каждое утро играл в шахматы.
— Я обещаю, — добавил тот, который совсем не был похож на свою фотографию из старой газеты.
Игорь улыбнулся, принял чашу и сделал глоток…
* * *
Я увидел, как из груди Игоря вырвался луч света, превращая всю поляну в горящую ослепительным солнечным пламенем поверхность, как взметнулись за его спиной крылья — белое и чёрное, а потом всё пропало. Игорь, мальчишки, троица… Поляна была пуста, остались только я, мои девушки, валящиеся под сосной Кряжев-младший и Шляпа, и их «чёрное» войско.
В рвущемся вперед движении я упал на землю, перекатился и, вскочив, подбежал к моим девчонкам.
— Что это… Как он… Почему… За что… — всхлипывая, не могла остановиться Марта, и я обнял её, сжимающую в руках бесчувственную Соньку. Серую. Постаревшую, кажется, лет на двадцать.
Моё сердце рвалось из груди, и я точно знал, что оно сейчас бьётся синхронно с сердцем Марты. И ещё одним… Посмотрев ей в глаза, я погладил её по голове и произнёс:
— Всё будет хорошо. Я их найду. — А потом поправился: — Мы их найдём. А пока…
Я огляделся и поманил пальцем Кряжева-младшего. Они только поднялись, и Олег стоял, отряхиваясь от лесного сора, а Шляпа что-то выискивал в высокой траве. Похоже, потерял-таки свой глок.
— Чего стоишь? Наворотил дел, давай помогай. И поищи, чем можно сестрёнку в себя привести. Нашатырь-то вряд ли есть, может, что-то с ментолом?
Тот дёрнул Шляпу, а сам подошёл к нам.
— А что с артефактом?
— С артефактом? Я тебе скажу, что с артефактом! — Я потянулся и схватил его за ворот рубашки. — Если она, — показал я на Марту, а потом перевёл палец на Соньку, — или она не придёт в себя… А
