— Но… мне кажется, что это перебор…
— Знаете, какой яд они дали Любе?
— Откуда?
— Цианистый калий. Мы провели тест и проверили. А обещали, что он будет медленно убивать накопительным эффектом. Чтобы на нее никто не подумал. То есть, они разом хотели убить и меня, и ее. Ведь в случае, если бы она меня убила, широкая общественность потребовала бы ее казни. Почему мы должны это терпеть?! С какой стати?! Кто они такие, чтобы с ними обходились тактично, когда они такое творят! Мрази! Скоты!
— Михаил Васильевич, — примирительно произнес Артузов, поднимая руки. — Спокойнее. Эмоции не помогают трезво оценивать ситуацию. Спокойнее. Вы не можете себе принимать решения под эмоциями.
Фрунзе замолчал, исподлобья глядя на Артузова. И где-то через минуту произнес.
— Ты был следующий.
— Что?
— У них есть список на ликвидацию. И ты в нем — вторым номером идешь. Сразу после меня.
— Это так, — кивнул Вальтер Николаи. — Сведения не проверенные, но вполне реалистичные. Во всяком случае в свете произошедших событий. Я, кстати, двадцать девятый.
— Твою мать… — выдохнул Артузов и расстегнул воротник.
— А ты говоришь перебор? Мочить их нужно, как козлов в сортире. — процедил Фрунзе с холодной, не скрываемой ненавистью в голосе.
— Мне потребуется время.
— Сколько?
— Пару дней. Нужно будет устроить несчастный случай агенту, вышедшему на Любовь Петровну. Максимально реалистичный. Пока они спохватятся. Пока найдут способ подвести к ней нового агента, чтобы выяснить, почему та не действует, пройдет время. Не меньше недели. Думаю, нам хватит этого времени.
— И это еще не все.
— Не все?
— Долги нужно возвращаться с процентами. Тем более этим скотам. Они мне еще за Севастополь ответят…
***
Тем временем в Париже инспектор криминальной полиции курил у место очередного преступления. Убийства.
— Как дела? — спросил, не здороваясь его начальник, который по случаю, выехал на место преступления — лицом по торговать.
— Труп, — кивнул он на накрытое простыней тело. — Шилом или отверткой убили. Судя по всему, ограбление.
— Кто такой?
— Журналист. Шел пьяным ночью домой.
— Что-то я не слышал, чтобы в этом районе кто-то так убивал. Грабят же тут обычно, да и то нечасто.
— Тихий район, — кивнул инспектор криминальной полиции. — А забили его словно в трущобах.
— Может он дорогу кому перешел?
— Он уже не первый год писал обличительные статьи и перешел дорогу многим.
— Думаешь за это убили? Да брось. Какой с него спрос? Он ведь просто выполнял запрос издательства. Да и зачем тогда грабить?
— Заметали следы.
— Может быть просто гастролеры?
— Может, — кивнул инспектор. — Но у меня за этот год это уже третий журналист этого профиля. А по Парижу — пятеро умерло. Одного зарезали ножом, второму проломили голову, третий повесился, четвертого машина сбила. Теперь еще и это — с дыркой не то от шила, не то от отвертки.
— Париж опасный город. — пожал плечами начальник. — Тем более последние два случая — это самоубийство и несчастный случай.
— Машина была в угоне. А повешенный, по словам знавшим его, никогда бы этого не совершил. Слишком жизнелюбивый.
— И ты думаешь, что они как-то связаны?
— Этого, — кивнул инспектор, пыхнув папиросой, — я знал. Месяц назад опрашивал.
— Это еще зачем?
— Тех четверых объединяло то, что во время Советско-польской войны 1928 года они писали про Союз довольно грязные статьи. Этот занимался тем же самым.
— Тебе не кажется, что это очень натянуто?
— Я тогда поднял самые популярные газеты и журналы. Выписал тех, кто полоскали почем зря Союз. Постарался навести о них справки. И, если получится опросить. Из семнадцати журналистов во Франции одиннадцать мертвы. По тем или иным причинам. Аналогичный мор напал и на журналистов, писавших гадости про Союз, в Англии. А в США не осталось никого, но там, конечно, сейчас черти-что творится. Однако…
— … - грязно выругался начальник.
— Да.
— Но это бред! Зачем их убивать? Статьи ведь заказывали в издательствах.
— Они мертвы. И я не дам и сантима за жизнь оставшихся.
Начальник прошелся.
Молча.
Осмотрел труп.
Потом повернулся. Посмотрел внимательно в глаза инспектору и тихо, но очень отчетливо произнес:
— Его убили гастролеры.
— Точно?
— Поверь — сейчас поднимать то, что ты накопал — не время.
— А мне кажется, если верить газетам, самое время.
— Не верь газетам.
— Хорошо, — произнес инспектор полиции, хотя по глазам было видно — доложит куда следует. Причем в ближайшее время.
— Я лично сообщу об этом де Голлю. Ты знаешь — мы с ним знакомы. И если получим добро — начнем раскручивать.
— А почему не сейчас?
— Потому что в случае, если подтвердиться, что Фрунзе режет наших журналистов, что писали про него и Союз кляузы, Франции придется начинать войну. Это ведь прямое нападение. А мы к ней только готовимся. И нападать сейчас — играть ему на руку. Может он специально провоцирует нас к нападению, пока мы не готовы стереть его в порошок? Из-за чего придется пролить кровь большего количества французских солдат. И эта кровь будет на наших руках.
— Понял, — ответил инспектор.
В этот раз в глазах было ясно понимание.
Хотя его начальник ему особенно не поверил. И пошел первым писать на него донос. Благо, что компромата на своих сотрудников у него хватало.
В принципе-то вывод у инспектора получился интересный.
Своевременный.
Но доказательства? Где доказательства? Их же на смех поднимут, если всплывет, что это просто домыслы. Да и внутреннюю инструкцию он нарушать не собирался. Все вопросы, касающиеся Великобритании и Союза согласовывать и самоуправства не чинить. Более того — пресекать. Пока не удалось возродить Империю и укрепиться в ней провоцировать Союз, который может этому помешать, не нужно…
Глава 6
1930, июль, 18. Портсмут
Полночь.
Темнота.
Тишина.
Подводная лодка типа «Кит» осторожно всплыла на перископную глубину. По часам. И начала вентиляцию помещений.
Командир корабля осмотрелся. Узкий пролив в бухту Портсмута была как на ладони, подсвеченный огнями маяков и населенных пунктов.
Лодка дала ход и, оставаясь на перископной глубине, благо пролив это позволял, пошла внутрь. Осторожно. Крутя перископом. Движение кораблей здесь не прекращалось ночью, но из-за того, что здесь находилась военно-морская база, в темное время суток оно было сильно ограничено.
Войдя в акваторию бухты подводная лодка самым малым ходом прошла между кораблями и встала, заняв позицию между кораблями и диким берегом, в противоположной стороне от города. Стараясь при этом не подходить близко к приливно-отливным илистым отмелям…
Подводные лодки типа «Кит» обладали двумя особенностями, выделяющими их на фоне большинства иных. Это универсальные контейнеры для постановки мин и специально оборудованный отсек для входа-выхода водолазов.
Трубы позволяли ставить стандартные мины с помощью сменных направляющих. И балласта, который сбрасывался вместе с минами. Ведь стандартная якорная мина имела положительную плавучесть и ее сброс как есть приводил к дифференту. Благодаря этой особенности «Киты» могли ставить практически любые стандартные мины. В том числе и для имитаций во время диверсий.
Шлюзовой отсек позволял работать на глубинах до двадцати метров. Вот через него сейчас и выходили водолазы специального диверсионного отряда. Своего рода «водоплавающая» версия ССО, которую разворачивали параллельно с сухопутными взводами.
Первый водолаз аккуратно спустился по опущенной в воду лесенке.
Второй.
Третий.
И так далее.
Пока вся группа не оказалась в воде. После чего им стали подавать мины. И, ухватив ее вдвоем, они начинали ее буксировать к цели.
