Пиратский рейд николаевцев мы сумели частично обернуть на пользу себе. С продовольствием у них оказалось туго, самогоном не пахло вовсе, а потому Комков недурственно поторговал с конкурентами, вытянув из их мешков добрую половину добычи. Пришлось даже пару раз сверхурочно выбраться в империю за припасами. Жаль, что ярмарка уже закрылась, и меха пришлось сбрасывать по дешёвке в Иркутске. Зато хлебушек обходился всё по той же смешной цене.
***
Столбик единственного на Алеутских островах термометра всё чаще опускался к нулевой отметке. Вместе с температурой воздуха падала и дисциплина. Зверобои с "Николая" раздражали наглостью и нежеланием идти на компромисс. С их точки зрения всё выглядело ровно наоборот. Мы являлись узурпаторами, пытающимися установить на ничейных островах собственные порядки.
–Понять бы только какова платформа у оппозиции, – бурчал я вечерами, пытаясь осмыслить ситуацию.
Меня не отпускало предчувствие назревающего конфликта. Ясно, что за интригой стоял Трапезников. Но чего он желал добиться? Помешать промыслам? Сорвать строительство крепости? Зачем, если поход уже состоялся, а камчатские артели принимают в нём участие? Что тогда? Не позволить нам закрепиться на островах? Выиграть время? Но для чего?
Пока что все мотивы сводились к обычной алчности. И в этом вопросе у оппозиции прослеживался явный успех. Рассказы конкурентов о богатой добыче, подтверждённые тугими тюками, распалили воображение зверобоев. Они до зуда в заднице жаждали запустить руки в арктические сокровищницы.
Понимая это, я готов был спустить людей с поводка. Однако николаевские и тут опередили. Наскоро соорудив казарму, кое–как насыпав свой участок вала, зверобои Тарабыкина засобирались на промысел. Все приготовления они проводили с большим шумом, демонстративно, словно нарочно подразнивали соперников. Уловка сработала. Глядя на николаевских, достали дрягалки и люди Толстых. Промышленниками понемногу овладевала пушная лихорадка.
Я обзавёлся собственным кабинетом, устроенным из отгороженного досками и мешковиной угла казармы. Мы с Комковым только что закончили складывать очаг и собирались уже прожечь его хорошенько, как в кабинет ввалились первые посетители. Внушительная делегация из Оладьина, Зотова и Шишкина представляла зверобоев всех трёх кораблей, что числились в моей власти.
–Они что же уйдут на промысел, а мы их припасы и жильё стеречь будем? – спросил Оладьин, выражая, по–видимому, общее мнение.
–Но у нас же договор, – попытался возразить я.
–Прям уж, – буркнул Оладьин.
–Котлового договора мы с Севкой и Андрияном не заключали, – добавил Шишкин. – А значит, пока мы тут занимаемся подготовкой к зиме и строительством укреплений, они соберут с промысла все сливки, распугают зверя, а нам останется выбирать остатки.
–Вася, позови сюда Тарабыкина и Толстых, – попросил я Оладьина.
–Я позови? – вспылил тот. – Может помоложе кого найдёшь на посылки?
Да, Севка своего добился. Психоз, насаждаемый его людьми, сделал раздражительным даже Оладьина. Можно себе представить, что бушует в душах у остальных. Понятие дисциплины у вольных людей отличалось от армейских канонов. Передовщики, мореходы или хозяева, если они отважились участвовать в вояже, безусловно стоят во главе предприятия, но слепого подчинения не было и в помине. Ты докажи, что действуешь на общее благо, тогда за тобой пойдут. А не можешь, лучше отойди в сторону. Пай есть у многих и каждый желает получить с него дивиденды.
–Ну, извини, погорячился, – сказал я. – Но решать как–то надо.
–Я сбегаю, – вызвался Комков.
Пока мы дожидались конкурентов, я демонстративно не разговаривал с компаньонами. Присел возле очага и пытался развести огонь варварскими орудиями предков. Ничего не получалось. Искры благополучно слетали на трут, но тот даже не занимался. Оладьин, в конце концов, не выдержал, отобрал огниво и в два счёта получил струйку дыма.
–Может ты и прав, – сказал он, раздувая пламя. – А мы все неправы. Но людей не изменишь.
–Дай только срок, Вася, дай только срок.
Развить мысль не удалось. Комков привёл конкурентов. Севка держался нагло, сразу уселся на топчан и насмешливо обвёл взглядом делегатов. Толстых встал в проходе, сохраняя на лице невозмутимость. Он вообще сторонился конфликтов.
–Не думаю, что разумно бить зверя на этом острове, – я в последний раз попытался остудить пыл зверобоев. – Гораздо умнее договориться с алеутами и жить с ними в мире, чем драться за угодья.
–Без драки ничего не получишь, – отмахнулся Тарабыкин. – Так ты отговаривать звал? Напрасно.
–Зачем драться? – возразил я. – Бобра нам проще выменивать у диких. А лиса им безразлична. Дождёмся зимы и начнём понемногу.
–Тебе есть на что выменивать, вот и выменивай, а мы привыкли брать сами, – отрезал Севка.
В успех меновой торговли промышленники не верили, да ничего лишнего и не имели, чтобы предлагать на обмен. Железные и медные вещи ценились на фронтире у русских не меньше чем у туземцев. Все эти аргументы звучали уже не раз и эффекта не имели даже среди соратников. Как я ни пытался оттянуть промыслы, как не остерегал от конфликта с местными жителями, зверобои гнули своё – впереди нас ожидала зима, добывать бобра станет трудно, а одной лисой затраты не окупить.
–Следующим летом на острова потаённые сходим, – выложил я последний козырь. – Вот там и доберём мехов и безо всяких свар с алеутами.
–Островов твоих пока что никто не видел, и как там сложится не известно. А здесь промысел верный, – ответил Тарабыкин и, решив, что разговор закончен, перевёл взгляд на Оладьина. – Давай, чтобы друг другу не мешать берег поделим. Мы пойдём от горы к югу, а вы к северу.
В разумном на первый взгляд предложении скрывалась очередная издёвка. Южный берег куда богаче на зверя, хотя бы потому, что в несколько раз длиннее и изрезан шхерами. Северный берег представлял собой почти сплошную отвесную стену. Там хорошо собирать птичьи яйца и легко свернуть шею.
–Я вот тебе сейчас рожу поделю, – завёлся Оладьин. – Хотите делить? Берите себе северную сторону. Мы сюда раньше вашего пришли, нам и выбирать.
–Но прежде для охраны крепости людей отрядить извольте, – добавил я.
–Верно, – поддержал меня Шишкин. – Никто ваше барахло сторожить не будет.
Толстых кивнул, соглашаясь, но Тарабыкин упёрся. Люди были его уязвимым местом. На "Николае" пришло всего человек сорок.
–Если оставить в крепости да на корабле, кому же тогда промышлять?
–А вы и так хорошо поохотились, пока мы тут острожек строили, – злорадно усмехнулся Оладьин. – За чужими спинами отсидеться хотите? Не выйдет!
–Да много ли здесь надо для охраны? – сопротивлялся Севка.
–Если начнём алеутские угодья пустошить, то много понадобится, – мрачно заметил я. – Не желаете меня слушать…
–Значит так, – перебил Оладьин. – От каждой артели отряжаем по десять человек на охрану посёлка, а корабли охранять каждому свой. Бобров же будем добывать, где кто найдёт, без межевания берега, а если две партии на одном месте сойдутся, то промышлять котлом. Все согласны?
–Разумно, – согласился Зотов.
–Справедливо, – кивнул Шишкин.
Толстых просто кивнул.
–Ну, вот такое, значит, последнее слово, – Оладьин упёрся взглядом в Севку. – А кому не нравится – валите с острова, никто не держит.
–Твоя взяла, – уступил Тарабыкин. – Отряжу десяток для острога, а с остальными завтра же на промысел ухожу. Всё?
Не дожидаясь ответа, он резко поднялся и вышел. Тон, каким Севка объявил капитуляцию, заставлял сомневаться в том, что конфликт исчерпан.
***
Получив разрешение на промысел, парни разом повеселели. Земляки Чижа с охотского побережья искусство охоты на калана давно утратили, но те, что уродились на восточном краю Камчатки, толк в промысле знали. Шустро собрав байдару, они уселись в кружок и затянули тоскливую песню. Русские готовились на свой лад. Доставали дрягалки, проверяли робы, запасались пустыми мешками в таких количествах, словно собирались содрать шкуры со всех каланов мира. Ритуальную песню им заменяли рассказы о прошлых промыслах. Оладьин наконец–то оказался в родной стихии. Он собирал людей, делил их на партии, распределял участки, пользуясь вместо карты примитивным наброском, назначал ответственных и в конечном итоге сам возглавил один из отрядов.
