Подполковник Дэвис успокоил:
— Тебе прислали замену. Командиром Восемьдесят девятой эскадрильи назначен майор Альварез. Ты возвращаешься в Восьмую, — и добавил в оправдание: — Это была не моя идея.
— Давай угадаю с первого раза, чья⁈ — шутливо предложил я.
— Хорошо, что ты сам всё понимаешь, — облегченно произнес он. — Как только освободится место командира эскадрильи, ты первый в очереди.
— Это ни к чему, — сказал я. — Завтра принесу рапорт о демобилизации. У меня сорок семь боевых вылетов — почти в два раза больше, чем надо для этого.
— Ты бы успокоился, не спешил, — предложил командир Третьей бомбардировочной группы. — У меня и так не хватает опытных летчиков, а тут еще ты уйдешь. С кем я буду воевать⁈
— Полковник, мы оба понимает, что теперь мне не дадут нормально служить в Пятой воздушной армии. Как бы мне не припаяли какое-нибудь военное преступление и не отправили на родину в кандалах, — прикинулся я перестраховщиком.
На самом деле я отнесся к этой замене, как к знаку судьбы. Пора заканчивать военные игры. Денег нарубил на первое время. Поищем место поспокойнее и/или с большим доходом. Раньше меня сдерживали сослуживцы. Мне не то, чтобы стыдно было покинуть их, но неприятно, появился бы горький осадок. Теперь у меня был прекрасный повод послать не их, а командование, которое так несправедливо поступило с классным летчиком и смелым парнем.
89
Утром я отдал командиру Третьей бомбардировочной группы рапорт с требованием демобилизовать меня. Подполковник нехотя подписал его и отправил по инстанции.
— Жди ответ, — сказал он. — Говорят, это занимает несколько дней. Сам на войне раньше не сталкивался, не знаю точно.
Я зашел к механику Чарльзу Паку и попросил ремонтировать «Тутси-3» как можно дольше, до тех пор, пока не придет приказ о моем увольнении со службы.
— Мы с тобой славно повоевали. Благодаря тебе, я сделал сорок семь вылетов. Не хотелось бы погибнуть в сорок восьмом за день-два до увольнения, — сказал ему.
— Сэр, самолет будет в ремонте, пока не выставишь отходную в баре! — заверил он и обещание выполнил.
Положительный ответ пришел через неделю. Меня отправили, как здесь говорят, с Big ticket (Большой билет) — в почетную отставку с сохранением звания, наград и положительной характеристикой. Может, кое-кто и хотел бы тормознуть меня на службе и отправить в какую-нибудь дыру, но закон есть закон. Я подам в суд и все-таки демобилизуюсь, а те, кто мешал этому, получат по голове, причем очень больно. У американцев тяга к сутяжничеству воспитывается с детства. По любому поводу идут в суд. Для руководителя проигрыш там — черная метка лузера.
Тридцатого августа я вылетел на транспортном «Дугласе» в Сидней. Там прокантовался четверо суток на военной базе в двухместном номере с первым лейтенантом-интендантом, ожидая попутный пассажирский самолет. Летели точно на таком же, как и сюда. Свободным было всего одно место. Кто-то опоздал. В Гонолулу передневали и отправились дальше.
Вечером пятого сентября я ступил на бетонное покрытие военного аэродрома возле Сан-Антонио, штат Техас. Поскольку Пятая воздушная армия считалась сейчас приписанной в США к этой военной базе, тут меня и должны были рассчитать и уволить. Я все еще нахожусь на военной службе, поэтому мне предоставили место в офицерском общежитии в комнате для офицеров в чине капитан. Еще одного в таком же чине не нашлось, поэтому жил один. Непривычное чувство. В последние месяцы рядом со мной по ночам храпело не менее двух десятков человек. Такое впечатление, что избавился от тяжелой ноши, но без нее качает при ходьбе.
Утром в понедельник я сдал в финансовый отдел приказ по Пятой воздушной армии о демобилизации, бумаги из бухгалтерии Третьей бомбардировочной группы, путевые документы. Пожилой сутулый подслеповатый сержант, похожий на крота, проверил их, замечаний не высказал.
— Приходи завтра утром. Ты еще будешь числиться на службе до полуночи, — сказал он.
— Могу съездить в город? Пропуск нужен? — спросил я.
— Офицерам выход свободный. Покажешь на контрольно-пропускном пункте удостоверение личности. Его запишут и пропустят на базу, когда вернешься, — объяснил сержант.
На мне, несмотря на плюс двадцать семь по Цельсию, парадный мундир с наградами, поэтому все солдаты и офицеры козыряют первыми. Для них я герой. Оказалось, что и для штатских тоже. Едва вышел за проходную, как возле меня остановился темно-синий «форд».
Сидевший за рулем улыбчивый толстячок лет сорока пяти в соломенной ковбойской шляпе стетсон, открыл правую дверцу и пригласил:
— Садись, офицер, подвезу!
— Спасибо! — поблагодарил я, сняв фуражку и сев на правое переднее сиденье.
— Куда тебя? До ближайшего бара или борделя? — весело поинтересовался он.
— Нет. Мне нужен лицензионный отдел. Надо права получить. Мои бомба уничтожила. Хорошо, что в тот момент они были не в моем кармане, — объяснил я ситуацию.
— Зачем они тебе нужны⁈ — удивился он.
— Послезавтра демобилизуюсь, — ответил я.
— Демобилизуешься⁈ — еще больше удивился толстячок.
— Да, — подтвердил я. — Совершил сорок семь боевых вылетов — почти в два раза больше, чем надо — и уступил место молодым парням. Пусть себя покажут!
— А-а, так ты даже круче, чем эти, «Мемфисская красавица»⁈ У них-то всегодвадцать пять было! Я купил их облигацию, когда в Даллас прилетали! — догнал он. — Слушай, у меня сосед по дому работает в офисе, где выдают права. Сейчас мы все решим!
Странно, я думал, что он с фермы. Обычно в стетсонах ходит деревенщина и приезжие из других штатов.
Он привез меня к Бюро автомобилей Департамента налогов и финансов, где объяснил сидевшему за столом за деревянным барьером, своему соседу, такому же толстячку, но без шляпы, может, потому, что на службе не положено носить, какое счастье им обоим сегодня привалило — помочь ветерану боевых действия в юго-западной части Тихоокеанского театра. Тут они загомонили вдвоем, потом подтянулись еще два сотрудника и даже их босс, такой худой, будто все лучшее отдает подчиненным. Все это напомнило мне Италию, хотя ни один из сотрудников Бюро даже брюнетом не был. Я ответил десятка на три вопросов, рассказал, за что получил каждую награду, поделился прогнозом о продолжительности войны, угадав на все сто процентов, о чем они пока не подозревают. За это время сосед, взяв мое военное удостоверение, заполнил бланк, напечатав домашним адресом свой, а начальник, не читая, шлепнул в верхнем правом углу синий штамп с номером удостоверения. Назывался документ «Операторская лицензия». В ней имя, адрес, дата рождения, цвет кожи, пол, вес и рост (с моих слов), цвет волос и глаз. Ниже моя подпись. Фотография не нужна. Штат Техас уже нравится мне.
Затем толстячок отвез меня в автосалон к своему приятелю, у которого уже две машины купил, парень надежный. Этот был среднего роста и комплекции, но такой же любопытный и говорливый. Я повторил ему то, что рассказал в Бюро. Толстячок при этом ахал и охал так, будто слышит в первый раз. За разговором подобрали мне машину.
— В каких есть кондиционер? — спросил я.
Мои собеседники в один голос ответили:
— «Паккард-180»!
Оказывается, кондиционер пока не является базовой опцией. У других производителей только за дополнительную плату. «Паккард» стал пионером — и в моем случае не прогадал.
Автомобиль был черного цвета, четырехдверный седан с восьмицилиндровым двигателем объемом пять и восемь десятых литра и мощностью сто восемьдесят лошадиных сил. Бензина будет жрать много, но, как я заметил по пути, здесь он стоит сорок центов за галлон (примерно три и восемь десятых литра), то есть около одиннадцати центов за литр. Фары на крыльях, за которыми в запираемых круглых емкостях, сверху на которых установлены зеркала заднего вида, по запасному колесу с каждой стороны. Электрические стеклоподъемники. Радиоприемник и электрические часы. Кожаные сиденья. Трехступенчатая коробка передач с системой сцепления с вакуумным приводом. Благодаря последней, которую называют «гитарой», педалей две — газ и тормоз, а скорости переключались на рулевой колонке средним пальцем правой руки, не снимая ее с руля. Был и обычный рычаг на всякий случай, но сейчас лежал в багажнике, в котором значительное место занимал кондиционер. Это позволяло на сплошном переднем сиденье перевозить двух пассажиров — еще один плюс, хотя мне он ни к чему.
