К его облегчению, пёсик не стал отказываться и с благодарностью поел. Что-то он всё-таки понимал. И как ни больно ему было от расставания с хозяином, пустое брюшко он предпочел наполнить.
Джон, слава богу, ругаться не стал, только брови поднял, видя довесок, с которым на сей раз вернулся его помощник. Зато дети и хогвартские собаки инициативу Гарри одобрили, с восторгом кинувшись знакомиться с новым постояльцем. Особенно он понравился беременной Кендре, которой ну очень пришелся по душе милый смешной растрепка.
Дождавшись, когда Майкла перестанут тормошить и тискать, Гарри свистом подозвал пёсика к себе.
— Пойдем, Майкл, покажу тебе наши хоромы. Знакомься, это Хогвартс, ты не бойся, если вдруг услышишь его магию, вреда она тебе не причинит.
Внимательно слушая Гарри, терьерчик деловито сновал перед ним челноком, от стены к стене, и обстоятельно нюхал каждое пятнышко, искренне заинтересовавшись новым своим местом обитания. Его храброе сердечко, дрогнувшее сперва от предательства хозяина, сейчас снова билось в полную силу, преисполнившись здравого оптимизма, которое подарило ему это удивительное здание, полное дружелюбно настроенных детей и собак. Столь же основательно йорк обследовал и личные покои Гарри, Соломона и Зейна. Определив по запаху комнату Гарри, Майкл тут же облюбовал себе мягкий подоконник, который и занял, вопросительно поглядывая на нового хозяина — можно? И тут же понял — можно. Гарри не стал гнать собачку во двор или сажать в клетку…
Гарри привез Майкла в Хогвартс ранней осенью, так что к зиме йорик полностью обжился, став всеобщим любимцем. Глядя на веселого растрепку, старожилы Хогвартса порой диву давались: и как им в голову не пришло поселить в замке маленькую активную собачку?
В декабре настал день, которого Гарри так ждал и одновременно страшился: рождение Альбуса Дамблдора. Прибыв в родильное отделение Мунго вместе с Рамом, Перси и Брайаном, Гарри вскоре обнаружил, что нервничает не меньше законных отца и дедушек — свои ногти он грыз с таким же точно энтузиазмом, как Перси.
Наконец в приемный покой вывалился взмыленный акушер и озарил ожидающих обалделой улыбкой.
— Мальчик!
Ой! Расплакавшись по обыкновению, Рам обессиленно повис на Гарри, а Перси и Брайан с радостными воплями бросились обниматься, славя свои новые долгожданные статусы отца и деда.
Имя новорожденному, что интересно, придумали не сразу, и Гарри стал нечаянным свидетелем столь знаменательного события. Его, как самого ближайшего друга семьи, допустили в палату к роженице вместе с новоиспеченными отцом и дедушками. Кендра, усталая, но безмерно счастливая, встретила их радостной улыбкой. Туго спеленутый младенец лежал тут же, в специальной люльке.
— Он такой светленький! — умиленно сообщила Кендра. — Глазки, как у папочки, а носик, как у меня!
Гарри с любопытством глянул на тонкий и прямой нос Кендры — никакого сравнения с кривым крюком Дамблдора будущего. Хотя, если вспомнить, то нос ему на похоронах брат сломал… Чуть передернувшись, Гарри подошел к люльке — посмотреть на малыша. Ну что сказать, младенец как младенец, красный, сморщенный, на сплюснутой черепушке легкий белый пушок. Носик пуговкой и совсем не кендровский. Хотя матери виднее…
— Как это по-английски, Уайти? — щебетала тем временем счастливая мамочка. Более практичный папочка предложил вариант поблагозвучнее:
— Альбус.
— Хорошо, но следующий ребёнок будет Уайти! — покладисто согласилась и тут же предложила упрямая Кендра.
— Э… Только Альбус? — осторожно вклинился Гарри, подразумевая Альбуса-много-имен-Дамблдора. — Второе-третье имя будете давать?
— Зачем? — удивился Брайан. — Нет в нашей семье такой традиции — давать детям по два-три имени. Меня всю жизнь Брайаном звали, как и отца моего — Вульфа.
— Да, как и я — Персиваль, — вставил Перси. Рам Радж Никум скромненько промолчал, никак не возникая и не давая о себе знать. Гарри покивал, предпочтя согласиться. Вполне возможно, что гордый Альбус сам налепил себе «лишние» имена для придания веса и значимости себя любимого. Тем более, что ни отца, ни деда ко времени становления его директором в живых уже не было.
— Гарри, мы выживем? — с опаской спросила Кендра, следя за лицом друга семьи и замечая все оттенки настроения.
— Если останетесь в Хогвартсе! — поспешно ответил Гарри. Да, эгоистично, но лучше так, чем допустить канонные события. Подумав, он решился приоткрыть толику запретной тайны. — Скажите мне, каким дегенератом надо быть, чтобы жить в маггловском городе, в доме, ничем не защищенном, даже высоким забором, не говоря уж о банальных Фиделиусе или антимаггловских чарах, и какой надо быть матерью, чтобы к ним на задний двор влезли трое мальчишек и изнасиловали маленькую девочку? Причем необратимо и абсолютно непоправимо, так, что отец в бешенстве убил малолетних гадёнышей и загремел в Азкабан, где и умер вскорости, а вдова и дочка ненадолго его пережили…
Сказал и закусил губу — упс, кажется, он наболтал лишнего… А так как он, говоря, смотрел поочередно на Перси и Кендру, то сами понимаете, к кому относилось всё вышесказанное. Маги это, во всяком случае, отлично поняли и без труда связали взгляды со словами.
— Вот от чего ты нас защищаешь… — задумчиво протянул Рам. Подошел, обнял друга и заглянул в глаза, заговорив проникновенно: — Ты кое-что не заметил, брат мой Гарри. А именно: дегенератами они стали после гибели Хогвартса. Понимаешь, хороший мой? — вдумчиво поцеловал Гарри в пунцовую щеку и продолжил: — В твоём прошлобудущем погибли Хогвартс, многие волшебники, обессилел Хогмунд, что-то случилось с Фелиной, с троллем, с самой магией, наконец… Те волшебники, что выжили после пожара, видимо, так и не оправились от удара. Предположим, что это было так, и у Перси с Кендрой просто не достало сил на хорошую защиту дома, возможно, они стали очень слабыми магами, что не удивительно после случившегося с Хогвартсом. Но пришел ты, Гарри, и всё исправил. Ты спас всех нас, спас Хогвартс, наших детей… И знаешь, что ещё?.. — тут Рам хитро прищурился, вбуравливаясь в растерянные глаза Гарри своими прекрасными очами.
— Что?.. — завороженно выдохнул де Нели. Рам снова интимно зашептал в щеку:
— Никто не умер с момента твоего появления. От старости, я имею в виду. А ведь многим из нас уже далеко за двести! Понимаешь, брат? Джону Дервенту, например, в день твоего появления исполнилось сорок три, с тех пор прошло шестьдесят лет, а Джон так и остался сорокалетним. А наш Батя? Он должен был уйти на Радугу как минимум пятнадцать лет назад, а вместо этого бегает два собачьих века подряд, без малого тридцать лет! Признайся, ты у Мерлина долголетие только для себя просил?
Договорив, индус отодвинулся, а Гарри ошеломленно уставился на родное лицо, впервые замечая, как молодо