Но что же мне делать?
– Если вам непременно нужно кого-нибудь убить, то я могу расправиться с вашим слугой. Совсем недорого.
– А неплохая мысль, – задумался Мансур. Этот нахальный слуга уже давно портил ему жизнь, но не окажется ли другой еще хуже, вот в чем вопрос! – Нет, это пока ждет.
– Тогда я пошел.
Гази демонстративно выплюнул на пол шелуху, развернулся и вышел в коридор.
– У, паршивая обезьяна, чтоб ты сдох!
– Это вы мне? – осведомился Гази, застыв на пороге комнаты.
– Нет, беспомощный болван! – взорвался Мансур, уже не контролируя себя. – Про Черного Засранца!
Мансур поздно прикусил язык. Гази вернулся в комнату, приблизился к обомлевшему Мансуру и, наклонившись вперед, отвесил ему звучный щелчок в лоб. Мансур брякнулся на спину, а на его лбу начала вздуваться приличная шишка.
– Я не болван, тем более не беспомощный, – мягко, но с нажимом пояснил Белый Воин. – Меня зовут Гази, и я Белый Воин.
– Я помню, – быстро закивал Мансур.
Шишка стремительно росла. Мансуру было больно и обидно, но сделать он ничего не мог.
– Это я так, на всякий случай, если вы забыли.
– Нет, нет, что ты, Гази! У меня хорошая память.
– Я надеюсь. – Гази выпрямился, достал из кармана орешек и кинул его бледному Мансуру с красно-фиолетовым фингалом посреди лба. – Съешьте орешек. Они, говорят, очень полезны.
– Да, конечно, благодарю тебя.
Гази не уходил, продолжая стоять над душой у Мансура.
– Ну, чего тебе?
– Почему вы не едите?
– Я позже съем, обещаю.
– Может, вам расколоть? Я охотно сделаю это в обмен на ваш кошель!
– Нет-нет, я сам! – Мансур схватил мошну и спрятал под себя.
– Как пожелаете, – безразлично дернул плечами Гази и вышел.
Мансур вздохнул, повертел в пальцах орех, потом сдавил его, зажав в кулак, – ничего не выходило. Мансур до того ни разу не видел грецких орехов в скорлупе и не знал, как их колют. Ему всегда приносили уже очищенные орехи. Помучившись немного, Мансур решил расколоть его вазой.
На грохот фарфора в комнату сбежалась вся прислуга. Мансур как раз приканчивал третью вазу и уже поглядывал на античную статуэтку богини Тефии – совершенно неприличной, с точки зрения мусульманина, вещицы, но оч-чень привлекательной! Орех до сих пор был цел, а Мансура разобрал здоровый азарт.
– Что вы делаете, господин? – воскликнул слуга, которого посылали за Гази. – Остановитесь, прошу вас!
– А что такое? – не понял Мансур, опуская занесенную для удара статуэтку.
– Так вы его не расколете. Нужно по-другому.
– Как?
– Значит, кладете орех между зубов, – услужливо взялся объяснять слуга, – и бьете основанием ладони по нижней челюсти.
– Ты уверен?
– Я всегда их так колю, мой господин! – важно отозвался слуга.
Мансур отставил статуэтку в сторонку, подобрал с пола орех, с сомнением повертел в пальцах и сунул в рот.
– Ы? – спросил он у слуги.
– Именно так, господин, – поклонился тот.
Мансур размахнулся и со всей дури саданул кулаком по нижней челюсти. Раздался хруст.
– Ай! – только и сказал Мансур, морщась от нестерпимой боли. Из раскрытого рта ему на ладонь выпал целый орех и еще три крупных обломка зубов. – Ну, усё, – лицо Мансура залила краска, – тепей тосьно мозешь звать Гази, котоый не тот, а дъугой.
– Вам? – с надеждой спросил слуга.
– Нет, себе!
Глава 20. Кувшины и мешки
– Ух, я ему отомщу… Ой! Ох, отомщу… Ай! Жирная свинья, ему это даром – ох, моя спина! – не пройдет.
Ахмед пытался сесть так, чтобы боль не докучала ему. Но как он ни пристраивался к стене, как ни подкладывал подушки, каждый раз на малейшее движение тело отзывалось прострелами и ломотой.
– У-у, подлая скотина!
– И не надоело тебе, Ахмед? – спросил Махсум, со своего «трона» наблюдая за мучениями Ахмеда. – Ведь предупреждал тебя по-человечески. Но ты же не слушаешь, когда тебе умные люди говорят. Ты же у нас бравый джигит!
– Да, я такой! Ох!.. А что такое «джигит»?
– Забудь, – не стал объяснять Махсум.
– Я отомщу… – вновь взялся бубнить свое Ахмед.
– А он тебя опять скалкой.
– Да я не ему отомщу, а этому, Али-бабе!
– А он-то здесь каким боком? – подивился Махсум.
– Вот сами посудите, шеф: не приди Али-баба в пещеру, не возьми мешок, не скажи Касыму о золоте, тот не поплелся бы в пещеру, и мы бы его не поймали. А потом он не сбежал бы, и нам не пришлось его искать. И тогда Касым не поколотил бы нас, ведь так?
– Логически оно, конечно, верно…
– Вот я и говорю! – воодушевился Ахмед. – Всему виной подлый оборванец Али-баба, укравший у нас деньги – будь он трижды проклят!
– У меня, – любезно поправил дух. – И не украл, а я сам ему дал, свое, личное.
– Дал, украл, у нас, у вас – какая разница? Главное, что он сунул сюда свой поганый нос!
– Ахмед, я тебя еще раз предупреждаю: это очень плохо закончится. Даже еще хуже, чем Касым со скалкой.
– Но ведь мы должны отомстить за нанесенную обиду! Мы разбойники, а не тряпки, о которые все кому не лень вытирают ноги, – никак не унимался Ахмед.
– Ахмед, как ты считаешь, каким лучше быть разбойником – живым или мертвым?
– Конечно, живым, шеф, – поразмыслив, заключил Ахмед. – Но что нам может сделать какой-то оборванец? Тогда нас было всего трое и никакого оружия, а сейчас нас будет тридцать девять!
– Тридцать семь, – внес поправку Махсум. – Уже тридцать семь.
– Все равно очень много, а он один!
– Я прямо вижу, – повел рукой Махсум, – тридцать семь болванов с саблями наголо влетают в город, скачут к дому Али-бабы, врываются во двор и толпой набрасываются на нищего доходягу.
– Почему сразу болванов? – надулся разбойник.
– А потому, Ахмед, что, как только вы появитесь с саблями в городе, вас немедленно схватит стража.
– Да, действительно, – приуныл Ахмед, задумчиво массируя нижнюю челюсть. – Я об этом как-то не подумал… – Он вдруг встрепенулся. – Шеф, я, кажется, кое-что придумал!
– Только не говори, что ты решил посадить разбойников в кувшины с маслом и прикинуться караванщиком.
– Шеф, вы голова! – воскликнул Ахмед, сразу позабыв про боль. – Я вообще-то хотел посадить их в мешки с порохом.
– С порохом? – удивленно выгнул бровь Махсум. – Ты меня пугаешь, Ахмед.
– В каком смысле?
– В прямом. Ты еще фитили к ним пристрой и самолично подожги.
– Да вы же ничего не поняли, шеф! Я подумал, собаки могут учуять людей в мешках, а порох отбивает нюх у собак. Но знаете, про кувшины идея тоже ничего! Можно дождаться ночи и выпустить наших людей, а
