Внуки пока не ожидаются, так что ближайшие лет десять школа мне не интересна. Да и там, думаю, внуки будут со своими родителями жить, а не со мной.
— «За бессонные ночи, за пот и за муки — нашим детям за нас отомстят наши внуки» — процитировал я дедов стишок, вызвав лёгкие смешки. На какое-то время разговор скатился в обсуждение детей и потенциальных внуков, но быстро вернулся в конструктивное русло.
— Вы правы, удобнее всего было бы в Смолевичах. Мы с женой, фактически, вдвоём живём, старшая на учителя выучилась, пытается своим умом жить. Устроилась в новую школу в Зазёрке — это две станции от Руденска в сторону Минска. Там какую-то изнанку нашли интересную, из животных только насекомые, зато травы необычные. В общем, там на изнанке целую ферму организовали, с коровами, точнее — штуки три, плюс овечью, ещё траву наружу вывозят, здесь тоже скот кормят. Молоко перерабатывают… Короче, из маленькой деревни большое село возникло, почти городок, вот там школу и открыли. Ой, что-то я разболтался не по делу. Младшие учатся, один в Пуховичах, второй в Койданове, приезжают только в гости.
— Может, вам бы лучше и удобнее вернуться к себе домой?
— Там съёмное жильё всё равно, да и неудобно вести дела в таком отдалении. Смолевичи были бы идеальным вариантом.
— Вам помочь с поисками жилья? Я могу попросить соседей поделиться новостями по этому поводу — полицейский и пожарный должны быть в курсе. Да и бабушка может помочь со сбором сведений.
— Был бы признателен — я здесь никого не знаю, а объявления в газетах… Не все их подают, а поданные часто не совсем адекватны.
Беляковы укатили в Алёшкино — главный бухгалтер пока жил в квартирке управляющего в броваре, которая давно уже использовалась не совсем по назначению, скорее — как микро-гостиница, поскольку управляющий с семьёй жил в собственном доме в ста метрах от предприятия. Я же вернулся в дом и подвергся бабушкиному допросу — словно мы не виделись минимум полгода и не связывались периодически по мобилету. Но пришлось терпеть, куда уж тут деваться.
Утром собрались часиков в десять, навестили поверенного, потом я познакомил нового бухгалтера с соседями. На этом вроде как все дела были закончены и больше дома ничего не держало, так что в полдень выехал в Могилёв. В Минск заезжать не было нужно, через Курганы и Червень получалось ближе. С уже традиционной остановкой в Березино и поездкой по короткой дороге к шести вечера я был в общежитии.
Следующая неделя ознаменовалась встречей с профессором Лебединским и началом работ в Дубовом Логе.
Профессор подтвердил, что наша пластинка уже почти распродана, на складах уже не осталось вообще, всё ушло в розницу. Издатели не против допечатать ещё, но опять что-то мутят с тиражами и партнёрами, но скоро уже выродят предложение, чтобы не допустить падения спроса. Осенним вальсом они тоже заинтересовались, а когда Лебединский заявил, что это вещь «на десятилетия, если не на века» и что её надо сразу печатать «золотым» тиражом интерес вырос, но издавать пластинку с одной песней не хотели и сейчас думали о заполнении пластинки. К сожалению, по правилам светской жизни представленный на балу вальс до следующего бала считался в свободном обращении, и за его исполнение на стороне отчисления не полагались, но после нового года будет «капать копеечка» ещё и из этого источника.
Строители прогнали бульдозер от червеньского тракта до холма, но заявили, что «нужно строить дорогу». Иначе, мол, техника разобьёт колею и в ней же увязнет. У меня от этой фразы скоро глаз дёргаться начнёт. О, кстати! Посмотрим на качество и цену — может, удастся подрядить их на окончание эпопеи с дорожным строительством в Викентьевке? Потом они наковыряли шурфов и на лице, и на обеих изнанках — на нулёвке побольше, на первом уровне поменьше. На лице разметили места для строительства зданий, и даже начали копать траншеи для закладки ленточного фундамента под вспомогательные сооружения. Мои управляющие, с моей же подачи, договорились, чтобы временные ангары строились как не слишком временные, с целью использовать их в дальнейшем для обслуживания нашего автопарка. Ковырялись три дня, после чего уехали готовить уточнённую смету и документы для заключения уже основного, а не предварительного договора.
За эти три дня мои люди тоже побывали на той стороне. «Голубика» за полтора прошедших месяца отошла — не то осыпалась, не то была съедена. Количество кенгуранчиков тоже уменьшилось где-то вдвое — до этого их явно привлекали ягоды, тогда как «изнаночная брусника» вызывала у животных гораздо меньший интерес. Зато на эту ягоду, а управляющий организовал сбор и хранение примерно пятидесяти килограммов, налетела масса птиц, насчитали десятка два видов, размером от «чуть больше воробья» до примерно гуся. Пару «гусей» подстрелили, ничего интересного кроме зубов в клюве не нашли.
Ягоды с высоких, наподобие лещины, кустов, похожие при прошлом входе на изнанку на крупный волосатый крыжовник, немного подросли в размере, стали ещё более волосатыми, сменили цвет на ровный коричневый и стали одуряюще пахнуть дыней. Этого добра натрясли пару центнеров и заперли от греха подальше в холодном подвале, куда надёжно перекрыли доступ. Я, конечно, предупредил, что ягоды ядовиты, но запах, которого я сам не чувствовал, по словам Егора Фомича и его чуть было не соблазнил попробовать ягодку-другую.
С моего разрешения отстрелили на мясо нескольких кенгуранчиков — двоих съели строители, в качестве приварка, ещё парочку приготовили и успешно распродали в моих трактирах, и очень сильно просили ещё, и побольше. Одну тушу поделили между семейными кухнями Беляковых и бабушки. Я опасался, что она не захочет есть не то зайца, не то тушканчика, но зря. Это было в первую очередь «мясо с изнанки», потом уже всё остальное, а ради статуса она, возможно, и живую жабу съела бы.
Кстати, детям Егора Фомича это мясо было полезнее всего, поскольку за счёт содержащейся в нём «мягкой» энергии позволяло понемногу развивать
