Хозяйка дома прочла молитву и огласила:
— Христос родился!
Остальные дружно произнесли:
— Славьте его!
После чего приступили к трапезе. Вискарь был суровый. Даже со льдом продирал и вставлял отменно. Индюшка удалась, что я не преминул сказать и заимел друга в лице Мамби. Оказывается, она еще и повариха, и нянька, и посудомойка, и далее без остановок.
Около десяти часов вечера хозяин начал зевать, и родители свалили. Мы посидели еще с Жаклин. Она сильно опьянела, полезла целоваться, не обращая внимание на Мамби. Отвел ее сперва в свою комнату, а потом отнес удовлетворенную в ее, поцеловав по-отечески в щеку и укрыв толстым ватным одеялом.
97
На следующий день случилось то, ради чего, как я подумал, меня и пригласили. Перед поездкой Жаклин строго-настрого потребовала, чтобы я взял парадную форму. К двум часам дня к Беннетам начали съезжаться соседи целыми семьями на рождественский обед. Все на пикапах, потому что эта машина считается средством производства и не облагается налогами. Их-то я и встречал вместе с хозяевами во всей красе, позвякивая наградами. Именно ради меня они и приехали, потому что у всех остальных ничего нового, интересного не было. Я был украшением праздничного стола.
Дернув неразбавленного бурбона, я разошелся и нарассказывал такого, что даже у взрослых отвисли челюсти. Единственное, что им не понравилось, это то, что я счел японцев смелее американцев.
— Такого не может быть! — на правах хозяина высказал за всех Ричард Беннет.
— Еще как может! Я ни разу не слышал, чтобы американский летчик преднамеренно таранил японского, а они делают это сплошь и рядом. Атакуют лоб в лоб, чтобы, если не собьют из пушек и пулеметов, врезаться и погибнуть вместе. При этом летают без парашютов, чтобы не попасть в плен, — рассказал я.
— Варвары! — сделал вывод хозяин ранчо.
— А они считают варварами нас, и у них для этого больше оснований. В то время, когда Юлий Цезарь гонял дикие племена по острову Британия, у японцев уже были государства, — проинформировал я.
— Кто такой Юлий Цезарь? — спросил один из гостей, довольно взрослый дядька и с виду образованный.
Тут я и вспомнил, что для янки история человечества началась в тысяча шестьсот двадцатом году, когда первые протестанты основали колонию на континенте Америка.
Несмотря на умствования, я произвел на гостей хорошее впечатление. Женщины мне говорили, что мы с Жаклин хорошая пара, а мужчины — что из меня получился бы хороший шериф, а то нынешний — трусливое чмо, не способное усмирить обнаглевших сельскохозяйственных работников, которые постоянно требуют повышения зарплаты. Нет уж, похоронить себя в этой глухомани я не готов, хотя приезжать сюда летом на охоту и рыбалку не отказался бы.
На следующее утро мы вместе с Ричардом Беннетом поехали на охоту. Он дал мне дробовик и лошадь — понурого мерина коровьей масти, неторопливого и спокойного. Наверное, считал, что мне и такая лошадь будет не под силу, и очень удивился, когда я прямо с седла подстрелил степного кролика и не вылетел из седла, когда испуганный мерин взбрыкнул.
— Где научился ездить на лошади? — спросил он.
— Мой отец был офицером-артиллеристом. Ему была положена верховая лошадь, — ответил я.
На обратном пути завернули к дому, где жили рабочие, негры и мексиканцы. Они разделывали тушу телки, которая сломала ногу, свалившись в овраг. Ричард Беннет подозвал пастуха, пожилого негра, что-то тихо спросил.
— Мастер, я не виноват, я отгонял её… — испуганно залепетал тот.
Хозяин ранчо трижды ударил его кнутом по голове, после чего потребовал:
— Смотри мне в глаза, обезьяна!
Один из ударов пришелся по круглому черному лицу, оставив кровоточащую полоску на левой щеке. Она дергалась то ли от боли, то ли от страха. Негр пытался что-то сказать, но только мычал. Белый явно наслаждался его страхом, впитывал, как вампир. Обычно так поступают те, кого в детстве часто чморили, кто набоялся в свое время, а встав взрослым, пытается обменять свой страх на чужой. Теперь я понял подоплеку многих вопросов Жаклин. Трусостью она пошла в отца.
— Ричард, оставь его! — потребовал я. — Он уже все понял.
Хозяин ранчо глянул на меня раздраженно, как подросток, которому помешали подсматривать за ссущей бабой, но оставил негра в покое.
После ужина он пригласил меня в кабинет, расположенный на первом этаже рядом со столовой. Сделав нам виски со льдом, разместился поудобнее в большом мягком черном кресле, которому, наверное, лет не меньше, чем дому, закурил сигару, судя по запаху, кубинскую. Впервые видел его курящим. Предложил и мне сигару. Я отказался.
Сделав пару глотков бурбона, Ричард Беннет заявил:
— Ты хороший парень, смелый, но моей дочери нужен мужчина пожестче. У нас здесь суровая жизнь, не для неженок.
— Я полностью согласен с тобой, — искренне сказал ему.
— Ты разве не собирался просить руку моей дочери⁈ — удивился он.
— В мои планы не входит женитьба в ближайшие годы. Сперва надо получить высшее образование, — в силу моих дипломатических способностей выдал я.
— Это правильно, — согласился хозяин ранчо, которого сразу попустило.
Мы поболтали с ним немного. Он добил сигару и стакан, зевнул и пошел спать. Я последовал его примеру, хотя сна не было ни в одном глазу.
Когда стал слышен храп Ричарда Беннета, в мою комнату, тихо поскрипев половицами, проскользнула Жаклин в белой ночной рубашке, легла рядом и спросила:
— О чем ты говорил с папой?
— Он сказал, что ты хитрая сука, которой нужен парень тупей и жестче, — ответил я.
— Он так и сказал⁈ — не поверила любимая дочка.
— Своими словами, но смысл был именно такой, — сказал я.
— Ты обиделся, да? — задала она вопрос тоном, который предполагал только согласие.
— Нет. Наоборот, полностью согласился с ним, — заявил я из вредности.
— Ты злой! — сделал она вывод.
— Не настолько, как нужно тебе, — возразил я и поставил в известность: — Утром уеду. Так будет лучше.
— Как хочешь, — согласилась она и сжала рукой естественную реакцию на ее тело.
Я не возражал. Впереди будет много одиноких ночей, разгружусь напоследок. Она отскакала дважды, и оба раза делал ей очень больно еще и руками. Мне показалось, что именно этого от меня и ждали, что разговор с отцом был нужен, чтобы взбесить меня, превратить в садиста. Что ж, она добилась своего и удовлетворенная умотала в свою комнату.
Из-за этих мыслей не спалось, поэтому услышал, как тихо поскрипывают половицы. Шаги легкие, но это была не Жаклин, которая «жаворонок», и засыпает так же быстро, как ее отец. Оставалась Лилиан. Она спустилась по лестнице. Снизу послышался звон стекла о стекло и бульканье. Подумал, что и мне не помешает промочить горло, спустился вниз в штанах и майке.
— Лилиан, налей и мне, — попросил я хозяйку дома, спрятавшуюся за громоздкий старинный буфет.
— Мне не спалось… — начала она смущенно.
Я не стал говорить, что слышал ее шаги прошлой ночью, но тогда не обратил внимание, произнес:
— Мне тоже.
Она сделал мне приличную, как и себе, порцию бурбона со льдом, мы сели в кресла возле камина, в котором из-под темно-серого пепла от дубовых дров проглядывали розовые огоньки.
— Что тебе сказал Ричард? — шепотом полюбопытствовала она.
— Что мы с Жаклин не пара, и я с ним согласился, — тихо рассказал я.
— Ты ведь не любишь ее, — произнесла она печально.
— Нет, — подтвердил я.
— Я сразу это почувствовала, — поделилась Лилиан. — Жаль! Рядом с тобой она изменилась, стала мягче.
— Это возрастное, пройдет. Все у нее будет хорошо, — предсказал я.
— Иногда мне кажется, что ты старше меня, — призналась она.
— Мне тоже! — усмехнувшись, произнес я,
— Ты так молод, а уже много где побывал, много чего повидал, а я всю жизнь провела здесь, сначала на родительском ранчо, потом на этом. Если бы ты знал, как я хочу уехать отсюда! — произнесла она трагично.
