вина ребёнка, здешние «путешествия» кишат такими несообразностями. Авторам на каждом шагу приходиться прорубаться сквозь джунгли, сражаться с ягуарами и аллигаторами, высасывать яд и рубить мачете анаконд, способных проглотить лошадь.
— Алексей Юрьевич, — внезапно повернулся ко мне Дмитрий Младший, — а вы умеете стрелять?
— Не знаю, — пожимаю плечами, — никогда не пробовал.
Олег Дмитриевич, дремлющий с папироской, после моего ответа закашлялся и наклонил голову, тая улыбку. Улыбаюсь в ответ, даже не думая обижаться… А как ответить? Я вообще много чего умею… умел.
— Непременно выясним, — пообещал кавторанг Сабуров сыну, тщетно пытаясь сохранить серьёзное лицо.
— Пап, а я… — и неугомонный ребёнок принялся донимать отца требованием непременно дать попробовать пострелять и ему с друзьями, потом это каким-то образом перетекло в философские разговоры «для чего нужны женщины», а меня оставили в покое.
К концу поездки меня ощутимо мутило, так что даже Ольга Николаевна пару раз поглядела на меня с некоторым сомнением. Но дорога наконец-то подошла к концу, и я с огромным облегчением вывалился из экипажа, размеренно дыша и стараясь не блевануть.
Отошёл, впрочем, быстро, и сразу же включился в процесс устроительства, беспрекословно таская ковры, циновки, огромные зонты от солнца, корзины со снедью и тому подобные вещи, жизненно необходимые для скромного пикника.
Место уже размечено и отчасти расчищено загодя подъехавшими велосипедистами, хотя по моему разумению, задача их заключалась скорее в захвате плацдарма, что им и удалось вполне блистательно. Окрестности Севастополя хотя и изобилуют красотами, но по-настоящему хороших местечек для пикника не так много, по крайней мере, не в такой близости от города и не для такой большой компании, как наша.
Где-то расположилась татарская деревня, самым возмутительным образом заняв живописное местечко, где-то местные жители повадились пасти скот, оставляющий повсюду следы своей жизнедеятельности. Ну и конечно же, разнообразного рода ухватистые дельцы, с наездом курортников выкупившие и арендовавшие наиболее интересные места.
— … Владимир Дмитриевич, вы непременно должны… — весьма резво проскакала мимо меня мадам Еропкина, и я так и не узнал, что именно ей внезапно оказался должен один из лидеров Конституционно-демократической партии.
— Жужа, девочка моя! Куда ты?! — с надрывом в голосе воскликнула владелица болонки, пытающаяся догнать разрезвившуюся собачонку и порой переходя на нелепую трусцу.
— … право, не знаю… — заламывая руки перед дамами, страдает Ольга Николаевна. Обхожу их по широкой дуге, подхватив с повозки корзину с припасами и поставив на плечо, чтобы прикрыть лицо.
Дамы-благотворительницы, это особая категория людей, со скромными нимбами поверх модных шляпок и полным пониманием своей земной миссии в этом бренном мире. Несут они себя скромно, но с большим достоинством, и не дай Бог, кто-либо не заметит, а пуще того — не оценит этого скромного достоинства.
Если же она заседает в полудюжине благотворительных комитетов, числится учредительницей, главой подкомитета и считается активисткой, сияние её нимба становится вовсе нестерпимым. Такая дама преисполнена самоуважением и искренне считает, что этикет, правила приличия и нормы морали могут отступить в сторонку, если нужно Ей.
Не скажу, что дамы вовсе уж бесполезны, но как правило, вся их активность не идёт дальше устроения благотворительных базаров, посещения раненых в госпиталях и щипания корпии. Собранные деньги чудесным образом идут чёрт знает куда, но крайне редко по назначению!
Нет, не воруют… как правило. Просто финансы расходуются удивительно небрежно и нерачительно, буквально утекая сквозь пальцы серебряными ручейками.
Но даже если собранные средства и доходят до опекаемых, то как правило, в виде бумажных иконок, освящённых Иерусалимским патриархом крестиков из ливанского кедра и дешёвых молитвословов. И почему-то чем громче название комитета, и чем больше в нём громких фамилий, тем ниже отдача.
Обычные мещаночки, просто собравшись по-соседски и не говоря громких слов, делают для раненых много больше… Да хотя бы просто помогая госпитальным прачкам стирать исподнее!
Бывают и исключения, но их не так много, и все они на слуху. Самые громкие — санитарные поезда, собранные на средства знати. Но если подсчитать совокупные доходы сестёр милосердия (почти сплошь из аристократических фамилий) в таких поездах, а потом вспомнить, что их отцы и мужья получили состояния, так или иначе паразитируя на представителях низших сословий, то выглядит это скорее попыткой откупиться за счёт дешёвого пиара.
— Опоздали, — слышу женский голос, преисполненный тем сочувствием, что пуще злорадства, и повернувшись вслед за дамой, вижу проезжающие мимо экипажи, из которых смотрят на занятое местечко с нескрываемой досадой.
— Алексей Юрьевич, — окликнул меня бывший депутат Думы, когда я поставил корзину на землю, — вы не разрешите наш спор?
— Хм… если это будет в моих силах, — пожимаю плечами, а через несколько минут отхожу, изрядно озадаченный. Разговор наш, если разобрать его по деталям, препустейший на удивление. Тот случай, когда сказано много красивых и умных слов, но смысла — ноль! Этакая беседа «ни о чём» в британском стиле, позволяющая не сказать ничего лишнего, но неплохо показать собственный уровень образования и эрудиции, а заодно и присмотреться к собеседнику. Пожав плечами, выкидываю из головы господина Набокова и его сыновей.
Вести беседы такого рода я умею, но скорее менее, чем более. А уж какое обо мне составят впечатление Набоковы… Да плевать!
Я как-то переболел пиететом перед историческими фигурами… по крайней мере, в острой форме! Накатывает иногда волнами, но вспоминаю, что и в двадцать первом веке был знаком с людьми из тех, что «на слуху» у значительной части человечества, а с некоторыми так даже приятельствовал.
Не специально, разумеется. Обычная теория шести рукопожатий [55], особенно хорошо действующая, если работаешь в строительном бизнесе, пытаешься одновременно учиться в университете(заниматься самообразованием «вообще», в том числе посещая выставки) и занимаешься туризмом. Подборка интересных знакомств образуется как-то сама по себе, самым естественным образом.
В этом времени круг людей хоть сколько-нибудь образованных, и тем более, образованных по-настоящему хорошо, очень узок. На Сухаревке, вот так вот запросто, сталкиваюсь постоянно с Елпидифором Васильевичем Барсовым [56], шапочно знаком с Гиляровским и Цветаевой. С последней, к слову, успел заочно рассориться из-за не вполне корректного (по её мнению) перевода одного полузабытого итальянского поэта, а потом также заочно помириться, когда оказалось, что мой перевод оказался максимально точным и вполне корректным.
