сети, и силки из конского волоса, в которые живность почему-то ловилась лучше.
Для Александра стало неожиданностью, что в царских закромах хранился шёлк-сырец. Когда они с Адашевым планировали развитие иностранной торговли через устье Луги, Санька спросил, чем, де, торговать? И тогда узнал, что Москва является транзитёром персидских товаров.
Из Персии в Россию везли, главным образом, шелк-сырец, сафьян, камку и бархат, ковры, бирюзу и другие драгоценные и полудрагоценные камни, а так же индиго и нефть. Персы с охотой торговали через Россию, так как практически весь персидский шелк производился в Гиляне, на побережье Каспия. Это предопределяло его дешевизну.
С учетом транспортных расходов доставленные в Астрахань два тюка шелка стоили не более 4 талеров. Если те же два тюка везти на верблюдах в Ормуз для продажи английской Ост-Индской компании, то это занимало от 80 до 90 дней, причем ежедневно обходилось в сумму от 0,5 до 8 реалов. Кроме того, персы с неохотой торговали шелком через Турцию, поскольку это приводило к обогащению их стратегического соперника. Поскольку персы не могли напрямую сбывать свои товары в Европе, а английская Ост-Индская компания предлагала грабительские цены за персидские товары, шахи рассматривали каспийскую торговлю как один из важнейших альтернативных путей в Европу.
Из шёлка-сырца Санькины ткачи очень просто выткали ткань. Сначала просто взяли шёлк-сырец без обработки. Получилась грубоватая, но очень крепкая ткань. Из неё Александр пошил себе зимние тёплые куртки с мехом вовнутрь и штаны. Но для экспорта такая ткань не годилась. Тогда, по совету мастериц, шёлк-сырец промыли в горячей воде с добавлением жидкого поташного мыла, и он стал намного белее и мягче. Получилась отличная мягкая шёлковая ткань, вполне пригодная, по разумению Александра, для экспорта.
Новгородский воевода прислал десяток конных ратников с небольшим табуном лошадок уже через месяц после своего отъезда. Санька оставил строительство и решил проехать по новой Новгородской дороге, что пробили Куракинские люди от Усть-Луги по тому путику, что проложили Санькины кикиморки.
Он решил устроить себе небольшой отпуск и, взяв в дорогу припасов, проехал светлый день и на закате солнца разбил привал возле небольшой речушки. В заботах и хлопотах Санька совсем перестал заглядывать в себя. Он сильно уставал, вырубался сразу после ужина, просыпался рано и спешил на стройку. В таком же графике работали и его лесорубы, которым было обещано многое.
Расположившись на обдуваемом августовским ветерком пригорке, Санька развёл костёр, ободрал случайно подбитого кистенём зайца и устроил его на огне. Его любимая лошадка, мирно паслась стреноженная. Сам Санька в ожидании жареного мяса драл зубами копчёного лосося, закусывая его сухарями и запивая холодным травяным отваром.
За день пути Санька проехал километров тридцать, но оценил расстояние на глазок. Теперь он лежал на спине и думал, как сделать простейший одометр, чтобы поставить его на телегу и замерить расстояние точнее. Но это будет зависеть от того, какая получилась дорога. Пока дорога Саньке не нравилась. В некоторых местах лошадка увязала вполне себе конкретно. Значит, подумал Санька, до сюда кикиморки не дошли.
Санька усмехнулся. Он не знал технологию «терраформирования» [3], применяемую кикиморами, и насколько она производительна. Вполне возможно, что кикиморки, узнав о том, что их «коллективный договор» с Санькой расторгнут по причине возвращения Гарпии в Аид, недоделали работу по осушению болот и превращения их в реки.
Санька не заметил, как уснул, и так и не попробовал совсем сгоревшего на костре зайца.
Следующий день принёс Саньке несколько неприятных моментов, связанных опять же с дорогой. Проложенная по болоту гать всплыла от дождей и Санька, вовремя не спешившийся и понадеявшийся на крепость уз, рухнул вместе с лошадкой в топь и едва не захлебнулся.
Хорошо, что он не выпустил из руки повод, так как улетел гораздо дальше лошади, и выполз из трясины, благодаря ему.
Второй раз уже лошадка так увязла по брюхо, что Санька с трудом вытащил её из ямы. Благо, что рядом поверхность была крепкой.
На закате ни речки, ни ручейка они не нашли и им пришлось ночевать на мокрой болотной земле. Санька негодовал на Куракина описывавшего в своём послании дорогу в превосходных красках.
«Какая же она тогда была?» — думал Санька, злясь и представляя, как он будет возвращаться.
Срубив несколько чахлых деревьев, он сложил и связал получившиеся брёвна вместе и разлёгся на импровизированном ложе, тихо поругивая кикимор. На нём же он развёл и костерок, дабы вскипятить воду и просушить одежду. Болотную он пить так и не привык, хотя в «медвежьем» детстве пытался.
Настроение у Саньки было мерзким и он поминал не только кикимор, но и свою бывшую жену Гарпию, и всех домовых с лешими. Вот тут и проявились Леший со своей Любушкой.
— Кхе-кхе! — Услышал Санька. — Чего не добрым словом поминаешь, Александр Мокшевич. Вроде бы ни в чём не провинились перед тобой.
Санька аж подпрыгнул на своей «лежанке».
— Фу-ты! Напугал, леший тебя забери.
Леший рассмеялся.
— Кхе-кхе! Как же я сам себя забрать могу? Хе-хе-хе!
Леший и кикиморка стояли совсем рядом и, как и тогда, в первое своё появление, держались за руки.
— ВЫ так и ходите, по лесу и болотам? — Усмехнулся Санька.
— Как? — Спросил Леший.
— За руки держась.
— А что? — Удивился Леший.
— Тебя, кстати, как звать-величать? Любушку я твою знаю, а тебя, вроде как и неприлично… э-э-э…
— Моховы мы, — перебил Санькины объяснения Леший. — Мох Мохыч Мохов.
— Вот так вот просто? — Усмехнулся Санька.
— А чего мудрить? Детишки у нас появляются, когда мы к Маре уходить соберёмся. Сынок тоже Мохом будет.
— Логично, — согласился Санька.
— Так, что звал, то? — Спросил Леший.
— Да, я, вроде, и не звал…
— Звал-звал… — проговорил Леший. — Мы бы так не пришли. Рассказывай. Тяжело пришлось?
Сенька помолчал, потом пожал плечами.
— Да, не особо.
— А что тогда?
— Не знаю… Да вы устраивайтесь возле костра. — Санька даже отодвинулся.
— Видно, тебе совсем тяжко, ежели ты нежить к своему костру зовёшь, — усмехнулся Леший.
Санька понурился.
— Что-то устал я, Мох Мохыч, — сказал тяжело вздохнув он. — Замахнулся город построить, а ни сил, ни особого желания, что-то нет. Трудно с людьми. Не хотят работать даже по уговору. Так и норовят извернуться. То рука болит, то нога, то живот. То дождь, то солнце жарит. А мне, что, больше всех надо?!
— Так твоё же дело то… Не их…
— Так я же вроде плачу…
— То-то и оно, что вроде. Обещаешь. А обещанного три года ждут… Дай им деньгу малую, но ежедневно. Хочь по коппеечке. Увидишь…
Санька удивлённо и
