недоверчиво скривился.
— Ладно, попробую. Ну, а кикиморы. Я рассчитывал на них, а они… Путик не построили… Что сейчас делать. По зиме-то ладно, а мне уже сейчас тракт нужен.
Леший почесал лохматую голову, и крякнул.
— С кикиморами, да… Оказия вышла… Вон моя Любушка знает, общалась с ними. У нас тут болот много, кикимор мало. Если и есть, то больше — лесные. Вот и удивились мы, когда вдруг по весне, как только лёд сошёл, кикиморки в болотах появились и ну перекраивать всё по-новому. Здешний болотный народец: болотники, шишиги, кикиморы и их игоши, взбунтовались против них, ополчились, а твои кикиморки вдруг силу свою показали. Силу Гарпии… И хозяйничали по болотам здешним до самого тепла, а потом вдруг попрятались кто куда.
Леший замолчал. Перебирая бороду он приблизился ближе к огню.
— Так они были тут? — Спросил Санька.
— Были. И там, где мы с тобой повстречались, были и тут. Токма тут они не долго хозяйничали, оттого болото снова затянуло сушь. А так тут даже лес расти начал и те деревца, что раньше росли, воспряли от гнили.
— Слушай Леший, а ты разве и тут живёшь? — Санька вдруг осознал, что от того места, где они повстречались на реке Луге, довольно далеко.
— А что нам? Мы особые тропки знаем. Помнишь, как мы с тобой к водяному ходили? Озерцо то, где он с русалками нежился, тоже не близко пряталось. А мы, раз-два и прибежали. Ты сам бы дня два шёл.
Леший захихикал.
— Мы — Лешие, лес бережём. От людишек да от хвори лесной. Там, где вас — людей, нет, и нас немного. Потому мы и бродим по лесам с приглядом. Нам семь вёрст это десять шагов.
— Смотря какие шаги делать, — вставила Кикимора Любушка.
Санька вдруг захотел в Коломенское к Мокше и Лёксе, где всё понятно и обустроенно. Он вздохнул.
— Раньше и я так мог!
— А сейчас что ж? — Удивился Леший.
— Я через верхний мир ходил. Сейчас не могу. Пока.
— Через верхний?! Мы так не можем. Кто-то заклятье наложил?
— Сам я наложил! — Усмехнулся Санька, не уточняя что наложил и куда.
— Бывает, — тут же согласился Леший.
— Может тебя домой отвести? — Спросила Любушка участливо.
— А где же кикиморки подевались? — Спросил Санька, вдруг подумав, что может быть они и впрямь просто попрятались.
— Дык… Позови. Твой зов сильный. На него не откликнуться трудно, — сказал Леший качая головой. — Мы вон откуда услышали. Да, Любушка?
Маленькая Любушка, одетая в цветастый сарафан и повязанная такой же косынкой, но босая, утвердительно кивнула.
Санька снова наполнил свою голову мыслями о кикиморках, о их задании, о том, что он гневается и сказал:
— Прошу встать передо мной, как лист перед травой.
Это он вдруг вспомнил фразу Ивана из сказки про конька-горбунка.
Только он это сказал, как Леший с Кикиморой исчезли, а перед ним встали в ряд его девицы-воительницы. И не две, три, а все сорок с лишним. Мороз пробежал по Санькиной коже, но он вида не подал. Хотя пробрало его сильно.
Уже совсем стемнело, а кикиморки предстали перед ним в совсем не благолепном виде. Кто как просто древние старухи, кто как скрюченная нелюдь. Все они были одеты в грязные лохмотья и жутко смердели.
— Да-а-а… — сказал Санька. — Если во сне такое приснилось бы, то и не проснулся. Что же вы так себя запустили, девушки?
— А зачем нам? — Спросила одна. — Людишек тут нет. Перед кем нам красоваться?
— А обещал… — Сказала другая.
— Сам сослал нас в глухомань, и сам насмехается! — Обиженно вскрикнула третья.
— Так-так-так! — Поднял руку Александр. — Давайте разбираться по порядку.
Его душил смех, но он пока сдерживался. Саньку вдруг обуяла безумная радость. Такая радость, что он готов был «заскакать козлом». Он-то думал, что все его помыслы рухнули, ан нет…
— Кто вас сослал и куда?
— Ты сослал! Гарпия!
Раздались возгласы.
— Нас сюда, а сама, то к Аиду своему!
Последняя фраза резанула Саньку по сердцу, но он промолчал, не стал объясняться, а шагнул в толпу кикиморок. Перед ним расступились.
— Ну, куда и к кому отбыла ваша начальница, то не вашего ума дело, — начал он строго. — А поставленные задачи с вас никто не снимал. Вот вернётся она, что вы ей скажете? Ведь ответ придётся держать!
Он возвысил голос, добавив властности.
— Так силы у нас иссякли, а местная нежить мешает, — крикнули из толпы. — Где до конца сделали и закрепили её именем, то и стоит до сих пор, не болотится. А тут вон оно как…
— Так вы моим именем крепите, — вдруг сказал Санька.
Кикиморки замолчали, обдумывая сказанное Санькой.
— А с мужичками скоро наладится. Вот доделаете путик, и мужички появятся. Кстати… Мне уже сейчас нужны десяток воительниц. Для них уже сейчас у меня в городе пара найдётся. Да и корчму запускать надо… Короче! Слушать мою команду!
Кикиморки вытянулись в струнку. Санька усмехнулся. Не прошла для них даром «учебка». Даже кривые постройнели.
— Завтра всем прибыть в город Усть-Лугу «конно и оружно».
Он вспомнил где-то слышанную им фразу: «Конно и оружно».
— А где же мы коней найдём? — Спросили из толпы.
— Где хотите. Своих бросили? Вот и выкручивайтесь.
Кикиморы загалдели, обсуждая невыполнимую задачу. Потом кто-то из них сказал:
— А если оборотней позвать? Можно?
Санька удивился, но вида не подал.
— Если договоритесь, чтобы они не творили пакости.
Кикиморы обрадовались, рассмеялись.
— Тут их много. Они людей сторонятся. Но нам помогут. Побудут нашими кониками.
— Пришлось с ними сойтись, — сказала ближайшая.
— А как же свет дневной? — Спросил Санька.
— Что, свет дневной?
— Не убояться?
— Это же не вампиры, а оборотни, — рассмеялась кикимора. — Этим хоть ночь, хоть день.
На том и порешили.
После того, как по его хлопку исчезли кикиморки, Санька позвал Лешего и тот появился.
— Ты куда исчез, Мохыч?
— Да ну их, твоих кикиморок! — Махнул рукой Леший. — Дикие они у тебя какие-то. Буйные. Сразу видно, что городские. Мы — народец тихий, спокойный, а они шустрые дюже. Да и сказанул ты так, что нас как ветром сдуло. Сильный позыв у тебя. Всех кого не касается выносит с этого места.
— Не знал. Вы предлагали меня до дома отвести… С лошадкой сможете?
— Сможем, — спокойно ответил Леший. — Повод мне отдашь и поехали.
Санька шустро загасил огонь пионерским способом, чем сильно удивил Лешего, запряг лошадку и уже через несколько минут стоял на правом берегу Луги перед островом.
Когда на следующее утро в Усть-Лугу входил женский
