продавцами и покупателями.
— А попроще? — поморщился Бессмертнов, — меня, как и Винни-Пуха, длинные слова только расстраивают, так что давай покороче.
— Можно и покороче, — согласился я, — эти вот игрушки будут пользоваться большим спросом у населения СССР. В основном у молодёжи, начиная с 6–7 лет, но и у взрослых тоже. Одного тетриса можно будет продать миллионов пять экземпляров, и это не считая зарубежных стран. Даже если его рублей в пять оценить — может сами посчитать, какая выручка будет…
— Но чтобы в него играть, надо ж устройства какие-то, — влез уже в детали Бессмертнов, — компьютеры например.
— Во-первых, можно смастерить портативную игровую консоль, про Нинтендо слышали что-нибудь?
— Ну допустим слышал, — буркнул он.
— Вот что-то похожее, на жидких кристаллах — дело плёвое, я за месяц сделаю А во-вторых, персональные компьютеры очень скоро войдут в нашу повседневную жизнь, опять же смотрите, что с этими персоналкам творится на Западе…
— Персоналка штука дорогая, — заметил Бессмертнов, — не каждому по карману будет.
— Учёл, — ответил я, — можно же эрац-персоналку сделать, на одной плате с десяток микросхем во главе с 580ВМ1 и вывод на телевизор… ну клаву еще или, что проще, пульт с кнопками — такие устройства будут заточены исключительно под игры.
— И ты хочешь сказать, что и персоналку запросто сбацаешь?
— А вот тут стоп, Александр Сергеич, — твёрдо заявил я, — здесь мне потребуется помощь как минимум двух человек, квалифицированного системотехника и хорошего программиста. Мишеля просьба не предлагать…
Первый отдел
Мишеля он мне и не предложил, сказал, что у того и так полный рот забот перед Сингапуром. А вместо него был назван Ишаченков… да-да, тот самый суровый комсорг отдела.
— Он же идейный, Александр Сергеич, — пробормотал я, — а среди людей такого склада хороших специалистов не бывает.
— Во всяком деле случаются исключения, — наставительно отвечал начальник, — ну и что же, что он активный комсомолец, программирует он очень неплохо, причём сразу на двух языках.
— И на каких же? — потребовал я уточнений.
— На ассемблере и на Си — достаточно?
— Для начала сгодится, — позволил я себе такую вольность, — а там посмотрим. А системотехник?
— Ты же сам, если не ошибаюсь, выпущен из политеха с такой специальностью, — подколол он меня.
— Это верно, — согласился я, — но опыта у меня в таких делах немного, не хотелось бы в потёмках блуждать. И потом — один ум хорошо, а два лучше. Вдвое лучше как минимум.
— Ладно, бери Шурика, — согласился с моими аргументами Бессмертнов. — Срок у тебя месяц, время пошло. Да, и чтоб завтра СМ-ка работала, как часы, — напомнил он напоследок.
— Как швейцарские, — вспомнил я его реплику, — Тиссо или Жак Леман… накрайняк Свотч.
И я опять уединился в своей уже обжитой экранной комнате… на профилактику, естественно, забил — где это видано, чтобы за три дня два раза контакты протирать. Начал вспоминать, что я знаю про Ишаченкова и зачем он вообще сдался в данных обстоятельствах. Из рассказов того же Шурика, а он очень разговорчивым коллегой был, мне стало известно, что наш комсомольский лидер плюсом к тому, что неплохо программирует, ещё и читает какие-то лекции для детишек в Доме юного техника. Но как человек, он полное говно, добавил в конце своего выступления Шурик. Ну что же, и среди говна иногда попадается что-то полезное, подумал я, автоматически доводя до кондиции вторую трубку радиотелефона.
Но тут мои занятия прервала какая-то нездоровая суета за дверью — там сначала тащили что-то тяжёлое, потом поставили это тяжёлое на пол с жутким грохотом, потом началась дискуссия на повышенных тонах. Я выглянул из экранки — на полу стоял здоровенный ящик, весь обклеенный яркими иностранными ярлыками, а в дискуссии участвовали двое, Бессмертнов с одной стороны и незнакомый товарищ в костюме в полосочку и в синем галстуке с другой. Ещё рядом стояли Коля с Аскольдом, они, видимо, и притащили сюда это добро.
— А я говорю, что нам это оборудование сегодня уже нужно, — горячился Бессмертнов.
— Так я против что ли, — возражал костюм с галстуком, — только действовать следует по всем правилам, а не так, как вы там у себя придумали.
Я тихо спросил Шуру, в чём дело — он ведь у нас всегда больше других знал — и он ответил, что пришла очередная наша закупка из Швейцарии, надо вскрывать, а первый отдел упирается и лорда-хранителя печати из себя ломает.
— А что там в этой закупке-то? — задал я следующий вопрос.
— Да как обычно, — вздохнул Шура, — модули очередные да лазерный принет еще, кажется.
Здесь было интереснее, чем в экранке, поэтому я остался, ожидая окончания спора двух противоборствующих сторон. В общем, я уяснил, что секретчик был в принципе не против вскрытия посылки, но при этом должно было присутствовать минимум двое ответственных представителей — кроме него, ещё и кто-то из второго отдела, а они там сегодня все на выезде. В итоге решили всё-таки отложить вскрытие до завтра, и все вроде успокоились. Но тут этот секретный гражданин вдруг повернулся ко мне и сказал:
— А это у нас новый сотрудник, если не ошибаюсь?
— Угу, — подтвердил Бессмертнов, — месяц, как пришёл. Зовут его Петя Камак… то есть Пётр Балашов, конечно.
— Надо побеседовать, Петя, целый месяц работаешь, а до сих пор у нас в отделе не отметился, — сказал тот, внимательнейшим образом рассмотрев меня с макушки до ботинок. — А пойдём прямо сейчас и побеседуем.
Я ответил в том смысле, что раз надо — значит надо, я готов к собеседованию, как пионер. А Шура с Аскольдом переглянулись и состроили понимающие рожи… Бессмертнов ничего строить не стал, а просто махнул рукой, иди, мол, Петя, куда сказано. Мы и пошли… на втором этаже их логово было, особистов-секретчиков. Пиджак с галстуком представился мне как Евгений Октябринович (во, ещё одна жертва советских энтузиастов, ладно, что не Даздрапермович), завёл меня в маленькую тесную клетушку, где из мебели был только стол с двумя колченогоми стульями, да железный сейф в углу.
— Значит, ты у нас Пётр Петрович Балашов, — полуутвердительно произнёс он, открыв папочку с завязками.
— Точно так, — подтвердил я и зачем-то добавил, — 1960 года рождения, холостой, несудимый.
— Отец у тебя с очень интересным именем, — продолжил особист, закурив сигарету, — Чон Ду Хван…
— Ну да, — ответил я, — кореец он, стопроцентный, переехал оттуда ещё до войны, имя и фамилию сменил на более понятные для России. И потом, он же умер, когда мне 3 года было.
— А от чего он умер? — продолжил свои изыскания Октябринович.
— Насколько я знаю — простудился во время учений, двустороннее воспаление лёгких и всё такое… а с чем связан ваш интерес, Евгений Октябринович? — позволил я себе встречный вопрос.
— Учреждение у нас режимное, — строго отвечал он, — работаем на оборонный комплекс, так что сам понимаешь — бдительность никто не отменял. А потом, была отдельная просьба от одного начальника…
— От Семён-Наумыча? — уточнил я.
— Я никаких имён не называл, — ещё строже посмотрел он на меня, — просили проверить твою благонадёжность. Вот я и проверяю… идеи далее — по нашим данным ты на сельхозработах занимался какими-то левыми делами, так?
— Какими левыми? — возмутился я, — самыми что ни на есть правыми — все наши работы были согласованы с председателем колхоза. И потом, не всем же картошку в поле собирать, кому-то и дороги чинить надо.
— Ладно… — перевернул он страничку в папке, — председатель Пугачёв прислал тут благодарность в твой адрес, так что замнём этот вопрос. Далее — на тебя поступила заявка для привлечения к теме «Крот», знаешь, что это?
— Слышал вскользь, — ушёл от ответа я, — у физиков в разговоре проскальзывало. Но деталей конечно не знаю.
— Так вот, — он закрыл папку и убрал её в стол, — тема очень серьёзная и ответственная, по линии Минобороны, шестой отдел. Связана с выездами в отдалённые гарнизоны и базы.
— Это какие, например? — не смог я отказать себе в удовольствии уточнить этот момент.
— Например в Видяево…
— Это на Кольском полуострове что ли?
— Да, где-то там… а ещё во Владивосток и Петропавловск-Камчатский. Для того, чтобы туда попасть, необходима вторая форма допуска, а у тебя даже третьей нет…
Глава 7. Захожу я в бакалею
Захожу я в бакалею
— Для Видяева, про
