— А зачем тебе, заяц? — удивился воин внезапному граду вопросов.
Я решил его обмануть.
— Да что-то вертится в голове при слове «крепость». Может, вспомню чего?
— Ну… Он лежал в своей комнате для магических занятий, — начал Чиен, вспоминая. — Окон там нет. Лежал на ковре, лицом вниз. В воздухе не было никакой магии. Или, может, была — но давно развеялась.
— А кубок какой-нибудь рядом лежал? Может, он выпил яд? Или кто-то убил, ушёл и дверь за собой запер?
Чиен покачал головой.
— Нет, заяц. Не было там кубка. И комната правителя неприступна. Запирается изнутри на тяжеленный засов. Снаружи — никак.
— А колдуны?..
— Так он сам был один из сильнейших магов. И дети его. Вот у тебя не появляется в ладонях такого… ну как бы тепла?
— Нет, — я даже головой помотал для пущей честности. — Ничего у меня не появляется.
— А ты попробуй! — настаивал Чиен. — Сделай руки вот так?
Он растопырил ладони, словно катал ими шарик.
— Да ну тебя, — усмехнулся я. — Где зайцы — а где магия?
Но руки вдруг согрелись, словно между пальцами и в самом деле возникло что-то горячее. А к горлу подкатил ком.
Это что, на меня рассказ о смерти «отца» так отвратительно подействовал? Или я всё-таки лишнего перебрал?
Закусывать, блин, надо нормально. Сколько можно одно мясо жрать?
— Ну? Чувствуешь что-то? — Чиен замер, уставившись на меня.
Глаза его блестели в темноте, как у волка.
— Нет, — отрезал я. — Не чувствую! — И добавил с сожалением: — Вот капусточки бы! Вот тогда бы я стал настоящим магом! Квашеной капусточки с постным маслом! Или селёдочки… С зелёным лучком. Эх!..
И я побрёл к юрте колдуна, оставив Чиена в полной растерянности.
Глава 6
Белый огонь
Нужно сказать, что мне тоже было не по себе — кисти рук просто огнём горели, горло царапало, а в висках начало нехорошо так постукивать. Может, я траванулся местным некачественным алкоголем?
Однако в уютной полутьме юрты мне вдруг полегчало. Ровно горел огонь в очаге, пахло свежими травами и хвоей. Чисто так пахло, по-домашнему, как в аиле у Майи.
В голове у меня сразу прояснилось, я шагнул внутрь, отыскивая глазами свою маленькую жену — не разбудить бы?
Шасти однако не спала — она возилась с Йордом.
Я не стал грузить девушку своими проблемами — стук в висках уже прошёл, и остальное пройдёт. А разглядев перекошенную болью рожу наставника, решил присоединиться.
В смысле подержать Йорда, который пытался выползти из-под сияющих багровым тревожным огнём рук Шасти.
Связан наставник был крепко, но извивался при этом прямо-таки ужом. Не нравилось ему, понимаешь. А кому сегодня легко?
Я придавил Йорда к земле, Шасти закончила заклинание. Но ничего не произошло.
Она со вздохом вытерла со лба пот.
— Не выходит? — спросил я сочувственно.
Шасти грустно кивнула.
Йорд пытался отдышаться, пользуясь передышкой. Видно, снятие печати было болезненным.
Жалко мне его почему-то не было. Похоже, Йорд был просто не из тех людей, что способны вызывать жалость. Суровый, туповатый служака. Не в сути, а в своём нежелании осмысливать мир.
Ведь понял же, что его обманывают. Но понял, когда уже носом ткнули. Видать, не вникал в «посторонние» разговоры воинов своей дюжины. А ведь их не могло не быть.
Ну и сопи теперь в две дырочки. Сумеем — спасём. Будешь учить волчат. Не сумеем: там уже очередь выстроилась за юртой, кто готов предложить оригинальное решение проблемы наставничества.
В мешок сунуть, в реке утопить… Что-то же ещё мне сегодня предлагали по пьяни? А… Привязать за ноги к ездовой птице и тащить по камням, пока не сдохнет.
Так что терпеть тебе надо, Йорд. И молиться, чтобы у нас получилось с печатями. Ничего лучшего с тобой произойти просто не может.
Йорд глядел на меня исподлобья. Догадывался, наверное, что думаю я о нём. Но спрашивать ничего не стал. Гордый, собака.
Интересно, что он испытывал, раз прямо-таки извивался? Больно ему, что ли, было? Или всё-таки совесть прорезалась?
— Слушай, — сказал я Шасти, подумав. — У меня демон сидит в ноже. Может, как-то использовать его для снятия печати?
— Нельзя, — помотала головой девушка.
Чёрные волосы взметнулись, и ещё сильнее запахло травами. Вкусно так.
— А почему?
— Демон — тоже часть силы Эрлика, как и печать. Это как тушить пожар огнём, понимаешь?
Я не понимал. Но признаваться в этом было как-то неловко.
Предположил:
— То есть снимать печать надо обязательно противоположной силой?
— Ну да, — согласилась Шасти. — Или иной. Или такой же, как у Шудура, багровой. Но человеческой.
— Ну вот, — обрадовался я. — Демон же — тоже багровый!
— Нам нужно выбить клин, загнанный в дерево, но не сдирать всю кору, — терпеливо пояснила Шасти. — Демон не сможет съесть только часть охранного слоя души, куда вплетена печать. Он сожрёт всё. Йорд останется без защиты и погибнет от самого малого колдовского влияния.
— Ну… пусть не демон, — сдался я. — Но кто-то же может тебе помочь?
Шасти задумалась.
— Ну, разве что Бурка с его шаманским огнём.
— Почему шаманским?
Девушка рассмеялась:
— Ты спрашиваешь, как ребёнок Кай! Ребёнок, который не знает ни одной сказки!
Я с улыбкой развёл руками:
— Ну вот, такой уж я есть беспамятный. Так и живу — всё чужое и непонятное.
Шасти ласково коснулась моего запястья, и я ощутил, что ладони опять начали греться. Ну, что за напасть уже? Может, аллергия?
Мало ли из чего сделали воины эту проклятую араку⁈ Хозяйства у них нет, молока нет… Из чего они гнали свой самогон? Из драконьей крови?
— Колдуны владеют огнём Эрлика, — начала рассказывать Шасти, ласково поглаживая меня по запястью.
Приятное раньше прикосновение отзывалось теперь покалываньем, как от электрода со слабеньким током. И трудно было не отдёргивать руку.
— Это огонь преисподней, — говорила девушка нараспев, как сказку. — Страшный, багровый. Говорят, Эрлик зажёг его в небе, чтобы ковать там небесное железо и делать оружие. И небо отринуло его. Швырнуло вниз. Но Эрлик только обрадовался — ведь без власти неба он стал волен творить на земле всё, что хочет.
— А люди могут вызывать только багровый огонь? — спросил я и аккуратно высвободил руку.
— Ой, ну ты и смешной, — совсем развеселилась Шасти. — А как бы мы делали хоргоны, если бы не имели собственной силы? Ты же видел: хоргон — ключ между мирами. Им можно убивать и лечить, наказывать и защищать. Это — свободная от небес и земли сила. Я могу шарахнуть тебя хоргоном, как молнией, а могу прижечь, запереть рану. Понимаешь?
— Ну, наверное, да, — согласился я. — Вот так — понимаю.
— Смотри, — не поверила Шасти и взяла сухую метёлку сорной травы, что сохла у неё возле очага.
Пошелушила. Выпало маленькое чёрное зёрнышко.
— Это семечко с виду мёртвое, — пояснила она. — Но посади его в землю, и возникнет росток. Значит, в зерне есть законсервированная живая сила. И она пока не принадлежит Тенгри или Эрлику. Это сила жизни самого зерна. Так и у любого колдуна есть свой дар, своя нейтральная сила жизни, своё внутреннее зерно, семя. И колдун аккумулирует эту силу в хоргон.
— А как понять, что это — именно сила жизни? По цвету? — решил уточнить я. — Вот молния — она багровая, я видел. Допустим, это огонь Эрлика. Понимаю. Но печати-то — синие!
— Не синие, — не согласилась Шасти. — Мои печати были голубые, потому что я сама придумала, как их наложить. А на Йорде — багровая печать Эрлика, она сильнее моих печатей.
— Всё! — сдался я. — Совсем запутался. Ничего не понимаю!
— Два огня! — рассмеялась Шасти. — В мире — два огня и две силы! Багровый огонь Эрлика и синий огонь шаманов. И Бурка твой — манипулирует синим огнём. А сама по себе жизненная энергия многоцветна. Она — как радуга в небе, но скрыта в сияющем белом зерне. В нём — всё. Там радуга спит до времени, чтобы отдать нам один из своих цветов. Видимо, мой цвет — голубой. Так бывает.
