нас сколько? Мы вообще сможем управлять этим кораблем, если захватим его? А если во время бунта половину наших перебьют? Хватит сил и умений привести корабль в какое-то удобное для высадки место?
— А если дождемся, когда нас на плантацию перепродадут, то лучше станет? По мне лучше сдохнуть сейчас и кого-то из этих прихватить.
— Ой, Тетерев, ты совсем недавно в надсмотрщики собирался податься!
— Мало ли что я говорил. Ненавижу погань всякую.
На четвертом замке отмычка сломалась, что меня совсем не удивило, а вот народ застыл в ужасе. То есть не весь народ, а те двое, кто сидел и ждал своей очереди на частичную свободу. А потом подползи гонцы из соседних углов, поинтересоваться нашим досугом. И вот они были в ошеломлении, их никто морально не готовил к такому чуду. Так что следующую отмычку пришлось ваять на глазах коллег по времяпрепровождению. Еще и советы давал шепотом, как лучше вмять палочку, что остался оттиск нужной формы. Даже удивительно, почему ни у кого не получился тот же фокус, что и у меня. Ах да, я про магию им не говорил — забыл этот момент озвучить.
Короче, к вечеру расковались все. Кроме дежурного по параше, совместное совещание пришло к выводу, что если у него в самый ответственный момент отвалится от ноги цепь, это будет весьма некстати. Хотя процесс и прост до примитивизма: деревянная дверь приоткрывается, в щель выставляется деревянное ведро, дверь закрывается. А потом мы сквозь деревянную же решетку наблюдаем, как матрос выносит ведро, где-то там выливает отходы за борт и снова приносит его нам. Короче говоря, не очень нам тут доверяют, даже по одному на палубу не выпускают. С другой стороны, это надо заходить в клетку, расковывать, потом снова пристёгивать — тягомотина та еще. И да, кто-то из нас может и напасть, не испугавшись последствий. Кормят также, ставя перед приоткрытой дверью большую лохань с кашей и глиняный кувшин с водой. Хоть порции человеческие, желание вырвать кусок из горла соседа у бедняг не возникает.
Всё эти твари делают верно, но меня такое не радует. Меня здесь вообще ничего не радует, но сильно опечаленным я не выгляжу на общем фоне. У них выбора нет, а я просто сижу и раздумываю, когда пойти на рывок. Выбора у моих товарищей не было. А теперь появился, так что и лица чуть посветлели. Вот что надежда с человеком делает! Сразу и вздохи менее обреченные, и шевеления начались какие-то. Дела у народа нарисовались. Кто-то себе щепку отколупал, на стилет похожую, кто-то…
— Эй, ну-ка не трожь обрешётку!
— Это чего это? И вообще, ты кто такой, что командовать взялся!
— А ну тихо! — Оборвал Кукиш безымянного. Это Жорж. Он за главного, раз сказал не трогать, значит мысли имеет.
— Спасибо за поддержку. Имею мысль. А загородка эта нам как раз не мешает пока. Надо будет, снимем. Но не сейчас.
— Что, прямо так возьмёшь и снимешь?
— Кандалы ж снял. Так что не бузи, лучше между собой обшепчите, кто у нас тут за моряка сойти может. Если кораблик захватим, им править наду будет, паруса ставить, хрень крутить всякую.
— Какую хрень крутить?
— Вот и я не в курсе, я вам не матрос.
— А кто такой матрос?
— Тьфу на вас! Не моряк я, и вы не моряки. Или есть знающие?
Знающие нашлись аж два человека. Насколько — это уже вопрос другой. С двумя профессиональными моряками, а на самом деле рыбаками мы… Да ничего мы не сможем толком. Зато народ поделился пониманием сути момента. Это в наших сухопутных графствах Прист и Долинол ничего про море не знают, а захваченные в рабство имантцы как один с побережья, они в теме. Оказывается, где-то между нашим материком и Миарским есть группа больших островов, на которых и раньше было мало народу, а сейчас местных совсем не осталось. Магов там не было совсем, а без магов их отряды быстро заканчивались. Те не отступили, эти поднажали — в результате земли дофига, обрабатывать некому. Ни полезные ископаемые выкапывать, ни сеять растения, тоже полезные в плане торговли. Прежде всего сахар. Это да, сахар в этом мире я видел и кушал — дорогой он, собака.
Короче, с островов этих вывозят всякое выращиваемое и добываемое, а туда завозят скобяные изделия типа топоров, пил, всякого крепежа и рабов. Про рабов вслух никто не говорит, их официально называют переселенцами. Называют переселенцами, а принуждают к труду, бьют и кормят как рабов. Естественно, платить им никто не собирается. Живой товар, короче.
Если география не сильно отличается от географии мира, из которого я попал сюда, то острова эти могут быть аналогичны Карибским. Всякие Багамы, Кубы и Эспаньолы или Гаити вперемешку с совсем уж мелкими, не оставшимися в памяти. А что я помню про эти острова? Пальмы, песок, коктейли у бассейна. Не то, конкретика есть? Там тепло, там мелкое море, что-то еще, но не всплывает. О! Нет малярии и ядовитых змей. Короче, человеку жить там можно, умереть тоже. Но умереть уже с помощью людей.
Даже как-то гордиться начал — выходит, что меня везут обменять на сахар в какой-то пропорции. Сладенький я мой пирожочек. А если серьезно — то уже неделю не могу придумать, как быть и что делать. Вернее даже не такая формулировка, не что делать, а когда? Когда удобнее всего замочить всех этих работорговцев, похитителей свободных человеков и их прихвостней? Эх, выводили бы нас на палубу в качестве прогулки, можно было бы оглядеться, по цвету воды определиться с местностью… Я не шучу, я помню, что там, где глубоко, там океанская или морская вода выглядит темной, почти чёрной. А на мелководье она бирюзовая, лазурная или голубая как глаза северной нимфы.
Я хоть и сухопутный, а кое-что вынес из своих полётов на всякие острова. Не в той жизни, где Советский Союз, а в её капиталистическом периоде. Комсомольская молодость про острова только песенки могла петь, они были как хрустальная мечта. Даже самому забавно стало, как задумался. Какие острова в СССР были в доступе? Остров Врангеля и Новая Земля в условном доступе, но туда никто в здравом уме не рвался. Ну и Сахалин тоже остров, на него тоже чаще ссылали или посылали не по туристической путевке. В Черном море островов нет, в Балтийском нам принадлежал только Кронштадт. А там ни пляжей, ни отелей, ни пансионатов для тружеников.
Блин, причём тут Кронштадт
