до войны не только кельтов защищало, хоть призыв вспомни. Да на войне ирландцы себя отменно проявили. Не начни политиканы на нас давить, так через год-другой мы бы сами из них масло выжали. По крайней мере, профсоюзы куда как жёстче могли бы себя вести.
– А негры?
– Эти-то? Ты вспомни, сколько их с Юга понабежало? Ничего не умеют, берутся работать за любые деньги. Промышленникам они в общем-то и не нужны в качестве рабочих. Сам вспомни, сильно их нанимали? Так, чтобы рабочие руки у южан отобрать. Отобрали, а сейчас не нужны, вот виноватыми назначили, чтоб народ пар на них выпускал.
– А где тут Боятся без рабочих рук остаться? – не сдавался Фред.
– Если слишком много народу уедет, так рабочим платить нужно будет нормально, а не как сейчас – за еду работают.
– С Севером разобрались, – согласился внимательно слушавший дядю Рональд О'Брайен, – а с Конфедерацией почему так?
– Мальчишки…, – если слышно пробормотал Папаша, и уже громче, – тоже боятся. Начнут приезжать к ним те солдаты из англосаксов, что за Союз воевали, осядут. А лет через пять-десять северяне уже в большинстве будут. Да со своим виденьем мира. Дальше объяснять?
– Нет, дядя, всё понятно! Переворот.
– Почему ирландцев да поляков в КША привечают, разъяснять нужно?
– В Конфедерации привечают, потому как в Союзе гнобят, так? Даже если кто и не разделяет идеалы Юга, то вряд ли снова захочет воевать за Север. С таким-то отношением…
Через несколько дней после этого разговора, в газетах развернулась травля чернокожих, и без того поставленных фактически вне закона. Обвинялись они в самых страшных грехах, порой совершенно абсурдных.
До середины апреля ситуация с неграми искусственно подогревалась. На улицах Нью-Йорка можно увидеть ситуации, когда нетрезвые мужчины расправлялись с чернокожими образцово-показательно, на глазах у полиции. Те не вмешивались, даже если негров вешали на фонарных столбах… Мужчины эти, что характерно, из личной дружины мэра.
Вскоре их примеру начали следовать уже и обычные горожане. Не все после войны сохранили душевное здоровье… Чёрные побежали, их группы сопровождали группы вооружённых лояльных граждан, стреляя по любому поводу [226].
В Нью-Йорке большая их часть вербовалась в Канаду, пусть даже условия контракта стали вовсе уж кабальными. Разлучали семьи, мужчины и женщины отдельно… Но вариантов у негров не осталось: по слухам, в глубинке их попросту убивали.
В штаб влетел белобрысый мальчишка из Молодой Гвардии.
– Сэр! – он навытяжку встал перед Фокаданом, пытаясь изобразить военную выправку. Передав зажатую в потном кулачке записку, Гвардеец потерял серьёзность и снова стал мальчонкой лет восьми, которому старшие товарищи дали ответственное поручение.
– Спасибо, солдат, – серьёзно сказал Алекс, на что мальчик просиял щербатой улыбкой, стукнул босыми пятками друг о друга и умчался, подпрыгивая. По мере того, как попаданец читал, лицо его делалось всё более хмурым.
– По коням, – коротко сказал вестовому, – нападение на склад, поднимай дежурный взвод. Да… Гатлинги тоже брать, экипируемся по полной.
Через пять минут полсотни верховых одвуконь [227] при четырёх странноватых повозках, вышли на рысях из Медовых Покоев.
– Воевать едут! – С восторгом сообщил давешний мальчишка приятелю, примостившемуся вместе с ним на заборе по соседству.
– Ага, – согласился рыжий приятель, – по два револьвера у каждого, да и ружей у некоторых по два [228]. Меня бы с ними!
– Да, – мечтательно согласился белобрысый, – здоровски получилось бы! Мне брат давеча давал из револьвера стрелять. Ух! Лягается, чисто мул, но удержал!
– Попал хоть?
– А то! – Хвастливо отозвался гонец, – но почти тут же смутился и добавил, – почти. Рядышком с мишенью пуля легла, дюймах в пяти. Знаешь, какая отдача? Ух! Брат сзади за руки придерживал, и всё равно!
* * *
Ограбленный склад формально принадлежал военным, но серьёзной охраны там не стояло. Армейское начальство в большинстве своём весьма прохладно отнеслось к закупке Максимилианом военного имущества.
Алекс подозревал, что дело тут прежде всего в меркантильных интересах: только-только они собрались погреть руки на армейском имуществе, как подсуетилось гражданское руководство и распродало это самое имущество за бесценок. Не то чтобы военные действовали бы иначе…
Поскольку к военному имуществу принадлежал только склад, но не его содержимое, то местное начальство весьма формально отнеслось к его охране. Иногда удавалось договориться, и за дополнительную мзду армейцы серьёзно относились к службе. Чаще всего деньги брали охотно, тут же забывая о своих обязательствах.
Вот и сейчас…
– А я чо? – лениво бубнит опустившийся алкоголик, невесть зачем одетый в грязную форму Союза, – я ничё. Стою я, значица, и бах! Передо мной двое… нет, четверо бугаёв с оружием, и все в форме Конфедерации. Новенькой! И револьверты на меня, а пятый – саблей в горло тычет! Вот.
Алкаш задрал голову, демонстрируя старый бритвенный порез на грязной, отродясь не мытой шее с ползающими по ней вшами, пытаясь выдать его за свежую сабельную рану. Врал бестолково, постоянно путаясь и запинаясь. Но складское начальство, в лице немолодого лейтенанта и парочки капралов, охотно слушает враки. Поскольку складских сопровождал взвод федералов, недобро поглядывающий на ирландцев, устраивать полевой допрос [229] лжецу не с руки.
– Сговорились же, – процедил сквозь зубы Фред, который с недавних пор начал расхаживать ногу в длительных поездках.
– Врёт, – согласился Алекс, – это и ежу понятно. Ты вот что… Маккиннона возьми и других наших браконьеров. Пусть покрутятся вокруг, следы посмотрят. Чует моё сердце, что официально нам это не дадут.
Следующие пятнадцать минут попаданец стоял, время от времени задавая вопросы на грани – так, чтобы нельзя понять, насколько серьёзно воспринял он эти враки. Наконец, заметив сигнал Фреда, вежливо отпустил складских.
– Бандиты, командир, – с хрипотцей сказал Маккиннон. Его товарищи подтвердили слова кивками.
– Дезертиры или кто?
– Ну… если и дезертиры, то вконец расслабившиеся, – ответил следопыт, сняв шляпу и задумчиво почесав макушку, – что вояк там много, это к цыганке не ходи. Но дисциплина там не армейская, за это поручиться могу.
Фокадан кивнул, он уже не пытался проверять следопытов в таких вещах. Если время позволяло, то пытался разбирать следы сам, пользуясь подсказками. Но не сейчас.
– Сколько?
– Сотни две.
Алекс присвистнул. Не то чтобы рекорд по нынешним временам, но внушительно. Тем более, это может быть всего лишь основным ядром банды. Сколько их там в логове, и как оно укреплено, бог весть. Впрочем… и посерьёзней банды громили.
– Круг делаем, – предупредил он бойцов, – вроде как назад возвращаемся. Ручаться могу, в сговоре здешняя сволота с бандитами.
– С конфедератами связываться боимся, – добавил Фред с ядовитым смешком, – пусть думают,
