и скакать по степи, а потом подогнать его к побережью, да и кинуть своё разгорячённое тело в морские глубины! – Он зажмурился, вспоминая, – Вода ещё весенняя, холодная, но после скачки она только бодрит. А потом вылезешь на берег, а там уже разгорается костёр, на котором стоит сковорода со скворчащей в масле рыбёшкой!
– Заговорился я с вами! – Засмеялся он и встал во весь рост, – Ну что, молодые люди, в парную?
В парной мы вытерпели несколько минут, лежа на самых нижних полках и дыша, как рыбы на берегу. Владимир Алексеевич, не чинясь, обработал нас вениками и отпустил – красных, как варёных раков.
После второго заходя взглядом нашёл банщика и подозвал, и только затем вспомнил, што оставил трёшницу в раздевальне.
– Передашь, – Пожал банщик плечами на моё смущение, – што я, людёв не вижу? Вы передо мной все тута голенькие, да не токмо телесно, но и душевно. В бане чилавек виден лучше, чем в церкви, так-то!
Разложив Саньку на Каменном горячем полу, банщик начал мять ево и ломать руки ноги так, што и глядеть со стороны было страшно. Но ничево! Чиж только кряхтел да глаза круглил пугано и удивлённо, но не жаловался. Затем настал мой черёд, и я только пыхтел и постанывал. Здоровски!
Несколько минут мы лежали, даже не в силах пошевелиться, а потом Санька приподнял голову.
– Ишшо раз в парную?
– А давай!
Третий заход оказался последним, и мы отправились в бассейн на втором етаже. На такое чудо Санька даже и не удивился, устал удивляться-то!
Закутанные в простыни, мы долго сидели потом, отпиваясь вкуснейшими квасами, напузырившись до самого горлышка.
– Нельзя часто такое, – Покачиваясь от приятной истомы, сказал Санька, пока я расплачивался в выскочившим из мыльни банщиком, – ведь и привыкнуть можно!
* * *
– В Крым на лето собрался, – Переставляя фигурку, сообщаю Льву Лазаревичу.
– Это вам такую глупость посоветовал? – Удивился тот, уставившись на меня через круглые стёкла очков.
– Владимир Алексеевич Гиляровский, – Отвечаю не без вызова.
– Лично не знаком, но наслышан. Не мог он такую глупость сказать, это ни в один тухес не лезет!
– Хм… – Отставляю фигуру, которую было тронул, – Не советовал, вы правы. Рассказывал о Крыме, да так знаете ли… вкусно!
– Вкусно? – Аптекарь пожевал губами, – Надо будет запомнить. А Крым…
Он задумался, подбирая аргументы.
– …понимаете, Егор… Такому человеку, как Гиляровский, везде будет хорошо, даже когда другим от его хорошо станет немножечко плохо. Авантюрный характер в сочетании с недурственным интеллектом и пудовыми кулаками – это, я вам скажу, аргумент!
– Вы же, – Он окинул меня взглядом поверх очков, – при всём уважении, пока ещё мальчик, да ещё и без паспорта. То есть Ялта и Ливадия для вас закрыты, это понятно.
– Поче… а! Царские особы, двор и изобилие жандармов и секретных агентов!
– Севастополь…
– База российского флота на Чёрном Море, – Поникая духом, продолжаю я, – то есть военные патрули и всё те же жандармы и секретные агенты. О-ох… а в посёлок поменьше? Можно даже поодаль, в сам посёлок только за хлебом иногда заходить!
– Егор, – Лев Лазаревич снял очки и принялся их раздражённо протирать, – вчера вы заходили ко мне вдвоём со своим лучшим другом. Александр Чиж, я правильно помню? Я знаю, шо у вас характер по диагонали, но вы должны понимать, шо ваши хотения не всегда совпадают с вашими возможностями!
– Два, – Он нацепил очки на нос и резко подвинул ко мне лицо, от чево завитые пейсы резком мотнулись вперёд, – Два юных красивых мальчика в безлюдных местах. Это, я вас прямо скажу, может стать искушением! Ливадия, она вроде как и рай, но вот вокруг, поверьте, местами так даже наоборот! Турция, молодой человек, рядышком!
– А там, – Он сделал движение двумя пальцами у моево паха, которые я не сразу понял, а потом чуть назад не сиганул! – Именно, молодой человек, именно! Совсем даже недавно, в Крымскую войну, татары открыто помогали интервентам, и скажу я вам, не гнушались и людоловством! Так что…
Аптекарь развёл руками, ехидно глядя на меня.
– Нет желания узнать тайны гарема изнутри? – Голос ево сочился патокой.
– Не-е!
– Тогда, – Он поднял палец вверх.
– Тогда, – Повторяю за ним.
– Одесса! – Важно сказал Лев Лазаревич, – Мёд и мёд не обещаю, но меня-таки знают в некоторых кругах этой славной жемчужины у моря, так что приют и некоторую защиту я могу вам гарантировать. Интересует?
– М-м… Пожалуй!
Из аптеки я выходил с огромной благодарностью етому замечательному человеку, списком ево многочисленных родственников и знакомых, и ощущением где-то глубоко внутри, шо меня где-то как-то намахали.
Выскочив почти с Хитрова рынка, решаю вернуться назад и скинуть пиджак, а то дюже жарко, прям на глаза распогодилось. Перед самой дверью споткнулся о развязавшийся шнурок и вынужденно присел, завязывая его и чертыхаясь себе под нос.
– …вы хоть запрос-то отправляли, Аркадий Алексеевич? – Слышу сквозь закрытую дверь.
– Ну… нет пока, но непременно, да-с!
– Не надоело мальчонку за нос водить?
– А вам, господин Милюта-Ямпольский? – Желчно отозвался судья.
– Туше!
– Я, Максим Сергеевич, – Успокаиваясь пробурчал Живинский, – надеюсь не один год доить нашего юного друга. Да и вы, полагаю, не горите желанием отдавать многочисленные долги?
Я весь обратился в слух, смаргивая невольно выступившие слёзы. Некоторое время они молчали, потом раздалось звяканье стекла, и Максим Сергеевич подвёл итог разговора:
– Оскотинели мы преизрядно, нда-с… Ну, ваше здоровье!
Если слышно ступая, вышел в задумчивости из флигеля и пошёл прочь, играя желваками. Настроение такое нехорошее, злое и… взрослое, што ли? Будто из прежней жизни выглянул ненадолго другой я, взрослый и немного злой.
– Тьфу!
Смахиваю рукой с лица брошенный порывом ветра клочок старой, пожелтевшей от времени газеты, сминая в кулаке. Статья о коронации нашево царя батюшки, будь он неладен.
– С-сука…
Накатывает порыв злобы. Он тогда… плясать пошёл! С-сука… после Ходынки… ненавижу! Дружки мои из-за нево… народищу… а он плясать во французское посольство… ненавижу! Царя! Царицу! Царёнышей!
С трудом превеликим укротив ярость на царя, власти вообще, соседей по комнате и свою нелепую жизнь, пошёл шататься по улицам, штоб совсем, значица, остыть. А то не дай Боже, попадётся кто под горячую руку! Чуть не два часа мотылялся, а тут встал на тротуаре перед редакционным зданием «Русских Ведомостей», што в Большом Чернышевском переулке, да и размышляю. Мысли после недавней вспышки тяжко идут, медленно.
– Вы сюда, молодой человек? – Вежливо поинтересовался упитанный молодой господин, едва ли вышедший из гимназического возраста.
– А? Да… к Владимиру Алексеевичу.
– Как вас
