Даже ролик на трофейном ноутбуке и тот… Димка вспомнил сюжеты. Казалось бы, обычные сюжеты о счастливой жизни свободной страны. А присмотришься…
Одежда людей на улице, яркая, красивая.
Ювелирные украшения, как бы случайно показанные в магазине.
Часы на руке мужчины.
Телевизор.
Ноутбук.
Самолет.
Автомобиль.
Ролик просто кричал: «Выбери нас! Выбери свободу! И все эти красивые вещи станут твоими!»
Не просто ролик. Реклама.
— Господин… э… Хыгр, — окликнул Димку Локтев, когда допрос закончился и его собрались отвести в комнату.
— Хыррр?
— Можно с вами поговорить?
— Можно, — не дожидаясь перевода, произнес господин Шарль. То ли он понял вопрос по интонации, то ли уже немного понимал русский язык. — Пусть поговорит.
Похоже, господин Шарль понял не только вопрос, но и причину разговора. В отличие от одного тупого яггая. Димка искренне не понимал, что хочет попросить у него Локтев. Ну не побег же устроить.
— Господин Хыгр… — Локтев осторожно дотронулся до Димкиного рукава. Отдернул руку. — Вы ведь русский.
— Хыррр.
— Господин Хыгр, я не был в вашем мире, но видел материалы оттуда. Нищая, разграбленная, проигравшая войну страна. Разве это место для такого человека, как вы? Я общался с вами и вижу, что вы умны, образованны, вы настоящий человек. Хотите — перебирайтесь в наш мир, а?
Другая Россия. Огромная, могучая, сильная, страна со счастливыми, богатыми, довольными жизнью людьми. Это ведь даже предательством не будет — перебраться из России в Россию, правда? Кому не захочется жить в другой России, России — мечте каждого современного россиянина? Скажи «да» — и она твоя. Вот только…
Не слишком ли бесплатный сыр предлагают ему?
«ЧТО Я ДОЛЖЕН СДЕЛАТЬ?»
— Помогите мне с дочерью выбраться отсюда, помогите вернуться на Землю — и я замолвлю за вас слово. Мы сможем превратить вас обратно в человека, я дам вам денег, сколько хотите, только помогите мне…
Димка широко повел рукой. Он не сказал ни слова, но Локтев его понял:
— Все эти люди? Кто они вам? Дикари, варвары, отсталый народец. Они же не русские, вы им ничем не обязаны. Помогите мне. Мне.
Димка смотрел в глаза горячечно шепчущего Локтева и видел в них плохо скрываемое презрение.
Презрение к этому огромному лохматому чудовищу, типичному дикарю, презрение к жителю ослабевшей, полуразвалившейся России, презрение богатого — к бедному.
Жители России в мире декабристов слишком привыкли быть самыми сильными. Они забыли, что самый сильный не значит самый правый. Они настолько привыкли к этому, что даже не задумываются, предлагая сделать подлость. Они считают, что подлость — это правильно. Как там у готтентотов: «Если сосед украл у меня корову — это плохо. Если я украл корову у соседа — это хорошо». Считать себя цивилизованными людьми и жить по дикарской этике, по волчьим законам…
Кто из нас двоих дикарь, господин Локтев?
— Помоги мне, — уже чуть не кричал Локтев. — Ты же русский человек!
Димка молча смотрел на него. Может ли человек, предлагающий предать твоих друзей, быть русским? Когда эти русские забыли о том, что значит быть человеком.
Димка набросал несколько слов на листке из блокнота. Пальцы дернулись, как будто хотели скомкать бумажку и бросить в лицо собеседнику. Но Димка сдержался. Он протянул листок Локтеву и вышел.
Тот вытер платком вспотевшую лысину и прочитал написанное:
«Я — РУССКИЙ. И Я — ЧЕЛОВЕК. А ВОТ НАСЧЕТ ТЕБЯ — СОМНЕВАЮСЬ».
Димка тронул другие обручи на трубе, те, что устанавливали расу. Они не шелохнулись. На Земле жила только одна раса.
Люди. Хумансы. Если угодно.
«Хорошо, что все люди принадлежат к одной расе… в смысле к одному виду. А то настроил бы не тот код и вышел негром. Или китайцем».
— Собираешься уходить? — послышался из-за спины тихий голос.
Флоранс. Непривычно серьезная и тихая. Где та веселая зомбяшка, которая влюбилась в волосатого яггая? Димка вздохнул.
Как разделить сердце пополам, между тем и этим миром? Там — родные, здесь — друзья. Там — Родина, здесь — Флоранс.
— Ты уходи, — прошептала, прижавшись к Димкиной груди, зомбяшка. — Я же все понимаю. Уходи. Возвращайся к себе, в свой мир…
Она всхлипнула и выбежала из комнаты, чуть не сбив с ног вошедшего господина Шарля.
Чем хорош бывший начальник особого сыска: он не задает вопросов, ответы на которые может угадать и так. Он не спросил, что говорил Димке Локтев, не спросил, что он ответил, и не поинтересовался, почему ответ был именно таким. Умный господин Шарль все понял сам.
— Когда собираетесь уходить? — деловито спросил умный господин.
Димка чуть не зарычал. Отвернулся к трубе.
— Мне кажется, — произнес ему в спину господин Шарль, — что вы видите проблему там, где ее нет.
Димка резко развернулся, взметнулись полы камзола, на секунду открыв портупею с наплечными кобурами.
— Нет? — рыкнул он. — Моя тут. Моя отец, моя мать — там. Моя — туда, моя бросать ваша, моя здесь — моя бросать их. Нет?
Димка понял, что его слова заглушаются жутковатым горловым рыком.
— Нет, — спокойно ответил господин Шарль. — Вы видите ситуацию в следующем свете: отправляясь к себе домой, вы бросаете всех нас, оставаясь здесь — бросаете родных. Как будто переезжаете с острова на остров и сжигаете мост.
Димка хлопнул ладонью по загудевшей трубе.
— Господин Хыгр, — не дал ему начать господин Шарль, — ваш мост остается здесь. Держать его постоянно работающим мы не можем…
Не можете. Заскрипело, из-под когтей яггая посыпалась серебряная крошка.
— …но иногда включать его вполне по нашим силам, — закончил мысль господин Шарль.
Иногда включать? Иногда ВКЛЮЧАТЬ? Димку затрясло. А ведь господин Шарль прав. Если установка-портал будет включаться, Димка сможет путешествовать между двумя мирами. Ему не надо будет разрываться. НЕ НАДО!
С души, казалось, упал не то что камень — с грохотом просыпался целый горный хребет.
— Часто? — Димка чувствовал, как сердце бьется чуть ли не в горле.
— Часто? Ну скажем, раз в день вас устроит?
Счастливый, безумно радостный Димка уже мысленно путешествовал с Земли в мир Свет и обратно. Туда-сюда, туда-сюда. Только…
Исчезла проблема, занимавшая все Димкины мысли, и тут же вспомнилось, что ситуация в этом мире вовсе не безоблачная.
— Наша враг. Его узнать, кто брать его… хырр… логово. Его мочь мстить.
Господин Шарль молча щелкнул зажигалкой и закурил сигару.
— Нам очень повезло, — усмехнулся он одним уголком рта, — что наш враг — купцы. Купцы думают только о деньгах. Они не мстят. Поэтому нам достаточно сделать так, чтобы нападать на нас стало невыгодно, — и мы будем избавлены от незваных спасителей.
— Как? — спросил Димка.
Действительно, как можно сопротивляться вторжению с Земли. Если РОК плюнет на конспирацию и введет сюда войска (а частная армия РОКа будет чуть ли не больше любой армии Земли) — танки, вертолеты, бомбардировщики… Да что там, просто откроет портал посреди столицы и засунет в него атомную бомбу. Как?!
— Как? — Господин Шарль пыхнул дымом. — Довольно просто. Вы знаете, что, поразмыслив, я отсоветовал господину Речнику казнить мага огня?
— Не согласен. Что хорошо для РОКа, то хорошо и для России.
«Это радует, — думал Димка, слушая господина Локтева, — что то, что творилось в мире Свет, — не позиция всей России, а самодеятельность одной мегакорпорации. Которая, что бы она там про себя ни думала, — еще не вся страна. Значит, долбанулись только сотрудники РОКа, а не вся Россия в целом. Не все так уж безоблачно, господин Локтев, как вы нам рассказываете, значит, есть там и недовольные вашей политикой, есть и какой-то аналог коммунистов, которых вы не смогли купить, есть и национальные течения… Кстати».
— Как живут в России другие национальности? — прочитал записку Локтев. Сел поудобнее. — Какие именно?
Господин Шарль загадал Димке загадку и уехал куда-то на неделю. Поэтому все, что делал Димка — в промежутках между общением с Флоранс, — разговаривал с господином Локтевым, самым спокойным из всех пленников. Другие, понимая, что судьба их родственников повисла на волоске, впали в депрессию. Были даже попытки самоубийства и нападения на охрану. Поэтому к другим пленникам Димку не подпускали. Хотя представить нападающего на яггая человека не мог никто. Поэтому у охраны Димка, похоже, проходил как «предмет, могущий послужить в целях самоубийства».
«ЯКУТЫ, ЕВРЕИ, ЧЕЧЕНЦЫ», — написал Димка записку.
— У нас нет таких народов, — безапелляционно заявил удивленному Димке Локтев. — Они все считают за счастье называть себя русскими.
«Вот это да. Ничего себе национальная политика. Практически нацизм в чистом виде. И что характерно: при этом в стране демократия, либерализм и цивилизованность».
