Я ответил, разведя руками — у нас с Аркадием по игле из обломанных игольчатых штыков, а Серый пойдет с саперной лопаткой. Мы ее заточили так, что ее можно бриться.
— Не понял, кого вы будете брить своей лопатой? — Щорс посмотрел на меня как на ненормального и я забрал у Серого его оружие и метнул ее в телеграфный столб, в который лопатка глубоко вошла.
— Ядрена мать! — комдив покосился на комиссара — Все время забываю, что Пашка любитель кидать всем, что втыкается.
Комиссар подошел к столбу и с усилием выдернул лопатку — Таким макаром можно наверное и голову срубить! А я вчера гадал, нахрена Семенчук к своему ремню саперную лопату прицепил, мало на нем что ли навешено? А тут вот в чем дело — он все у Паши новому обучается. Теперь все красноармейцы его взвода охраны будут просить выдать им эти саперские лопаты, а где я им возьму, хрен его знает!
Щорс тогда тоскливо так на нас взглянул и попросил — Только не попадитесь в руки контрразведки! Там вас быстро сломают.
Я его успокоил — Мы с пацанами учимся боль терпеть! — я научил ребят методике отрешения от всего внешнего с помощью медитации. Этому меня обучил в Югославии майор, уволившийся из КГБ. Он был, как с гордостью сам говорил, одним из лучших спецов по прикладной психофизике и его методика творила чудеса. Я мог абстрагироваться и не чувствовать боли, а после полугода тренировок мог загипнотизировать почти любого человека.
Я обнял Серого и нравоучительным тоном выдал нашему командиру — Никаких впредь красноармейцев! Мы теперь с вами босота, обычные беспризорники.
Серега хмыкнул и хитро прищурился — Ну и жук ты, Пашка! Сам в Партию вступил, а про друга забыл!
Я дал щелбана малолетке — Подрасти сначала, Серега и мы с Аркашей как коммунисты со стажем, замолвим за тебя словечко!
Серый залихватски свистнул, сунув в рот свои грязные пальцы и поспешил по шпалам в сторону белых, жонглируя лопаткой.
Первых беляков мы встретили через пять-шесть километров, это был казачий разъезд. Бородатые колоритные казаки, выправка которых так контрастировала с теми ряжеными казаками, которые появились в России с девяносто первого года.
— Эй, шантрапа! — хмурый урядник подозрительно объехал нашу троицу по кругу и остановил свою кобылку напротив нас — Вы куда направляетесь?
Аркаша указал пальцем вперед — На юг, господин хороший! Скоро зима, нам бы до холодов в Крым добраться. На первой же станции попробуем к поезду прибиться, который на юг идет.
Серый показательно поковырял нос пальцем, вытащив козявку, вытер палец о рукав и жалобно попросил — Дяденька, очень кушать хочется, уже третий день крошки во рту не было! Дай пожрать чего не жалко!
Урядник хмыкнул, но полез в седельную сумку и достал оттуда завернутые в тряпицу шмат сала и ковригу из ржаной муки. Из сапога казак вынул засапожник и щедро поделил поровну свои припасы — Держите, голодранцы! — повернувшись к своим казачкам, урядник спросил — Хорош жаться, поделитесь с хлопчиками!
В итоге нам добавили еще вареных картофелин и яиц, луковиц пару и даже полпирога с яблоками! Сев прямо на рельсы, мы перекусили чем Бог послал и Серега даже задремал, счастливо улыбаясь во сне. Аркаша задумчиво смотрел на облака и вдруг решительно сказал — Знаешь, Пашка, когда закончится война и наступит мир, я опишу все наши приключения в книге и дети всей нашей огромной страны прочитают и захотят быть похожими на главных героев! Представляешь, на обложке книги будет моя фамилия — Голиков!
Я кивнул — Представляю! Только вместо Голиков я бы поставил жизнеутверждающий псевдоним: Гайдар!
Мой друг посмаковал — Гайдар! Аркадий Гайдар! А что, звучит! Осталось только придумать название для книги!
Я пожал плечами — Может быть «Неуловимые мстители»?
В это время проснувшийся Серый, потягиваясь, спросил — А почему неуловимые?
— Да потому что мы кто?
— Кто?
— Потому что мы Банда!
ВСЮР контролировали огромную территорию (больше 920 тысяч квадратных километров — это примерно современные Украина и Польша вместе взятые) с 42-миллионным населением и богатейшими ресурсами, армия приобрела огромный боевой опыт и выросла численно, бойцы были вдохновлены победами и рвались вперед. К сентябрю Белое дело находилось на пике своих успехов. В конце августа состоялся блестящий рейд шести тысяч казаков Мамонтова по советским тылам, пали Тамбов, Раненбург, Лебедянь, Елец; 31 августа группа войск Бредова взяла Киев, практически без потерь вытеснив из него сначала красноармейские, а затем и украинские части.
Генерал не знал, что прямо сейчас в его сторону по шпалам медленно но неотвратимо приближается его смерть.
К генералу в штабной вагон пожаловал его давний собутыльник Андрей Григорьевич Шкуро — Ну, отец, пойдем водку пить!
Лицо Май-Маевского расплылось в улыбку, и обсуждение очередного рейда по тылам красных было прервано и генерал отпустил своих офицеров. В соседнем купе был приготовлен завтрак. Давно не виданные закуски: семга, балык, икра, омары, сыр…
— Выпьем-ка, отец, смирновки! — И из какой-то вазы со льдом появилась бутылка смирновки.
«Отец» ответил полным согласием. «Отец» приглашал к себе Шкуро, Шкуро — «отца», и каждый вечер на платформе, под окнами столовой Мая или Шкуро, пели песенники, гремела «наурская». Когда очередная гулянка закончилась и Шкуро отправился к себе, генерал, витая в винных парах, проклинал себя за эту слабость. Вспомнилась прожитая жизнь, которой генерал гордился по праву. Ордена Святого Станислава 3-й ст., Святой Анны 3-й ст., Святого Станислава 2-й ст., Святой Анны 2-й ст., Святого Владимира 4-й ст., Святого Владимира 3-й ст., Георгиевское оружие, ордена Святого Станислава 1-й ст. с мечами, Святой Анны 1-й ст. с мечами, Святого Георгия 4-й ст., Святого Владимира 2-й ст. с мечами, мечи к ордену Святого Владимира 3-й ст., Георгиевский крест 4-й ст. с лавровой ветвью — эти награды говорили о генерале лучше всего, он часто вел в атаку своих солдат в первых рядах.
Когда в 1917 году были отменены чины, ордена, погоны и введена выборность командиров, Кавалер множества наград, генерал-майор Владимир Зенонович Май-Маевский в одночасье стал просто солдатом революционной армии, гражданином командующим корпусом. А еще два дня спустя Юго-Западный и Румынский фронты были объявлены Центральной Радой украинскими. Волей-неволей вставал вопрос: что делать дальше? Каждый решал его для себя по-своему… Владимир Зенонович сделал свой выбор, связав его с Белым движением…
16 августа 1918 года генерал-майор Май-Маевский прибыл в Добровольческую армию. В то время такой шаг был связан с немалым риском — все ведущие на юг России железнодорожные ветки хорошо контролировались красными, и попадись генерал в их руки, его ждала бы немедленная и жестокая расправа… Но три месяца Владимир Зенонович никакой определенной должности в этой армии не занимал, числясь в резерве чинов при Главнокомандующем. Дело в том, что прежние заслуги и старшинство играли в Добрармии весьма относительную роль, и тех, кто прибыл в армию не в самом начале ее формирования, «считали чем-то вроде париев. Их не назначали на ответственные должности, а предлагали идти в строй рядовыми бойцами или держали в резерве армии». Впрочем, бывало всякое: например, Врангелю, прибывшему в Екатеринодар неделей позже Май-Маевского, на другой же день дали дивизию, несмотря на то, что сам он рассчитывал максимум на эскадрон.
Только поздней осенью Владимир Зенонович дождался настоящего дела — в ноябре приказом Главнокомандующего армией он был назначен командующим 3-й дивизией. К тому времени это соединение уже было овеяно легендами — это был бывший отряд полковника Дроздовского, с боями преодолевший 1200 верст от Ясс до Дона.
В конце 1918-го «дроздовцы» имели в Добровольческой армии двоякую репутацию: с одной стороны, безусловные герои, с другой стороны — «не свои», «пришельцы», не имевшие никакого отношения к Ледяному походу, подчеркнуто обожавшие своего командира, не скрывавшего монархических симпатий. Так что давали Владимиру Зеноновичу, в общем, отнюдь не «элитное» соединение, а сам он оказывался в положении дважды «чужого среди своих» — ведь он не был ни первопоходником, ни «дроздовцем». И нет сомнения, что на первых порах личный состав 3-й дивизии смотрел на нового комдива как на нечто временное.
