бургомистра Бьярни никто даже пятку не почешет. Будь мы хотя бы сотниками, то ещё на какую-то лояльность можно было рассчитывать, но сейчас даже думать о таком бессмысленно. Они со своим количеством может с тварями справятся, а для нас это чистое самоубийство.
- Если я скажу, что я маг, то что-то измениться?
Отряд эльфов понемногу обратно становился на лыжи, уходя с занятой ими поляны, пока патрульный с бородой рассуждал над моими словами. Скоростью размышлений он определелённо не обладал, а я же знал о Фронтире слишком мало, чтобы принимать командование на себя и самолично принимать решения о передвижении по окрестным землям.
- Ладно, чёрт с тобой! – в сердцах отмахнулся от меня светловолосый, - Отпустим их немного вперёд и двинемся за ними. Понадеемся, что эти сраные бугроухие хорошим следопытом обзавестись не успели.
Мы отпустили отряд эльфов метров на семьсот перед тем, как выдвинуться самим. В зимнем лесу было сложно потерять следы от лыж, а потому можно было не беспокоиться о том, что потеряем след такой большой группы. Всё же, двигались они достаточно медленно, а потому для нас большей сложностью было не то, чтобы не отстать, а именно что не сильно нагнать преследуемых. Всё-таки, эльфы всё больше предпочитали жить на тёплых землях и греть свои косточки под южным солнцем, а на севера забирались по исключительно редким случаям, испытывая при этом сложноописуемый дискомфорт. Возможно, что именно эта любовь к тёплому климату стала одной из ключевых проблем и причин падения Эльфийской Империи. Будь у них чуть больше желаний и целеустремлённости, то они бы не оставили людям значительного жизненного пространства, ставшего опорой для становления человеческих государств, которые позже и задавили государство бывших поработителей.
Вот только мои размышления о климатических предпочтениях эльфов неожиданно оборвала тварь. Я не ещё не видел её, но явственно ощущал исходящую от неё магию вперемешку с опасностью. На этот раз впереди шёл молодой патрульный, считавший, что он достаточно вынослив, чтобы идти в голову колоны и задавать всем последующим темп, но сейчас эта инициатива стала последней во всей его непродолжительной жизни.
Лютоволк вылетел из-за елей неожиданно. Нельзя было успеть даже попытаться как-то предотвратить нападение, схватиться за арбалет или меч. Белая тень была слишком стремительной и этот скоростной прыжок никак не мог засечь человеческий глаз. Лютоволок крепко впился острыми зубами в горло человека, моментально сбивая его с ног и роняя в глубокий свежий снег. Патрульный успел только потянуться висящему у него на поясе ножу, как тварь напряглась и одним движением вырвала горло парнишки. Патрульный забился в конвульсиях, разбрасывая по сторонам крупные рубиновые капли крови, пока сама тварь отбросила свой окровавленный трофей в сторону, изготовившись к новому прыжку. Вот только здесь уже вступил в бой Йохан. Арбалетчик присел на одно колено и выпустил в белого монстра тяжёлый болт, за которым тянулся трассерный след. Острие болта врезалось в левую заднюю ногу лютоволка, который уже собирался совершить второй смертоносный прыжок. По итогу тварь из-за ранения извернулась в воздухе, упав на бок, но сразу же попыталась подняться на ноги, продолжая агрессивно на нас скалится, и здесь я решил довершить жизнь животного. Прямиком в голову лютоволка полетел камень размером с кулак.
Следующее мгновение вызвало во мне неописуемый шок. Огромный камень снёс монстру половину головы, обнажив содержимое черепной коробки, но лютоволк всё равно будто не собирался умирать. Он попытался подняться на все оставшихся целыми три лапы. Каждая клеточка лютоволка тряслась, кровь хлестала ручьями из двух серьёзных ран, но он продолжал бороться за жизнь. Казалось бы, что окажись на нашем месте менее опытные люди, то перед своей смертью этот монстр смог бы забрать ещё парочку жизней, продолжая цепляться за собственную жизнь из последних сил. Впрочем, даже я оцепенел от такой живучести, понимая, что никогда прежде мне не удавалось встретить столь сильно существ. Казалось, что даже чернокровные твари не смогли бы пережить настолько серьёзного ранения, а этот лютоволк медленно пошёл в нашу сторону, переставляя ноги. Горячие капли крови падали на снег, топя его своей температурой, а слюна предсмертного безумия выливалась из окровавленной пасти.
Йохан же в это время стал деловито перезаряжать арбалет, накладывая на ложе очередной тяжёлый арбалетный болт. Серебро его наконечника блистало в отражающихся от луны лучах. Арбалетчик вскинул своё оружие, приготовившись выстрелить в последний раз, но тут второй патрульный положил ладонь поверх ложе арбалета.
- Я был его напарником. Мне нужно отомстить за его смерть собственными руками.
Йохан пожал плечами, после чего снял с плеча собственный малый арбалет, с которым практически никогда не расставался. Он протянул его выжившему патрульному, который быстро вскинул его и выстрелил в лютоволка, продолжавшего из последних сил идти в нашу сторону. Болт с наконечником из чистого серебра закончил жизнь монстра. Наконец-то тварь закончила своё существование, несколько раз дёрнувшись напоследок всем телом.
Я выдохнул, вытирая тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот, тогда как выживший патрульный, на лице которого явственно читалась смертельная тоска по убитому товарищу, подошёл к твари и двумя быстрыми движениями отрезал лютоволку его длинный пушистый хвост, который сунул в заплечный мешок и посмотрел на меня.
- Тебе нужно остаться здесь и сжечь труп. Мы своих стараемся не бросать во Фронтире, но сейчас другой случай. Мы продолжим погоню, а ты через время догоняй нас.
Я согласился, после чего старший патрульный снял всё полезное с тела павшего парня и двинулся в сторону. Затем оставшаяся часть отряда продолжила путь, а мне же осталось закончить начатое и сжечь труп. Две струи огня быстро обуяли всё его тело, но я продолжал жечь и жечь, надеясь, что трупоеды не доберутся до его тела. Вполне может быть, что он своей жертвой спас мою жизнь и потому за это я буду благодарен ему до конца собственной жизни.
После короткого столкновения с лютоволком скорость нашей группы несколько замедлилась, а затем и вовсе началась пурга, снежная пелена которой слишком сильно перекрывала нам обзор, заставляя постоянно щуриться. Ветер был столь сильным, что летящие снежинки били по открытому лицу так, будто меня активно тёрли крупнозернистой наждачной бумагой. Мы продолжали переть вперёд, стараясь не обращать внимания на боль и невзгоды, но вскоре стало понятно, что долго мы так идти не сможем, а если будет какая-то большая заварушка, то тварям
