– Шире ноги! Убью! – заорал насильник, чуть приседая перед пытающейся сопротивляться девушкой.
– Давай, Угорь! Да смотри не промажь! – ехидно крикнул один из удерживающих меня «диких».
На мои глаза упала пелена, которой я так упорно избегал. Нечеловеческий гнев заставил меня забыть о боли в правой руке и, почти вывернувшись из-под пресса четырех мускулистых тел, схватить заветный пистолет.
Внезапно моей спине стало необычайно легко, и я совершенно свободно вскочил на ноги. Причина неожиданного освобождения была простой и теперь уже привычной. Все четверо врагов лежали в разных позах прямо под моими ногами и истекали кровью. У двух тел отсутствовали головы, а два других были проткнуты кинжалами насквозь. Моим спасителем был, как ни странно, не Алексей, а один из раскрашенных «диких». Его лицо было спрятано под резной деревянной маской, а голову покрывал цветастый платок, завязанный на затылке. Ориентируясь на опыт предыдущих стычек, я уже понял, что такие маски у «диких» носили командиры их боевых групп. Незнакомец перепрыгнул через дергающиеся в конвульсиях тела и подскочил к последнему из врагов. Тот, услышав шум, резко обернулся и выставил перед собой испачканный кровью Иры нож. Человек в маске схватил противника за предплечье и резко вывернул его руку кнаружи. Насильник вскрикнул и повалился на землю, перехватывая сломанную конечность здоровой. Теперь незнакомец не закрывал врага своим корпусом, и я без промедления разрядил в раненого «дикого» всю обойму вновь обретенного пистолета. Указательный палец свела судорога, и я продолжал давить на спусковой крючок, даже когда закончились патроны, а тело противника окончательно обмякло.
– Хватит, – прохрипел у меня над ухом выбравшийся из первой комнаты Алексей.
Он поднял второй из моих «глоков» и сунул его себе в карман. Я перевел пока еще мутный взгляд на стажера, потом на полуобнаженную Иру и судорожно кивнул.
Наш нежданный спаситель молча махнул рукой в сторону здания штаба и ловко выпрыгнул в один из зияющих оконных проемов. Я так и не понял, что заставило вражеского воина прийти к нам на выручку, но размышлять над этим времени по-прежнему не было. Пока я приходил в себя, Кузьменко разрезал веревки на руках Иры и помог ей кое-как подвязать разорванные брюки. Спустя минуту стажеры были более-менее способны идти, а я – соображать. Вставив в пистолет новую обойму, я выглянул на площадку и махнул ребятам рукой.
– За мной!
Мы быстро пересекли опасный участок дворика и нырнули в вестибюль штаба…
Проникнув в здание, мы прижались к стене справа от лестницы и замерли, прислушиваясь к отзвукам перестрелки. Я не ждал, что весь этот кошмар закончится прямо сейчас, но надеялся получить хотя бы короткую передышку. Правда, взглянув на ситуацию с Другой стороны, я решил, что, раз Паша и его воины ведут бой, отсиживаться под лестницей я не имею права. Едва только выровнялось дыхание, я проверил пистолет и бросился вверх по ступенькам.
– Держите вход! – крикнул я своим стажерам уже с площадки второго этажа.
Ира покорно подняла брошенный кем-то автомат и положила его на колени. Алексей приготовил к стрельбе мой второй пистолет и встал к одному из окон. Я прекрасно понимал, что творится на душе у обоих. Психологическая нагрузка была чрезвычайно велика и помочь им могла только защитная реакция мозга, которую я называл «эмоциональной тупостью». Для меня, к примеру, вся развернувшаяся вокруг мясорубка уже стала отвлеченным фактом локального боестолкновения, а погибшие солдаты – статистическими невосполнимыми потерями. Видимо, сказывалось то, что еще на Земле, до начала этого безумного рейда по тылам противника, я был готов переступить ту самую грань, что отделяет уверенное спокойствие и рассудительное хладнокровие от душевной черствости. Теперь, когда нормальные люди только подбирались к ней, я уже скрылся за горизонтом, по другую сторону этой черты…
На четвертом этаже было относительно тихо. Драка шла под самой крышей и частично на ней. Причем дело поворачивалось таким образом, что наши офицеры были вынуждены временно объединиться с солдатами «Эрика». Иначе натиск «диких» было просто не сдержать. Я перебрался через остатки баррикады и протиснулся в кабинет двойника. Здесь сидел Петрович и с ним еще один раненый спецназовец. Офицеры колдовали над замком огромного сейфа, который был вмонтирован в стену позади книжного шкафа.
– Жалко, аппаратуру не прихватили, – заметив меня, сказал Петрович. – Уже бы давно отомкнули…
– А если взорвать? – предложил я.
– Вместе с бумагами? – Офицер отрицательно покачал головой. – Надо или отпирать, или резать… Но резать нечем.
– А лазерные винтовки? – спросил я. – Там внизу валяется штуки три…
– Точно! – Петрович звонко хлопнул здоровой рукой себя по лбу. – Ну я и тормоз!
– Это от обезболивающего, – снисходительно сказал я.
– Я сбегаю, – предложил второй воин и полез через баррикаду.
Уйти он не успел, потому что над завалом показалась голова одного из саперов.
– Где полковник? – с тревогой спросил он.
– На шестом, – ответил наш гонец. – А что?
– Надо сматываться, – пояснил сапер. – На заряде таймер включился. Восемь минут у нас в запасе…
– Сильно тряхнет? – подключился к беседе Петрович.
– Это крыло обвалит точно, – прикинув что-то в уме, ответил специалист.
Петрович включил передатчик и вызвал Пашу.
– Отходим, – приказал Павел, выслушав доклад. – Сбор внизу…
– А сейф? – возразил я.
– К чертям собачьим, – ответил Паша. – Не успеем мы его вскрыть…
Отряд отошел довольно быстро и организованно. Солдатам противника приказа об отступлении никто не отдавал, и потому они невольно исполнили роль нашей группы прикрытия. «Дикие», почувствовав, что силы врага уменьшились, бросились на «правительственных» с удвоенной энергией, и вскоре бой спустился на этаж ниже.
Я шел замыкающим и потому видел, как, пользуясь суматохой, из дальнего, никем не занятого крыла появилась одинокая фигура раскрашенного бойца в деревянной маске. Сначала я поднял пистолет, но «дикий», увидев меня, приложил к резным губам указательный палец, и я опустил оружие. Он кивнул и быстро скрылся за остатками баррикады в только что покинутой нами части здания. Теперь, глядя на бесшумные и ловкие движения его гибкого тела, я начинал смутно догадываться, почему этот парень выручил меня и стажеров внизу и был так уверен, что я не стану стрелять сейчас. Правда, догадка казалась совершенно невероятной, но ничего иного в голову не приходило…
На площадку четвертого этажа скатился первый изрубленный «дикими» солдат, и я понял, что уже через несколько секунд драка переместится сюда.
Я перепрыгнул сразу несколько ступенек и помчался вниз, догонять свою группу.
– Уходим в подземелье! – приказал Паша, когда наш поредевший отряд собрался на первом этаже.
– Там же полно аборигенов! – возразил я.
– Вскроем потайной тоннель, – ответил Старшина. – Григорий не стал бы забиваться в нору, зная, что там небезопасно. Верно, генерал?
Я с удовлетворением отметил, что «Эрика», несмотря на горячку боя, спецназовцы не упустили. Он молча кивнул и указал скованными руками на левый угол двора.
– Люк вон там…
– Солдаты в тоннеле есть? – поинтересовался Паша.
– Это законсервированный бункер, в нем постоянно дежурит только два человека…
– Годится, – сказал Старшина, и мы побежали к заветному колодцу.
Потайную дверь мы выбили одновременно со взрывом, разрушившим здание штаба. Сбитые с толку охранники никакого сопротивления не оказали и потому остались в живых. Мы загнали их в первую попавшуюся тесную комнатку и заперли. Второй вход бункера открывался в низкий темный тоннель, а вернее в трубу полутораметрового диаметра, которая без всяких ответвлений вела на запад.
Паша и «Эрик» шли впереди, а я, как обычно, двигался замыкающим. Передо мной, спотыкаясь, плелись Ира и Кузьменко. Девушка едва передвигала ноги, и поддерживающему ее Алексею приходилось пробираться по тоннелю боком, то и дело поднимая Ирину с колен. Возможно, мне это казалось, но Кузьменко проявлял к напарнице гораздо больше участия, нежели того требовалось в рамках помощи боевому товарищу. Я поймал себя на мысли, что трогательная забота стажера не вызывает во мне ревности. Даже наоборот. Я почему-то испытывал облегчение. Мне вспомнились слова Красавчика. «Отпусти ее на все четыре стороны, и жизнь сразу же войдет в колею». Теперь я отчетливо понимал, что напарник был абсолютно прав…
Труба казалась бесконечной. Мы шли уже не меньше часа. Было душно и жарко. Пот заливал глаза и щипал многочисленные раны и ссадины. Паша и пленный генерал о чем-то непрерывно беседовали, а вот моя любознательность угасла, и, вместо того чтобы задавать охотно отвечающему пленнику вопросы, я размышлял над схожестью и различиями наших миров.
