возможно. И он был прав. Если бы мы поменялись местами, я бы тоже пошла ради него на все. Это, конечно, не успокаивало, но ведь и не должно было, верно?
Жизнь вообще сложная штука.
– Я слегка боялся за тебя, – тихо проговорил Эрик, касаясь губами моего виска, – что ты не выдержишь, сделаешь какую-нибудь глупость героическую и погибнешь. Совсем. Так что мы никак не сможем тебя потом вернуть. Но из-за Скримджоя мы даже нормально поговорить не могли.
– Прости. Я все время попадаю в какую-то ерунду.
– На сей раз это было из-за меня, – перебил он, – все, завязывай рефлексировать. Мы живы, это сейчас главное.
– А что будет с Линдом?
– Ему плевать, на кого работать. Теперь работает на меня.
– А Кассэл?
– Должны доставить в госпиталь при храме Маахве Милосердной. Подлечат. Потом подумаю, что с ним делать.
– Одетта?
– Девушка с револьвером? Не знаю, потом разберемся.
– Жанетт?
– А что – Жанетт? Как была управляющей, так и останется. Мы с ней уже договорились.
В этот момент его взгляд упал на что-то на полу, и лицо его просияло.
– Смотри-ка! Ящик пива еще остался со вчерашнего! А день-то налаживается!
Он потянулся, открыл бутылку с сэндисским элем и с удовольствием жадно приложился к горлышку.
– А почему ты не стрелял сразу?
– Я хотел, но кобура скрытая, в сапоге, а он сразу мне руку этим своим вьюнком переростком зацепил. Смог добраться, только когда ты его отвлекла. Предвосхищаю следующий твой вопрос: пули особые, зачарованные, подробности можешь спросить у нашего инфернального друга. Это его работа. Слушай, хватит уже об этом. Все, проехали, пережили. Ты лучше скажи мне, ты вернешься, наконец, домой? Потому как мне как-то неспокойно, когда ты демоны знают куда пропадаешь.
– Я сначала должна навестить родителей, обещала. А потом разобраться с гильдией Магов. Формально я должна сдать медальон. Я же больше не маг…
– Ты же колдовала? Только что? И это было охрененно, надо сказать.
Я покачала головой.
– Это был единичный случай. Больше я такого не смогу.
– Зато у тебя теперь есть эмпатия, – усмехнулся Эрик, поворачиваясь на бок, – и этот… гламоур. Надеюсь, я ответил, наконец-то, на все твои вопросы?
– Еще один,– я смотрела, как он улыбается, и боролась с желанием со всех сил стиснуть его в объятиях, чтоб прямо до хруста костей, или разреветься и приняться взахлеб рассказывать, что я пережила, – какого мертвяка твоя вчерашняя шлюха была похожа на меня?!
– Упс, – он усмехнулся, и вместо нормального ответа притянул меня к себе на плечо здоровой рукой.
– Он вернется за мной, да?
– Наверняка. Но мы придумаем, как с ним справиться, принцесска. Закрой глаза, это был мертвячьи тяжелый день.
Так мы и замерли, боясь спугнуть это короткое, тайком украденное у жизни мгновение тепла и покоя.
Мне пришлось выкрасть яйцо дракона с аукциона, из-за этого я, кажется, нашла остров Дракона. Рептилии подчистили мне память по этому поводу, хорошо еще – не убили.
Возможно, память вернется, и эта история будет написана позднее?
Бывают такие дни, когда мир цветом похож на кусок свинца, люди напоминают тени, а солнце кажется бледной унылой монетой. Пережить это время можно только, пообещав себе вечером неспешно выцедить в одиночку несколько бокалов вина, что послаще и покрепче, запершись в темной комнате. Так вот, это был именно он. Такой день. В конце концов, найти новое занятие и наладить свою жизнь ты всегда успеешь, а кабак закрывается в полночь, как говорил один хороший человек. Важно правильно расставлять приоритеты.
Я поднималась по укутанным толстенным ковром ступеням центрального здания Гильдии магии в Дайсаре, медленно оттягивая неприятный момент. Могущественная организация, жаль, больше я к ней не принадлежу. А при этом день вокруг солнечный, птички поют, и окружающий мир откровенно демонстрирует, насколько до фонаря ему твои личные проблемы и переживания. Жизнь идет себе и идет дальше, а заодно и тебя тащит вслед за собой, сколько ты не упирайся. М-да…
У здания гильдии есть центральный вход с площади Пурпурного Сердца – роскошная лестница из розового мрамора, раскинувшаяся полукругом: будто птица крылья расправляла, а потом внезапно увидела прицеливающегося в нее охотника и застыла на половине движения. Ведет она к ослепительно-белым совершенно воздушным на вид колоннам, взлетающим вверх на три человеческих роста. За ними для контраста широкие тяжелые двери из черного дуба с позолоченными ручками в виде львиных голов и огромная семиконечная звезда на фасаде – символ организации. Посетитель, как бы знатен и богат он ни был, должен вполне прочувствовать, насколько же он мал и незначителен, еще в тот момент, когда возьмется пальцами за отполированное до яркого блеска кольцо в львиной пасти. Пасть, кстати, зачарованная: умеет скалить клыки и рычать – но это уже тяжелая кавалерия, для особо толстокожих гостей.
Для тех же, кто может предъявить маленький серебряный медальон с такой же звездой, как на фасаде, есть сбоку скромный служебный вход, к которому ведет теряющаяся между старыми, не знавшими садовых ножниц, каштанами боковая дорожка. Я воспользовалась этим путем, вероятно, в последний раз.
Потерять способности к магии на профессиональном сленге называется «перегореть». Самые глупые студиозусы в Академии, пробующие втихаря наколдовать в свою комнату ванну с пьяными девственницами, да самоуверенные трехсотлетние мэтры, возомнившие, что могут двигать горы и обрушивать небеса – вот основной контингент перегоревших. Я не относилась ни к тем, ни к другим.
Большую часть своей жизни, на вопрос «кто ты?», я уверенно отвечала – маг, так что потеря сил здорово выбила меня из колеи, и приходила в себя я до сих пор.
«Кризис самоидентификации»,– подсказал первый из двух моих внутренних голосов, Лусус, изобразив скорбный тон.
Боги, да откуда я слова-то такие знаю. А главное, зачем?
Недавно, правда, знакомство с безумным дроу позволила мне частично компенсировать потерю сил новыми фокусами. А заодно, в полной мере ощутить, как рассыпается на кусочки собственный разум, но это же детали, верно?
Случались ночи, полные кошмаров. Стоило закрыть глаза, как в темноте до сих пор принимались светиться, как два фонаря, безумные оранжевые глаза. Так что я подскакивала на постели, под все еще разносящиеся внутри черепа отзвуки смеха, от которого по коже бежали отряды отвратительно холодных мурашек. Попытка восстановить дыхание, отвратительно тянущиеся минуты, во время которых ты просто таращишься в темноту, наполовину уверенная, что во-он та тень от занавески выглядит
