не бывал у старой ведьмы, или за этой безмятежной улыбкой кроется что-то страшное.
– Подойди ко мне, дочь моя!
За своими размышлениями Неждана не заметила, что отец давно смотрит на нее. Бросив на князя тревожный взгляд, поняла – отец не знает о Саввушке, а ее появлением доволен. Еще бы: княжна специально наряжалась, знала, как речной жемчуг и бирюза смотрятся на ее медно-золотых волосах, как отливает серебром нарядный сарафан ярче апрельского неба, как отражается в глазах, играет на солнце. Знала, что хороша. И если что-то и могло смягчить суровое отцовское сердце, так это дочерняя покорность, с которой она ждала его появления на княжеском дворе, да еще тщательность, с которой выбирала наряд. Для своего нареченного Званко – так должен был подумать отец.
Неждана, чуть приподняв подол сарафана, шагнула с крыльца: нос вздернут, спина прямая.
Дворовые люди притихли, с любопытством замерли. Переглядываясь и подталкивая друг друга, встали, будто на мгновение позабыли, куда спешили. Князь приветливо улыбнулся:
– А вот и моя Неждана. Красавица-княжна, душа-девица… Нравом не робка, зато сердцем добра, речами умна да разумна. Золото, а не девица…
Неждана почувствовала, что краснеет – не то от полуденного солнца, не то от слов отца да мягкого говора. Званко, выступив чуть вперед, прищурился и будто бы оробел:
– Вижу, князь, не лжет молва, говоря о твоей дочери, – взгляд лукавый, прощупал девушку с головы до пят. Под этим взглядом Неждане стало неловко, почудилось, будто кобылица она на ярмарке, новым хозяином приласканная.
Посмотрел на княжича, полоснула взглядом, как неверную нить разорвала:
– Молва не лжет, да отцовское сердце не прочь приукрасить достоинства неразумной дочери. Не забывай, княжич, отец желает сбыть дочь с рук, пока та не стала залежалым товаром… А товар, нахваливая изъяны, не продают.
У отца потяжелел взгляд, на щеках разлился румянец. Званко рассмеялся.
– Да, вижу, князь Олег, остра на язык твоя дочь, с такой и беседу вести – душевное счастье, – он постарался смягчить слова княжны, да вместо того угодил в расставленную ею ловушку: получалось, что согласен он с ее словами, а князь лжет.
Словно раскат грома над княжеским двором прогремел:
– Так жена не для бесед берется, княжич! – мужики, толпившиеся на княжеском дворе, дружно рассмеялись.
Неждана задержала на княжиче взгляд, усмехнулась лукаво. Званко нахмурился, чем еще больше рассмешил мужиков – те захохотали еще громче.
– Так с чего ему знать-то?! Он, небось, и не знает, где что у жены находится и для чего надобно! – ржал один.
– А оно зачем ему? Он беседы водить будет! – подхватил другой.
– Теми беседами будет и сыт, и пьян, и обласкан! – не унимался третий.
Неждана смотрела на княжича, отмечая, как с того слетает безмятежная спесь, как проступает в глазах что-то темное и злое. «А может и был он у Яги», – отметила про себя и, обойдя жениха стороной, подошла к отцу, прильнула к руке, земной поклон отвесила.
– Как дорога, отец-батюшка? Не слишком ли утомила? – и, будто забыв о княжиче, подхватила отца за локоть, повела в терем: – Я раньше зари выехала, чтобы управиться да встретить тебя как подобает.
Князь, готовый уже было разразиться гневным словом, притих, сраженный лаской да заботой дочери. На ее слова отозвался рассеянно и, влекомый дочерью в терем, на миг забыл о Званко:
– Так вот отчего ты вперед меня умчалась…
– Как и подобает хозяйке дома, – напомнила дочь. – Покуда матушке моя нездоровится.
Сказала и сама поняла – зря. Отец потемнел лицом, ничего не ответил. Склонившись к щеке дочери, спросил тихо:
– Что, не люб тебе Званко, так огрела его да на смех выставила?
Девушка покосилась на присмиревшего, шедшего за ними следом гостя, усмехнулась:
– Пока больно на индюка похож. А там видно будет, – уклончиво добавила: – Может, и правду говорят – хороший воин.
Уже входя в княжеские палаты, Олег похлопал дочь по тыльной стороне ладони, проговорил:
– Ну, из твоих слов вижу, что упрямишься ты из вредности. А еще – что Званко тебе не противен… А в остальном, – он лукаво прищурился: – Ничего-ничего, стерпится, слюбится… Он знатный воин, тут ты права, лучший из многих. Да и земли у него пограничные. – Отведя ее к окну, в сторону от гостей, он развернул дочь к себе и поставив перед собой так, чтобы свет падал в глаза девушки, добавил: – От дружбы с соседями зависит покой и достаток наших земель. А значит, Неждана, смирись. Завтра, на площади, пообещаю ему твою руку.
Девушка отшатнулась:
– Нет, – слетело с губ.
Неждана осеклась, прикрыла губы ладонью, чтобы с них не сорвалось еще какое-то преступное признание. Отец посуровел.
– Что значит «нет»?
Девушка часто дышала, смотрела на отца с ужасом и тоской. Его ладони лежали на плечах тяжело, сковывая, будто в тиски, богатое жемчужное очелье давило на лоб, бусы душили. Девушка спохватилась: шумно выдохнув, перевела дыхание:
– Не так быстро, прошу. Дай свыкнуться… Да и что люди подумают. Будто в самом деле, от меня избавиться спешишь, будто я негодная… Как с такой молвой жизнь новую в доме Гостомысла выстраивать?
Она почувствовала – по глазам отцовским прочитала – что попала в самое сердце: ославить дочь свое опрометчивостью и испортить еще не начатую шахматную партию он не мог. А значит, стоило продолжать набивать дочери цену, а не навязывать ее в новый дом.
– И то правду говоришь, – отец взглянул на нее с грустью. – Будь по-твоему. Но знай – сие лишь отсрочка для общего блага, слово мое не изменится. Ты станешь женой Званко.
«Посмотрим», – мелькнуло в голове Нежданы, но девушка смолчала, отвела взгляд, чтобы отец не прочитал в них ничего. Слово – серебро, молчание – золото.
Гости усаживались за столы, шумели слуги, скоморохи уже затеяли забавы, играли на гуслях и отпускали одну за другой прибаутки – зал то и дело взрывался от общего хохота, а к княжескому терему тянулись аркаимские купцы – кто на поклон, кто за княжеским судом, кто других послушать, кто себя показать. Князь Олег поцеловал дочь в лоб:
– Ступай. Завтра поговорим.
Девушка выдохнула с облегчением, спрятала победную улыбку – ото всех, кроме нареченного жениха, наблюдавшего за ней. Подхватив подол нежно-голубого сарафана, княжна поклонилась отцу, поклонилась пришедшим на обед боярам да воеводам и, опалив Званко колким и ледяным взглядом, выскользнула из трапезной.
Подождав наступления сумерек, Неждана вызвала Лесю, велела приготовить постель.
– Устала сегодня, спать хочу, – сообщила мрачно.
Служанка посмотрела на нее с тревогой:
– Может, лекаря позвать?
Княжна покачала головой:
– Не стоит. То с дороги устала, к утру пройдет.
Она наблюдала, как Леся взбивала подушки и перины, оправляла одеяла. Свечу зажечь не позволила:
– Рано еще. Я сама, коли не засну… Ступай!
Леся замешкалась у дверей светелки:
– Княжна, позволь с тобой в комнате остаться. Я на сундуке лягу…
Неждана нахмурилась:
– С чего бы это вдруг?
– Да гостей полон дом, мало ли кто окном ошибется. А с меня потом спрашивать станут, что покой княжны не уберегла. – Леся закусила губу и отвела взгляд.
Неждана нахмурилась.
– Это кто ж тебя надоумил тюремщицей моей стать? – подумав, смягчилась, подошла к служанке, лаково положила руки на плечи: – Не бойся. Я буду одна и никто ко мне не заглянет. – Леся виновато подняла глаза. Неждана грустно улыбнулась. – Я правда устала и хочу выспаться. Одна. Я так привыкла…
– Позволь хоть помочь переодеться ко сну…
– Я сама… Мне одной хочется побыть, – Неждана подмигнула: – Не каждый день знакомят с нареченным.
– Поговаривают, что на смех ты его подняла, – Леся посмотрела искоса, упрямо не покидая светелку княжны.
Та вздохнула:
– Может, и вправду, обидела его. От того и сердце бьется в груди. От того и тревога растет. Веришь ли?
Леся неохотно кивнула:
– Верю.
– Ну, тогда ступай…
Княжна опустила руки и отошла от служанки на шаг назад. Та еще мгновение постояла в нерешительности, но все-таки развернулась и вышла.
– Скажи, чтоб не приходил никто, не будил! – крикнула ей вслед княжна.
Дождавшись, когда шаги Леси окончательно стихнут, Неждана заперла дверь на засов и, пройдя к окну, аккуратно, чтобы не скрипнули створки, прикрыла его. Отошла в уголок, где за изразцовой кладкой
