Княжич кивнул, поняв. – Что ваш князь по остатней Силе сказывает, слыхал?
– Ты ответа ждешь или сам потрепаться приехал? – аптекарь отпил бражки из круглой, крутобокой бадьи, уставился с укором.
Званко прикинулся, что не понял дерзости, придвинулся к хозяину ближе. Проговорил, понизив голос до шепота:
– Сказывают, Силы и вовсе не осталось. Не сегодня, так завтра, все переходы закроются, все пути смешаются.
Лесьяр это знал лучше него. А потому особенно берег скрытые, известные одному ему переходы да поворотные камни, чтобы не вытоптали из них Силу, не распотрошили. Помалкивал и о соли погорской, тем более что исчезала она, а как добыть ее знали лишь погоры. Гостю кивнул.
Тот удивился:
– И не печалишься будто… Хм. Как жить собираешься? – спросил тот. – У тебя ведь работа с ней повязана, без Силы, что ты за лекарь?
Званко выжидательно прищурился, замолчал, определенно ожидая от Лесьяра ответа. Аптекарь безмятежно пожал плечами, спросил:
– Ты что предлагаешь?
Званко перегнулся через стол, склонился к Лесьяру и заговорил, понизив голос до едва различимого шепота:
– На ярмарке вашей, сказывают, будет особый товар, особой Силой пропитанный, который может заменить нашу Силу…
Лесьяр отвел взгляд. Ему показалось, что кожа на его руках потемнела, пошла бурыми пятнами, от которых тянулся зловонно-гнилостный запах. Сердце упало, подступило к горлу. На плечи – будто ледяная пелена упала. Пригляделся – нет, показалось, на руках ничего не было, кроме старых, зарубцевавшихся уже ожогов да шрамов. Выдохнул с облегчением.
– Что за товар? Чей? – он снова глотнул бражки. Не нравился ему этот разговор, всех аптекарей Аркаима он знал лично, ни один не стал бы воровать Силу у поворотных камней, это все равно что рубить сук, на котором укрываешься от стаи голодных волков. Значит, гость говорил о чем-то еще.
Званко, в самом деле, прошептал:
– О том не ведаю. Ведаю лишь, что сила в том снадобье дикая, первобытная. Коли ею овладеть, так нам, может, и прежняя Сила не так нужна будет, а?
Аптекарь хмыкнул:
– Я аптекарь, а не гадалка. Может или не может, это не ко мне. А вот зачем ты мне это все сказываешь, я никак в толк взять не могу.
Званко выпрямился:
– Так ты тут каждого аптекаря знаешь, каждого волхва, подскажи, кто может волшбой такой овладеть? Только намек дай, а я уж дальше сам…
Лесьяр скривился:
– Ишь какой ты, расскажи. А может, я и есть этот лекарь? – и лукаво усмехнулся. – Даже обидно, что меня в расчет не берешь.
Княжич развел руки:
– Коли ты, так с тобой договорюсь, а коли иной кто, то как? К каждому подход нужен, своя выгода. Вот и прошу тебя покумекать. Да на ярмарке приглядеться, авось что взгляд привлечет.
Лесьяр вздохнул, кивнул нарочито спокойно:
– Добро, если что замечу, тебе подскажу, чего ж не подсказать, раз для общего дела… – Он встал. – Ты сам-то на ярмарку заглянешь?
– Загляну, только сперва дела свои улажу…
– Дела?! – Аптекарь хохотнул. – Ой, княжич, высоко взлетел ты… кабы не обжегся.
Званко смутился, покраснел даже и взгляд отвел. Сунув руки за пояс, закашлялся:
– Так я это… на княжеском дворе буду… Князь Олег с дочерью своей знакомить станет.
Аптекарь засмеялся, хлопнул Званко по плечу, потихоньку подталкивая к выходу:
– Да ты теперь женишок? На свадебку позвать не забудь.
Княжич захохотал:
– То само собой! Я потому и хочу с этим снадобьем секретным разобраться, чтобы и женушке молодой, и княжеству помощь была, чтобы жил народ в безбедности да без опаски вперед смотрел…
– Ну-ну, – Лесьяр вывел гостя на крыльцо, тайком взглянул на тропу – Малюты все не было. Вздохнул украдкой. – И то дело. Уговор, значит.
Уже усаживаясь на коня, Званко спохватился, сорвал с пояса кошель, шитый золотом и серебром. Свесившись с коня, поставил на поручень. Посмотрел в глаза аптекарю:
– Это обещанное золото, колдун. Теперь в расчете.
Круто развернув коня, пришпорил его и, осыпав хозяина мелкой придорожной пылью, помчал в сторону стольного Аркаима. Лесьяр смотрел ему в след.
«Мары», – догадался.
Разговор с княжичем засел занозой под сердцем – откуда он узнал про дивное снадобье? «Может, не обо мне речь?» – мелькнула мысль. Да тут же Лесьяр и отбросил ее, как опасную: он предпочитал готовиться к худшему, а не лелеять глупые мечты и беззаботно отмахиваться. Он был в Забытьи, добывал золотую жилу. Бродил там много и долго, особо не таясь, да и увлечен был слишком. Его могли видеть мары, могли видеть и то, что он смог собрать волшебную жидкость да перенести ее в мир людей. И конечно им известно, что одна из их сестер находится у него. Мары не могут не думать о том, что она рассказала секрет золотых жил. При таком раскладе «могло» означало «точно случилось». И задержка Малюты тоже говорила скорее за эту версию, чем против. Эти твари нашептали живым, будто на ярмарку колдун приедет да станет соблазнять дарами диковинными и дорогими. За пару дней, оставшихся до сбора гостей, слух обрастет невиданными подробностями – маг станет черным, а зелье будет превращать людей в мерзких жаб или убивать на месте. И дружина княжеская, проведав о таком ужасе, окажется вынуждена вмешаться и станет проверять всех купцов и торговцев, прибывших на ярмарку, их скарб и товары.
И Лесьяр, которому такая шумиха не нужна, решит не рисковать, и на ярмарку не явится.
«Только не с тем вы связались», – он усмехнулся. Аптекарь продолжал стоять на крыльце, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди, когда на тропинке, ведшей из леса, наконец, появился Малюта.
Заметив хозяина, стоявшего на крыльце с самым неприветливым видом, домовой замер.
– Ты где был? – бросил Лесьяр, подхватывая оставленный княжичем кошель, будто только ради него и вышел из дома.
Малюта пожал плечами: говорить о визите мар не хотелось, а о нападении болотницы – еще меньше.
– Да вроде не задержался, – промямлил неопределенно.
Хозяин изогнул бровь, недоверчиво скривился. Но спрашивать подробнее не стал:
– В дом заноси, работы полно, – велел, скрываясь в глубине дома.
Малюта выдохнул с облегчением, заторопился за ним.
Пока разбирали собранное сырье, Малюта то и дело поглядывал на мару. Хмурился.
Разговор с ее сестрами на заветной полянке не шел из головы.
Как все закончили, уселись на крыльце. Лесьяр захватил с собой початую бутыль бражки, вытянул ноги, прикрыв глаза, подставил лицо заходящему солнцу. Оно золотило кожу, трепало светлые волосы юноши. Малюта осторожно присел рядом, подпер кулаком щеку. Покосился на хозяина, придвинулся к нему ближе: казалось Лесьяр в хорошем расположении духа, и с ним можно переговорить. Но домовой все не решался заговорить первым, так и сидел, уставившись на свои ноги да ковыряя ногтем деревянные плахи на крыльце.
– Сказать-то что хочешь? – аптекарь, не глядя на Малюту, усмехнулся, сделал большой глоток из бутылки. Задержав во рту пойло, медленно сглотнул, будто проталкивая его по гортани. Напиток был терпким и горьким до невозможности, от того Лесьяр, справившись с ним, тихо откашлялся и отставил бутыль в сторону. – Говори или я спать пойду.
Малюта заторопился:
– Ты это… Я что хотел-то…
Аптекарь развернулся к нему и снисходительно уставился. Домовой покраснел, опустил глаза. Пробубнил:
– Я что спросить хотел: отчего мару не отпускаешь?
Ни одна мускула на лице аптекаря не дрогнула, только похолодел и будто протрезвел взгляд.
– Я тебе ее жаль, Малюта? Чай, вы одного с ней роду-племени, или нет?
– Да окстись, хозяин, не ровня она мне… – домовой отмахнулся. – Просто… Они ж злые. Не ровен час вырвется, все тут покрошит и своих приведет. Живьем в Кощеево царство попасть – века заживо гнить, кому охота?.. А так, глядишь, уйдет да и с концом.
Слова «про заживо гнить» отдались в голове Лесьяра неприятным воспоминанием, совсем свежим – как сидел за столом, как говорил с княжичем, а на руках проступили язвы.
Домовой замолчал. Продолжал ковырять деревянные плахи, оставляя в потемневшем дереве желтые бороздочки, да поглядывая тайком на хозяина – не огневался ли. Лесьяр холодно улыбался. Помолчав, задумчиво отозвался:
– Ты все верно сказал –
