– А может, это не Кощей?
Дмитрию не хотелось верить в то, что его царство скоро подвергнется нашествию нечисти.
– Упыри идут на Берендеево царство, наверняка не Кощей, – угрюмо пошутил Ратибор.
Мстислав подошел к Святогору и заглянул тому в глаза.
– Это все? Мы проиграли?
Богатырь ничего не ответил, но его взгляд, полный боли и отчаяния, говорил сам за себя.
– Я вам плохую весть сообщил, – снова подал голос Ратибор, – но у меня есть и хорошая.
Все взгляды тут же устремились на него: хорошие новости отчаявшимся людям сейчас были необходимы.
– Даниил Галицкий скончался, – не стал томить Ратибор. – В столице вспыхнул заговор, киевляне попытались взять галичан в охват, да только те позубастее оказались. Михаил Поток и его друзья-богатыри под стражей, один даже, по слухам, убит. Везде теперь хозяйничают галичане, дружина ропщет, обчество киевское тоже сильно недовольно. Баюн уже в открытую управляет малолетней княгиней. Еще там появился какой-то мутный пророк, народ баламутит, а девчонка и его слушает, рот раскрыв. Новгородцы чуть ли не войной готовятся на Тридевятое царство идти. Так что и у наших супротивников не все гладко.
– Если Даниил мертв, еще не все потеряно, – обрадовался Святогор, – тогда мы еще поборемся. Отходим ко мне в твердыню, на Святую гору. Лешего лысого они ее возьмут, мою крепость еще никто никогда не брал. Только там не больше трех десятков человек разместить можно. Остальные идут с берендеями, им люди на подмогу понадобятся, отражать Кощеев набег. В поле не бейтесь, нечисть убить трудно, они ноги коням будут перегрызать. А вот Черный замок им не взять. Осадные машины они строить не умеют, по веревкам и приставным лестницам лазать – тоже. Главное, беспокоить их постоянными ударами. Запасов в Черном замке вдосталь, продержитесь. Илья вернется – пошлем к вам на усиление. Мы же пока будем держаться. Та сторона, что начнет проигрывать в битве за власть, сама нас позовет на помощь, вот тут у нас и появится возможность поквитаться за все.
Жрец Перуна вошел в палатку резко и без предупреждения. Мужчина был уже в годах, бороду тронула седина, а из-под всклоченных вихров сверкали глубокие карие, почти черные глаза. Хоть и ждал пророк этого визита, а все одно волнительно стало на душе.
– Вечер добрый, уважаемый, – вежливо поздоровался тот, кого называли пророком.
– Добрый или нет, видно будет, – неопределенно поздоровался жрец и без разрешения сел на стул, – поговорим?
– Поговорим.
– Скажу сразу, я сюда не ссориться пришел, – поспешил успокоить жрец хозяина палатки, – по крайней мере, пока. Поговорить с тобой хочу.
– Я слушаю.
Служитель культа пристально посмотрел на собеседника, как будто пытался что-то увидеть, наконец, глубоко вздохнув, начал разговор:
– Нередко к нам захаживали пророки вашего бога. И Белое королевство рядом, и Царьград недалече, с островом Буяном. Но были они какие-то… неспокойные. Баламутили юродивых, а мы их высмеивали и гнали в шею. А кого и вовсе казнили. Но ты не такой.
Перунов жрец снова замолчал, делая паузу и внимательно высматривая проявление эмоций собеседника.
– Нас считают людьми темными, – усмехнулся посетитель, – мол, Перун – грозный бог, и жрецы у него такие же. Безумные. Не от мира сего. Есть и такие, не скрою, но они в меньшинстве.
Посетитель снова замолчал: видно не зная, как перейти к главному; наконец, после очередной паузы, он решился:
– Опасность мы в твоем учении видим. Прочие только дурь людскую трогали, а ты что-то сокровенное трогаешь, что-то глубинное. Я, вот, правда, не вру, сам заслушался сегодня. И, знаешь, неприятно все же видеть своих знакомых, что слушают тебя, рты пооткрывав.
– Рассказываю людям то, во что сам верю.
– А мы что, не верим, что ли? Перун точно был. Его еще Святогор видел и Микула. Скажи честно, твой бог с тобой говорит? Только давай без ерунды для простаков, ладно?
– Мой бог в душе, – улыбнулся Андрей.
– Я же просил, давай без дураков. Поговорим как слуги богов. Говорит он с тобой?
– В таком виде, что является и разговаривает? Нет, такого нет. Бог учение создал о том, как должно жить человеку, больше ему сказать нечего.
– Ой ли? – улыбнулся жрец лукаво. – А вот понимает это ваше учение каждый по-своему. Ты не думай, мы внимательно за всем смотрим. Вот есть у вас такая заповедь – «не возжелай жены ближнего своего, дома его, раба его и вола»… есть такое?
– Есть, – кивнул пророк, – я сегодня как раз про это говорил.
– Да-да, я слышал, как ты это понимаешь, и даже согласен со многим. Но вот в Царьграде считают так, что бог ваш рабство поощряет. И бодро и задорно перекупают рабов, что берут в набегах степняки. Кто правильно понимает?
– Я.
– А работорговцы считают, что они. Как быть? Вот явился бы бог и все бы рассказал, но нет. Боги с нами больше не говорят. Ты колдовать, кстати, умеешь?
– Нет.
– Совсем? И ваши тоже?
– Совсем.
– Детвора, – самодовольно улыбнулся жрец, – а вот мы кое-что умеем. Да, Перуна мы уже сотни лет не слышим. Да и жив ли он еще… Но вот его заклинания работают.
– Нам колдовство без надобности.
– Не скажи… бывает полезно. Слушай, может, к нам пойдешь? Будешь учить тому же самому, но так, словно тебя на это Перун надоумил. А?
– Как ты себе это представляешь? Перун вообще никакого учения не оставил.
– Так, да не так, – улыбнулся жрец, – учения Перуна, как и Световита, содержат один простой и понятный каждому принцип. «Все, что хорошо для рода – хорошо, все что для рода плохо – плохо». И вот это менять нельзя. А остальное мы уж сами домысливаем. Перун был мудр.
– Умен, но не мудр, – не согласился пророк.
– О как! – озорно усмехнулся пожилой жрец.
– Такому все учат. Даже дикий степняк, что режет детей в захваченной деревне, убежден, что делает хорошо своему роду.
– Ну, в какой-то мере…
– Вот только на земле-матушке мы не одни живем. Только тогда Русь сможет сильной стать, когда правду для всех можно будет найти.
– Зачем же для всех?
– Затем, чтобы под свое крыло брать не только родичей, но и чужеземные народы. Да не просто брать, а вместе уживаться.
– Так вот ты куда метишь!..
– Именно.
– Это, по-твоему, мы на Руси сможем жить в мире с… со степняками? Или, например, с горцами кавказскими?
– И с теми и с другими.
– Брехня. Не может такого быть.
– С учением Перуна не может, но с тем, чему я учу, будет.
– Тоже мне пророк, – хмыкнул жрец, – а казался умным… Ладно, тогда последняя попытка. Может, из Киева уйдешь? Двинь в Великий Новгород, например, или в Галич. Учи там.
– Двину и туда, – согласился со жрецом Андрей, – когда здесь закончу.
– Знаю я, чего ты здесь ошиваешься, видел, как княгиня наша к тебе бегает. Думаешь в княжеский терем пролезть. Да только когда ее власть на волоске висела, когда войско подменыша сюда шло, мы помогли ей удержаться. Так что еще вопрос, кого девчонка выберет. У нас еще немало сторонников.
– Не надо меня пугать.
– Я не пугаю, – пояснил жрец, – я предупреждаю. Сам же видишь, не удается по-хорошему договориться. Я пытался.
– Не удается, – вздохнул пророк, – мне жаль.
– Мне тоже.
Жрец встал со стула и медленно пошел к выходу. У самого порога он обернулся.
– А вот черные одежды вы почему носите? Мы тоже в черном всегда.
– Не все и не всегда, – не согласился хозяин палатки, – архипастырь Ерема только в белом ходит, а на праздники – в золотом. Мы, странствующие проповедники, носим черное как знак смирения.
– А мы – потому что это пугает, – неопределенно бросил жрец, – люди должны бояться. Ладно, бывай, проповедник. В следующий раз по душам поговорить не получится, ты уж не обижайся. Лучше сам уходи, а то пожалеешь.
Кощей обеспокоенно взглянул на объятых ужасом людей. Причина для страха имелась самая веская. Небольшую толпу селян окружили варколаки и упыри.
«Вот же дурачье, почему не убежали?..» подумал в расстройстве Кощей. Его войско шло медленно, практически плелось, так что селения по пути встречались уже покинутые. До сего момента.
Какая-то баба в голос завыла, прижимая к груди ребенка. Даже мужики тряслись от страха. И что прикажете с ними делать?
«Они хотели видеть в тебе чудовище – пусть увидят чудовище, – раздался вкрадчивый внутренний голос, – убей их всех. Больше мертвых, больше варколаков, а то и упырь лишний, если повезет».
Самый старый из людей поймал его взгляд и словно прочел его мысли.
– Не губи, воевода, – завыл староста, – пощади! Мы мирные люди.
«Они все, все над тобой насмехались, – не сдавался внутренний голос, – все тебя предали. За что? За то, что у тебя волосы не растут на лице и голове. Убей их».
