Про озерцу побежали волны, на берег выползли две столь же склизкие, словно подгнившие, навки, полапали пятернями защитную черту, поползли по кругу. В воздухе захлопали крыльями криксы. Тоже немного, всего пяток. Болотник был прав, в здешних вязях люди были редкими гостями. Сколько веков существует, а утопленников, вон, накопили – раз-два и обчелся.
Олег забрался в спальный мешок и попытался заснуть, однако стоило закрыть глаза, как жалобный девичий голосок запросился погреться у его костра. Очаровательная русоволосая селянка в полупрозрачном сарафане жалилась, что заблудилась и замерзла, просилась к огню и под одеяло.
И все бы в ней было хорошо – да только она отчего-то не могла переступить черту, запретную лишь для нежити и колдунов, и хорошо различалась меж деревьями, несмотря на темноту.
«И ведь говорил мне Вторуша: плыви на лодке. – Впервые за последние дни Середин застегнул спальный мешок на молнию, прячась в нем с головой. – Чует мое сердце, короче прямой путь все едино не получится, а намучаюсь супротив кривого втрое».
* * *
Рассвет разогнал чахлую болотную нежить, и только старик упрямо торчал за заговоренной чертой, не желая верить, что и без того редкий путник ускользает из его владений. Только теперь, когда Олег, свернув лагерь, переступил черту, это был не доброжелательный дедушка-грибник, а темный высокий монах с желтыми глазами и в черной одежде. Он заступил молодому человеку дорогу и грозно оскалился:
– Не пущу! Загрызу, смертный! Нет тебе туда дороги, назад поворачивай! Не то комаров травяных на тебя выпущу, мошкару подниму, змеям холодным загрызть велю. Слизняки жирные глаза твои выедят, черви ходы в ногах прогрызут…
– Нет в тебе силы, хозяин болот, – брезгливо поморщился ведун. – Твоя власть в обмане, а не в руках и клыках. Коли смертный за тобой не идет, тебе его не свернуть.
Середин невозмутимо сдвинул монаха немного в сторону и прошел мимо него.
– Ты еще вернешься, путник! – угрожающе крикнул ему вслед болотник.
– Вернусь, – не стал с ним спорить молодой человек. – В следующий раз постарайся не хромать.
Впереди было еще несколько чавкающих низин, густо заросших осинами и ивами, бескрайний березняк, сменившийся странным кочковатым лугом, потом опять березняк пополам с поднявшейся до пояса травой. А река впереди все не показывалась и не показывалась, равно как и никаких ручьев, прудиков, луж и родников. У Олега, конечно же, была фляга. А вот у лошадей – нет. При этом путь все время шел ощутимо вверх. Когда день повернул к закату, ведун сломался и поклонился травникам и полевикам, надеясь на их покровительство. Правда, достойного подношения у него для духов не было, пришлось ограничиться добрыми словами.
Однако почти сразу после наговора с цветов поднялись две шоколадницы и, кружась, запорхали перед его лицом. Ведун двинулся вслед за бабочками, пересек бугристый луг, потом целое поле иван-чая, обошел осинник и… увидел впереди деревенский дворик, составленный из срубленных угол к углу сараев и избы-пятистенка. Перед воротами стоял колодец. Видимо, далеко окрест это был единственный источник воды, раз уж духи направили Олега сюда, а не к природному прудику или роднику.
Двор выглядел заброшенным – тихий и спокойный, ни мычания, ни хрюканья, ни гавканья, ни ржания. Темные от времени стены, покосившиеся ворота, но главное – ни поля поблизости, ни стогов, ни жнивья. Самое время сено на зиму заготавливать – а никто и не чешется.
Однако, когда молодой человек завозился у колодца, проверяя исправность ворота, калитка открылась, и из нее вышла девочка лет пяти в криво сляпанном платье из серого истертого полотна.
– Вот это да… – Середин вздрогнул от неожиданности, повел кистью с примотанным крестиком. Крест не грелся. Выходит, девочка самая настоящая, не морок и не посмертный дух. – Ты откуда?
– Меня зовут Годица, – громко произнесла девочка и сунула в рот большой палец.
– Здорово. А меня Олег. Твои родители дома?
– Папа с мамой умерли.
– Как же ты живешь?
Малышка ответить не успела. Калитка открылась еще раз, оттуда выглянула девочка постарше, лет двенадцати. Русоволосая и большеглазая, как болотный призрак, но тощая, как велосипедная спица. Платье на ней было столь же уродливым, как на сестрице, голову покрывал платок из полотна, из-под которого свисала тонкая одинокая косичка. То есть для замужества девица была еще слишком молода или просто поленилась вплетать ленту в этакой глуши.
Старшая неожиданно низко поклонилась, взмахнула рукой, едва не чиркнув ею по пыли.
– Здравствуй, путник русский. Будь гостем желанным в нашем доме. Входи через порог, отдохни с дороги. Мы на радостях стол накроем, баню истопим, спать уложим.
– Благодарю за приглашение, но у меня… – оглянулся на лошадей Олег. – Вот скотину напоить нужно, расседлать, почистить.
– Не беспокойся, путник, проходи, отдыхай, все сделаю. Гость в дом – радость в дом. Сейчас Святозар с огорода придет, баню затопит.
– Ее зовут Беликой, – торжественно сообщила младшая девочка.
– Здравствуй, Белика.
– Здравствуй, путник, – еще раз поклонилась она. – Не стой за дверьми, проходи за порог.
– Олег, – кивнул ведун, входя во двор. – Меня зовут Олег.
Внутри все выглядело таким же заброшенным, как и снаружи. Правда, здесь гуляли полтора десятка кур во главе с черно-красным петухом. Увидев гостя, он взмахнул крыльями и громко, заливисто закукарекал.
Один из сараев к дому стоял не плотно, между ним и срубом имелась калитка. Опыт Середина подсказывал, что натоптанная дорожка ведет к нужнику и на огород. В проем можно было разглядеть ровные грядки с едва завязавшейся капустой, с реповой и свекольной ботвой.
Забежав в один из сараев, Белика взяла корыто, вышла обратно на улицу, споро начерпала воды, стала расседлывать подтянувшихся к поилке скакунов. Вскоре через огородную калитку зашел паренек с огромной охапкой мокрицы в руках, кинул на землю – и весь куриный выводок тут же яро накинулся на нее, клюя и разрывая лапами. Парень выглядел чуть постарше, одет был так же, как и девочки: в грубо скроенную рубаху и штаны из простого полотна. Тоже русый и тоже тощий.
– Святозар! – заглянула на двор девочка. – Гость у нас! Баню истопи – человеку помыться с дороги.
– Здравствуй, гость дорогой, – поклонился в пояс мальчишка. – Садись, отдыхай. Я быстро.
Отлучившаяся ненадолго пятилетняя Годица вернулась с ковшом, полным воды, и протянула ведуну:
– Вот, гость Олег, испей с дороги.
– Благодарю тебя, милая, – принял он угощение, выпил до дна, вышел к калитке. – Я вообще-то только дорогу спросить хотел.
– Мама сказывала, коли гость пришел, его накормить и напоить надобно, попарить, спать положить, а уж поутру и разговоры вести. Во всех сказках так сказывается.
– И что с мамой?
– Лихоманка о прошлом годе сожрала… – на миг запнувшись, всхлипнула девочка. – А опосля и отец пропал.
– Давай хотя бы помогу! – ведун решил больше не трогать тяжелую для детей тему.
– Отдыхай, гостюшко. Притомился, поди, с дороги!
– Баня топится, – выскочил из короткой избушки паренек. – Мыслю, скоро согреется, она у нас маленькая. Токмо воды натаскать осталось.
Здешняя баня и вправду протопилась быстро. Печи в ней, по сути, не было – только очаг из крупных камней, над которым висел на цепи древний, как заклинания Ворона, медный котел. Получалось, здесь горел открытый огонь, дым от которого, поднимаясь под крышу, просачивался наружу через окошки по концам кровли. К тому времени, когда вода согревалась, внутри становилось жарко. Но едва очаг гас – выстуживалась баня, наверное, моментально.
Впрочем, Олег помылся быстро, даже угли догореть не успели. Переоделся в чистое, вышел во двор, выпил поднесенный ковш сладкого сыта и был приглашен к столу. Дети пытались сделать его как можно богаче, мисок было аж семь. Однако выбор все равно получился небогатый: мелко порезанная капуста, капуста с морковью, морковь с луком… Ну и так далее. Особняком стояли в большой миске грибы и четыре порезанных надвое яйца на небольшой плошке.
Грибы, понятно, и были здесь самым сытным блюдом. Наверное, только благодаря им дети еще и держались. На одной траве ведь долго не проживешь. А так – лес выручал. И засушить можно, и заквасить. Может статься, у них и соли сколько-то имелось?
– Спасибо, я сыт. – Ограничившись двумя капустными блюдами, Олег взялся за сыто. – Теперь, может, все же просветите меня, как мне удобнее дальше проехать? Путь свой я держу на Торжок. И так мне объяснили, что должен я сперва Порусью пересечь, дальше Ловать, потом Полу. Ну и Селигер как-то преодолеть. Дальше уже проще, там рядом. Дорогу подходящую хотя бы в здешних местах отыскать можно? Чтобы на восход вела, а не поперек.
– Порусья тут рядом совсем, добрый человек, – степенно ответил Святозар. – А до Ловати за ней всего един переход. Места обжитые, селений там много, и дорог тоже. Не потеряешься. Это здесь, у болот, наши выселки наособицу стоят. Пола за Ловатью чуть далее будет, да токмо там мы ни разу не были, точно не скажу.
