– Так скажи, ты тогда был или не ты? – Аленка подняла влажные глаза на брата.
– Не я, – мягко улыбнулся седовласый, – подменыш то был.
– Я знала, – Аленка снова уткнулась в грудь под черными одеждами, – так это что получается – теперь ты князем будешь? Я не против, ты не думай.
– Нет, не хочу я быть князем, – улыбнулся бывший Иван-царевич, – у меня теперь свой путь.
– Вставайте царь, беда! – Вольга тормошил спящего Мстислава за плечо.
– Что случилось, – тут же проснулся молодой царь, – враги?
– Хуже. – Богатырь выглядел подавленно – для Вольги, постоянно веселого и ироничного, это было странно.
– Хуже, чем враги?
– Гораздо. Идемте, змей ждет, в Чернигов надо лететь.
– Чернигов взяли? Святогор же уверял, что его годами можно оборонять.
– Да нет, не в том дело, – Вольга тяжело вздохнул, – я сам еще всего не знаю. Сразу сюда метнулся, только вы, государь, их остановить сможете.
– Кого остановить? Да скажи ты толком, что ты воду льешь из пустого в порожнее!
– Путята и его ратники задумали что-то нехорошее. Факелы зажгли, я как сверху увидел это факельное шествие среди ночи, сразу сюда метнулся. Святогор уже возле змея, летим в Чернигов.
– Измену задумали? Путята? Нет, не верю.
– Не знаю я, что они задумали, – признался Вольга, – но как увидел эти факелы, сразу на сердце тяжело стало. Чувствую я – беда.
– Хорошо, – кивнул Мстислав, одеваясь – слуг он не терпел, все делал сам, – летим.
Змей Горыныч мерно махал крыльями, летя в ночном небе Черниговского княжества. Вольга, Мстислав и Святогор сидели на спине змея, в сделанной Святогором клетушке. Чернигов был виден издалека, вокруг горело множество костров, это войско Тридевятого царства вело осаду. Каких-то активных действий полки великой княгини не предпринимали, просто окружили город и стояли без движения. В змея даже не летели стрелы; было похоже, что князья относятся к этой осаде без ретивости, а галицких полков или воевод в войске не было. Змей благополучно пролетел над лагерем, можно было полыхнуть огнем по шатрам, но не стоило злить осаждающих. Это сейчас осада идет без особой охоты, даже в пролетающего змея не стреляют; стоит начать жечь ратников, так сразу все поменяться может. А Чернигов крупный город, там жителей немало…
Змей благополучно приземлился на площади, богатыри и царь соскочили на землю.
Черниговские ратники вытянулись перед царем по струнке.
– Докладывайте, – потребовал Мстислав деловым тоном.
– Ваше величество, вам бы с воеводой поговорить, – замялся стражник, вид у него был подавленный.
– Докладывайте, что происходит.
– Я же человек маленький, – пролепетал страж, пряча глаза, – с воеводой вам надо…
– Послушай, – видя, как волнуется воин, Мстислав сменил тон, – скажи мне, что тут происходит, будь добр.
– А ничего не происходит, – вместо того чтобы успокоиться, ратник обозлился, – я стою и сторожу. Врагов нет, они вон, за рвом сидят и носу из лагеря не кажут. А я ничего не знаю, мое дело сторожить стену, вот я сторожу. Все.
Мстислав пристально посмотрел на черниговца, но тот глядел прямо перед собой. Дело было плохо: молодого царя в воинстве любили, и если ратник не желал разговаривать, это был дурной знак. Царь не стал тратить время на стражника.
– Где воевода?
– Воевода-то? Воевода там, – махнул рукой страж.
Святогор проследил взглядом за взмахом руки воина.
– Там же никого… Проклятье!
– Я вперед, проверю все. – Вольга обратился в большую черную собаку и помчался прямо по улицам вперед.
Мстислав со Святогором бежали следом. У молодого государя было тяжело на сердце от нехорошего предчувствия, которое буквально голосило: это не измена, а что-то гораздо хуже, чем измена.
Путята сидел на бревне с изможденным видом и полировал какой-то ветошью свой меч. Двери амбара, где содержали попавших в плен охранников Аленки, захваченных Святогором и Вольгой, стоял открытым. В воздухе витал едкий запах смерти.
– Здрав будь, государь, – поприветствовал устало воевода влетевшего на площадь Мстислава.
От запаха свежей крови мутило, молодой царь бросил беглый взгляд на кучу мертвых тел, что лежали возле бревна, его затошнило, но он сдержался.
– Вы рехнулись, что ли, все разом, – это не сдержал своих эмоций Вольга, он указал на окровавленные трупы, – что это такое?
– Это? Это справедливое возмездие, богатырь.
Мстислав глубоко вздохнул, произошедшее явно выбило его из колеи. Даже Святогор выглядел потрясенным.
– Кому возмездие – сдавшимся на нашу милость? Чем они перед тобой виноваты?
– Это галичане, надежа-государь. Точно такие же, как и те, что резали наших ребят в шатрах и палатках.
– Эти никого не резали, это люди из свиты княгини. Они тут, в плену, сидели все это время.
– Даниил мог послать любых из своего войска сопровождать Аленку. Если бы все сложилось иначе, эти бы резали, а те бы тут сидели. Ты, может, думаешь, что разница большая, а мы с ребятами ее находим незначительной.
– Ты как с царем разговариваешь! – рявкнул Святогор.
– Уважительно, – устало ответил черниговский воевода. – Я царю всегда оплотом был, и среди первых сторонников. Я на турнире за него умереть был готов, все мои сыновья в войске были. Все погибли смертью храбрецов.
– Недопустимо убивать пленников! – разъярился Мстислав.
– А резать спящих в лагере, используя нечисть для нападения, оно как, допустимо?
– Тоже недостойно. Но ты что, хочешь уподобиться галичанам? Хочешь стать таким, как Даниил?
– Никогда я не стану таким, как он. Он свершил подлость. Я вершу возмездие.
– Невиновным!
– Зачем повторяешься государь? Ты знаешь, что, окажись они в войске, точно так же выполнили бы приказ своего князя, как и их товарищи и братья. Я тоже это знаю. Младшего моего сына еще спящим зарезали. Наемники. Его караул только закончился, спал как убитый, когда чернокожие люди ворвались в их палатку. Он во сне умер. Старший сын возглавил оборону, да его каким-то черным колдунством сгубили. Защитник его сказывал, из ниоткуда взялась стрела, да и другие подтверждают. А средний сын уже отступление прикрывал. Когда стало ясно, что бой проигран, наши отходить начали, да галичане уж больно наседали. Вот он и остался с отрядом, чтобы задержать галицких мясников. Его на куски изрубили, он до последнего держался. А старшему голову отрубили и гоняли ее по всему лагерю, это уже после победы. А тело на пику воткнули посреди лагеря да отливали на него. Вот братья да друзья этих невинных овечек. А плохие получаемся мы.
– Получаетесь. – Мстислав тоже не собирался отступать. – Не могу я допустить, чтобы и у меня в войске мясники появились.
– Они убийцы, – снова устало ответил Путята, – мы же мстим. Киевлян пальцем не тронули, только галичан. Там в лагере столько людей хороших погибло. В войске каждый кого-то да потерял: кто брата, кто сына, кто друга. Всех эта беда коснулась. И вот мы, верное твое воинство, требуем возмездия. Чтобы и в галицких деревнях да городах вдовы и матери плакали, а не смеялись бы и радовались победе.
– Возмездия они требуют, – рассердился Мстислав, – когда уже все сделано и ничего не изменишь…
– В том и смысл, – пояснил воевода, – попроси мы разрешения, в жизни бы его не получили. А так, я решение принял. Если судить будешь, ребят не трогай. Я всю вину на себя беру, я приказал, они повиновались. Я воевода, мне и ответ держать. У меня никого не осталось, жену схоронил три весны назад, дочками боги не наградили. Зато сыновья были добры молодцы. Гордость любого родителя. Я жизнь честную прожил, и князьям верно служил, и государству. И с Тугарином бился, и с Кощеем, да и разбойников довелось погонять. И никогда злодеям спуску не давал.
– Ты сам злодеем стал!
– Это не тебе судить, государь, при всем моем уважении. Меня боги судить будут, вот они пусть и решают. А я твердо знаю, что ни один из галицких ратников не отказался выполнить приказ своего князя. Ни один. И эти бы точно так же пошли.
Святогор с Вольгой угрюмо молчали, даже бывалые богатыри были потрясены.
– Воевода черниговских полков царского войска Путята! – грозно произнес Мстислав, повышая голос.
– Я, – устало отозвался виновный.
– За совершенное тобой злодейское убийство невинных, я, царь Мстислав, приговариваю тебя к смерти. Принимая во внимание верную службу, тебе дозволяется защищать себя в поединке. Если боги на твоей стороне, они не допустят твоей смерти. Я сам буду биться с тобой, потому как убежден, что злодейство недопустимо в русском войске.
– Остынь, – рявкнул Святогор, – Путята – воин опытный! Я тебя хорошо обучил, победить он тебя вряд ли сможет, а вот ранить – да.
