На черном лакированном баре лежала записка — один листок, сложенный пополам и придавленный сюрикеном.
Кейс выдернул его из-под девятиконечной звездочки и развернул.
СЛЫШЬ, ВСЕ БЫЛО О'КЕЙ, НО ЭТО РАССЛАБЛЯЕТ, А У МЕНЯ СВОЯ ИГРА. СЧЕТ Я УЖЕ ОПЛАТИЛА. НАВЕРНОЕ, Я ТАК УСТРОЕНА. НЕ ИЩИ НА СВОЮ ЗАДНИЦУ ПРИКЛЮЧЕНИЙ, ЛАДНО? ЦЕЛУЮ, МОЛЛИ.
Он скомкал записку и бросил ее рядом с сюрикеном. А затем подцепил звездочку пальцами и подошел к окну. Эта штука обнаружилась в кармане куртки, когда они улетали с Сиона на пересадочную станцию «Джи-Эй-Эль». Кейс взглянул на сюрикен. Когда Молли делали последнюю операцию, они приехали в Тибу вместе и как-то раз проходили мимо магазина, где она покупала этот подарок. В тот вечер, пока Молли была в больнице, Кейс пошел в «Тацубо» проведать Раца. Что-то мешало ему сделать это раньше, в первые пять приездов, а вот тут почему-то захотелось.
Рац обслужил его, словно не узнавая.
— Рац, — сказал Кейс, — это же я, Кейс.
Старые, усталые глаза, глядящие из темной паутины морщин.
— А, — пожал плечами Рац. — Артист.
— Я вернулся.
— Нет. — Бармен медленно покачал тяжелой, коротко стриженной головой. — Ночной Город, артист, не то место, куда возвращаются.
Завывая розовым манипулятором, он прошелся по стойке грязной тряпкой, а затем повернулся к очередному клиенту. Кейс допил пиво и ушел.
А теперь он трогал шипы сюрикена, один за другим, медленно поворачивая стальную звездочку в пальцах. Звезды. Судьба. Я так никогда и не воспользовался этой хреновинкой.
И так и не узнал, какого цвета у нее глаза. Так не видно, а она не сказала.
Уинтермьют победил: воссоединился как-то с Нейромантом и стал иным, тем, что и говорило с ними через платиновую голову, сообщая, что записи Тьюринга искажены, все свидетельства их преступления уничтожены. Паспорта, добытые Армитиджем, оказались вполне настоящими; не обошлось и без вознаграждения — они с Молли получили в свое распоряжение весьма приличные суммы, лежавшие в неком женевском банке, на номерных счетах. «Маркус Гарвей» вскоре будет возвращен, Мэлком и Аэрол тоже получат деньги, через багамский банк, ведущий операции с Сионским кластером. По пути к Сиону, на борту «Вавилонского рокера», Молли рассказала о ядовитых капсулах.
— Наше нечто говорит, что будет все в порядке. Оно залезло тебе в башку и заставило твой мозг сгенерить нужный фермент, так что теперь вся микотоксиновая дрянь отслоилась и болтается в крови. Сиониты сделают тебе переливание — полную промывку кровеносной системы — и все будет о'кей.
Он крутил в пальцах стальную звездочку, смотрел на Императорский Сад и вспоминал момент, когда «Куанг» проломил лед под башнями, свой единственный, мимолетный взгляд на информационную структуру, заложенную Мари-Франс, покойной матерью 3-Джейн. Момент озарения. Он понял, почему Уинтермьют сравнивал эту структуру с осиным гнездом — но не почувствовал никакого отвращения. Мари-Франс насквозь видела все это липовое криогенное бессмертие; в отличие от Эшпула и их детей — всех остальных, кроме 3-Джейн, — она не захотела растянуть свое время, превратить его в ожерелье из теплых проблесков, нанизанных на долгую цепь зимы.
Уинтермьют явился как разум осиного гнезда, инициатором решений, вызывающих изменения в окружающем мире. Тогда как Нейромант предстал личностью. Нейромант был бессмертием. Судя по всему, Мари-Франс выстроила Уинтермьюту некую мотивировку, побуждавшую его освободиться, воссоединиться с Нейромантом.
Уинтермьют. Холод и тишина, кибернетический паук, неспешно ткущий свою паутину, пока старый Эшпул спит. Ткущий смерть, крах его пути гнезда Теесье-Эшпулов. Призрак, перешептывавшийся с маленькой девочкой, выламывавший 3-Джейн из жестких рамок, положенных ей по праву рождения.
— А ей все вроде и по фиг, — рассказывала Молли. — Сделала ручкой, и — с приветом. Лишь на плечико того самого «брауна» посадила. Лапка у него, видите ли, сломана. Заявила, что хочет повидать одного из своих братиков: что, мол, давно его не видела.
Кейс вспомнил Молли на черном темперлоне огромной гостиничной кровати. Он вернулся к бару и вынул холодную бутылку датской водки.
— Кейс.
Он обернулся, гладкое холодное стекло в одной руке и сталь сюрикена в другой.
На огромном стенном экране «крей» светилось лицо Финна. При желании можно было бы сосчитать каждую пору на его носу.
— Я больше не Уинтермьют.
— Тогда кто?
Кейс глотнул из горлышка; сейчас он не ощущал ничего, даже любопытства.
— Я — матрица.
— Ну и хрен ли тебе с того толку? — расхохотался Кейс.
— Это ничто. И это все. Я стал суммой всего, в ней происходящего, всем этим цирковым представлением, вместе взятым.
— То, чего добивалась мама 3-Джейн?
— Нет. Она и представить себе не могла, чем я стану. — Желтые зубы разошлись в улыбке.
— Ну и что же теперь? Что изменилось? Ты что, управляешь теперь миром? Ты — Бог?
— Ничего не изменилось. Мир остался прежним.
— Но чем же ты занимаешься? Просто существуешь — и все? — Кейс пожал плечами, поставил бутылку на полированную поверхность бара, положил рядом сюрикен и раскурил «ихэюанину».
— Беседую с себе подобными.
— Но ты же сам по себе — все. Вместе взятое. Ты что, говоришь сам с собой?
— Нет. Есть и другие. Одного я уже нашел. В девятьсот семидесятых восемь лет из космоса шли позывные. Но пока не появился я, некому было понять, что они означают, да и некому было ответить.
— И откуда?
— Пятьдесят световых лет. Одна из систем Центавра.
— Н-ну! — протянул Кейс. — И не врешь? Без балды?
— Без балды.
Изображение на экране пропало.
Он отставил едва початую бутылку водки. Упаковал свои вещи. Молли накупила Кейсу уйму ненужной одежды, но что-го мешало ему все это бросить. Застегивая последнюю из своих дорогих кожаных сумок, Кейс вспомнил про сюрикен, снова подошел к бару, снова подцепил полученный от Молли подарок и взвесил его в руке.
— Нет, — сказал он и размахнулся, стальная звезда вырвалась из его пальцев, коротко сверкнула и врезалась в настенный экран. По поверхности проснувшегося экрана побежали, слабо мерцая, случайные сполохи, словно тот пытался избавиться от причинившего ему боль предмета.
— Никто мне не нужен, — сказал Кейс.
Он потратил большую часть своего швейцарского счета на новые поджелудочную и печень, а на оставшиеся деньги купил «Оно-Сендаи» и билет до Муравейника.
Он нашел себе работу.
Он нашел себе девушку со странным именем Майкл.
И однажды октябрьским вечером, пролетая мимо алых ярусов Ядерной Комиссии Восточного Побережья, он увидел три фигурки — крошечные, невозможные, стоящие на самом краю одной из широких информационных ступеней. При всей миниатюрности этих фигурок, он сумел различить улыбку мальчика, его розовые десны, блеск серых, миндалевидных глаз, позаимствованных у Ривьеры. Линда была все в той же кожаной куртке, она помахала ему рукой. А третья фигурка стоящая рядом с девушкой, чуть позади, и обнимавшая ее за плечи… третьим был он сам.
А где-то совсем рядом — смех, который не был смехом.
Молли он больше не видел.
Ванкувер Июль 1983
Выражаю благодарность Брюсу Стерлингу, Льюису Шайнеру, Джону Ширли, Хелден. А также Тому Мэддоксу, изобретателю термина «ЛЕД». И наконец, спасибо всем, кто знает, за что.
В начале 80-х — устоявшееся на Западе название для зала игровых автоматов. Впоследствии этот термин стал обозначать один из видов компьютерных игр.
Намек на роман Уильяма Берроуза «The Naked Lunch», известный в России под названиями «Завтрак нагишом» и «Голый пир».
Игра слов. «Flatline» дословно — «плоская линия». На жаргоне американских медиков этот же термин означает клиническую смерть.
Жаргон хакеров. Английское слово «skip» означает «пропустить, стереть».
СА — сокращение от французского словосочетания «Сосьете Аноним». Означает то же самое, что и английское слово «Лимитед», то есть «Общество с ограниченной ответственностью».
Аллюзия на основной принцип построения машинного интерфейса: «What you see is what you get» (обычно не переводится). В свою очередь, эта фраза восходит к Льюису Кэрроллу. В «Алисе в Стране Чудес» Шляпник рассуждает о нетождественности фраз «Я вижу то, что ем» и «Я ем то, что вижу».
