Согласно ему, я «родилась» точно такой же, какая я сейчас.
Нахлынула тошнота. Что, учитывая все, что я только что услышала, не имело никакого смысла. Ничто не имело.
Я человек. Человек.
«Прочный, но легко ремонтируемый эндоскелет состоит из трубок, изготовленных из прозрачного керамического гибридного материала, в которые заключены оптоволоконные кабели. Натуральные и искусственные элементы объединены при помощи уникальной технологии, позволяющей внедрять нанотранзисторы в мембраны живых клеток. Сердце Милы заменяет сложный насос, помогающий снабжать энергией ее клетки, которые вырабатывают достаточно кислорода для поддержания своих органических составляющих. Дыхание при этом является лишь запрограммированной симуляцией одной из функций человеческого организма».
Нет сердца? У меня нет сердца? Нет, это абсурдно. Смехотворно. Я же его чувствую, вот оно, бьется у меня в груди.
Если только… если только это не тот сложный насос, о котором рассказывал голос. Моя рука взлетела к груди, пальцы вдавились в тело через рубашку. Секунда, и я почувствовала слабый удар. Бьется. Что-то там внутри точно бьется. Я надеялась, что эта проверка меня успокоит, но вместо покрытого венами и артериями органа, похожего на кулак, перед глазами упорно возникал водяной насос. Засунутый под ребра механизм, притворяющийся живым.
При условии, что у меня вообще есть ребра.
Я снова нажала на паузу, метнувшись взглядом к маме, но та склонилась над моей рукой в защитных очках, сосредоточенно следя за направлением ярко-красного луча лазера.
Ощущения были не сильнее щекотки.
Я включила запись.
«Благодаря одному революционному нововведению МИЛА 2.0 выходит за рамки простой имитации чувств. Используя экспериментальные данные, полученные при изучении живых девушек, нам удалось записать ментальные и физические ощущения, связанные с эмоциями, и воспроизвести их. Таким образом, устройство МИЛА 2.0 фактически чувствует то же, что и люди; как мы предполагаем, это поможет ей не выделяться в среде противников и сделает ее маскировку более правдоподобной».
Маскировку. О боже. Он что, имеет в виду… маскировку под человека?
«Количества человеческих клеток, содержащихся в устройстве МИЛА, достаточно для выполнения ряда биологических функций, но в действительности это — машина. Запуск проекта запланирован на двадцать второе августа».
Запись оборвалась, но последнее предложение отпечаталось в сознании. 22 августа. Всего за пять дней до того, как мы с мамой приехали в Клируотер.
Я не могла и пошевелиться, не могла дышать. Похоже, эта способность обходиться без воздуха и правда полезная штука. Эта мысль вызвала у меня смех — задыхающееся, истерическое бульканье, из-за которого мама тут же бросила инструменты и схватила меня за руку.
Мама. Всего лишь еще одно звено в длинной цепи лжи.
Боль в моей груди, в моем не-сердце, была невыносимой. Тот, кто разработал систему «генерации подходящих эмоций», потрудился на славу.
Может, я просто сплю. Может, я проснусь и пойму, что это был просто кошмар. Может, я даже проснусь дома в Филадельфии, и папа окажется жив. Человек, которого, если верить голосу, в моей жизни никогда не было.
Что же касается «мамы» — хм, согласно голосу, я скорее состояла в родстве с нашим тостером, чем с ней.
У меня вырвался еще один булькающий смешок.
— Это все правда? Но это ведь не может быть правдой? Пожалуйста, скажи мне, что это все какая-то глупая шутка. Пожалуйста!
Но, когда мама перестала собирать инструменты и подняла голову, я увидела в ее глазах только грусть. Я поняла: как бы там ни было, но для нее это все было реально.
— Мила, мне очень жаль… Мне хотелось…
— Мне без разницы, чего тебе хотелось, — воскликнула я, вскакивая на ноги. — Просто объясни мне, что происходит. Откуда я взялась? Почему я здесь? И как — как я могу быть ненастоящей? — Я резко развернулась, оказавшись лицом к акварельной картинке с лошадью, и обхватила себя руками за талию. И тотчас же подумала: интересно, эта реакция тоже была запрограммирована?
— Ты настоящая, — заверила мама тоном, говорящим «успокойся-и-послушай-меня». Держу пари, она не знала, что как раз сейчас эффект от него был противоположный. От такого голоса хотелось бешено скакать, орать на чем свет стоит, взять и вытрясти из нее это самообладание. — Именно поэтому я выкрала тебя из военной лаборатории. Я работала над тобой каждый день, Мила. На самом деле я — биоинженер, из тех, кто помогал создать тебя. Я знаю, что ты не просто оружие… в тебе для этого слишком много человеческого. Поэтому — да, я украла тебя — чтобы ты была в безопасности. Ты заслуживала большего, чем то, что могли предложить тебе вооруженные силы.
Украла. Я — краденый товар.
Мамина рука мягко убрала упавшую мне на лицо прядь, а потом нежно погладила мне затылок. Все внутри меня рвалось поверить ей, жаждало знать, что она правда меня любит, что я правда отчасти человек. Она всегда была рядом: когда я была маленькой, после смерти папы…
…вот только ни детство, ни папа не были настоящими. Но как такое возможно? Воспоминания, очень детальные, отпечатались у меня в голове, они разворачивались перед моими глазами, четкие, как видеозаписи.
Как видеозаписи.
Ее пальцы, до сих пор поглаживавшие мою шею, вдруг стали неприятно давить. Вырвавшись, я развернулась к ней лицом.
— Откуда у меня воспоминания? Как ты это сделала?
Мама, нет, Николь вздохнула и, сняв дрожащей рукой очки, потерла переносицу.
— Я их запрограммировала. Причина, по которой некоторые из них кажутся особенно реалистичными, в том, что я создавала их с помощью специальной программы виртуальной реальности. Это позволило мне вставить в воспоминания тебя саму.
Запрограммировала. Все мое прошлое, все, что я принимала за правду о своей жизни, семье, о том, что сформировало меня как личность, — все развеялось от одного простого слова. «Запрограммировала».
— А пожар? — прошептала я. — Кем надо быть, чтобы такое придумать? И постой — Николь вообще настоящее имя?
— Да, меня зовут Николь, но Лорент, а не Дейли, — вздохнула мама — Николь, — и потерла лоб. — Я просто пыталась выиграть для нас время, найти способ тебе обо всем рассказать! Однако в первую очередь нужно было позаботиться о нашей безопасности. Убедить тебя в том, что ты настоящая девушка, было для меня единственным способом защитить тебя. Я ни на секунду не сомневаюсь, что правительство нас ищет, используя все доступные средства. Думаешь, почему я выбрала Клируотер? Я отключила твой маячок, но это не значит, что они нас не найдут.
Час от часу не легче. Маячок, словно я какая-то сбежавшая собака. За исключением того, что собаки — нормальные живые существа. А я чудовище. Немного живых клеток, в основном железо.
В целом — урод.
Она снова потянулась ко мне, но я отбила ее руку.
— Не трогай меня! Я даже не понимаю, как… как это все может быть правдой? Эти искусственные эмоции? — Мое горло сжала сильная боль — запрограммированная? Настоящая? Откуда мне было знать? И я понизила голос до шепота. — Если я не человек, то почему мне так больно?
— Я сравнивала это с фантомными болями… только вместо боли — эмоции. Пусть у тебя нет всех тех органов, что у обычного человека, но в разных эмоциональных состояниях ты все равно испытываешь в нужных местах соответствующие ощущения — давление, тепло, холод, боль и так далее. Фантомные чувства, если хочешь, скопированные у обычной девочки-подростка. Используя сложную нейроматрицу, мы смонтировали твой мозг так, чтобы он верил, что твое тело устроено как человеческое, поэтому он принимает все эти ощущения за настоящие.
Смонтировали. Нейроматрица. Это было уже слишком.
— А что насчет папиной рубашки? — с издевкой поинтересовалась я, показав пальцами кавычки на слове «папина». — Она тоже понадобилась, чтобы выиграть время? А этот дурацкий кулон?
Не успела она понять мои намерения, как я рванулась вперед, схватила висящий у нее на шее камень и дернула. Тонкая цепочка порвалась, и тогда я швырнула подвеску через всю комнату.
— Мила! — ахнула мама и бросилась доставать кулон.
Отчаянно не желая разрыдаться при ней, я помчалась по коридору, вбежала в свою комнату и заперла за собой дверь.
Я упала на кровать ничком и заплакала, чувствуя, как под моими щеками скапливаются теплые слезы. Слезы, которые, возможно, даже не были настоящими. Что, если это какой-то странный раствор, поступающий в ответ на «сигналы окружающей среды»? Мне на самом деле грустно, или это компьютерная программа дала мне команду грустить?