— Но… — пытается возразить Маньяк.
— И никаких «но», — по-командирски сурово отрезает бородач.
Обхватив плечи руками, ковыляю вслед за Падлой. Однако не успеваем отойти и на двадцать шагов, как душераздирающий вопль Шурки заставляет нас обернуться и броситься на выручку.
— Стой, гад, стой! — отчаянно орет Маньяк, пытаясь настигнуть незнакомца, с обезьяньей ловкостью карабкающегося на практически отвесный утес. Куда там! Взобраться следом Шурке явно не под силу. Да и нам тоже.
— Что случилось? — встревоженно вопрошаем в один голос.
На бедного Маньяка жалко смотреть.
— Цепочку от сливного бачка упер! Гад! — объясняет он, едва не плача.
— Ну и подумаешь, — утешает его Падла. — Обычная вещь…
Шурка кривится раздраженно:
— Без цепочки — оно не работает! Понимаешь?! Это необходимый элемент!
Мы запрокидываем головы и смотрим вверх, туда, где на плоской макушке утеса сидит, свесив ноги, наглый незнакомец.
— Придурок! Верни цепочку! — орет Маньяк. — Верни, я все прощу!
— Я не придурок! Я — Ильмар-вор! — горделиво заявляет похититель сантехники.
— А, тогда понятно, — кивает подоспевший Жирдяй. — Тогда нам еще повезло, что он не упер и бачок в придачу!
— Может, договоримся? — спрашивает Падла, рассматривая человека на утесе. — На кой хрен тебе сдалась эта ржавая железка?
Ильмар-вор ухмыляется:
— Можем и договориться. Цепочка — в обмен на Слово!
— Какое еще слово?
— Известно какое, самое главное!
— …! — орет, запрокинув голову, Маньяк.
— Это и есть Слово? — с искренним удивлением смотрит вниз Ильмар.
— Это самое мягкое слово, какое я смог для тебя подобрать! — свирепо машет кулаком Шурик.
— Нет, пожалуй, я передумал, — вздыхает вор, вешая цепочку на шею, на манер ожерелья. — Я оставлю ее себе. С таким прикидом меня на «ура» примут в лучших домах Парижа и Рима!
Из низких облаков выныривает планер. Оттуда бросают конец веревки и в следующую секунду Ильмар-вор, вцепившись в веревку, уносится в туманную даль с нашей цепочкой на шее. На прощание он посылает воздушный поцелуй:
— Спасибо за Слово! Обязательно испробую его в Версале!
— Ничего не скажешь, изящно сработано, — вздыхает Падла, провожая планер взглядом. — Выбора не остается. Идем пешком.
В слегка удрученном настроении карабкаемся к проходу между скалами. Оказавшись наверху, оцениваем обстановку. По ту сторону каменной прибрежной гряды начинается дремучий лес, которому во все стороны не видно конца и края. Впрочем, разглядеть получше мешает туманная дымка, скрывающая от нас горизонт.
После недолгих колебаний спускаемся вниз, в лесную чащу. Хорошо уже то, что здесь заметно теплее и нет пронизывающего ветра. Плохо, что нет ни малейшего намека на дорогу или какие-нибудь ориентиры.
Минут пять молча топаем, продираясь через заросли молодого ельника, наконец у Жирдяя не выдерживают нервы и он хрипло орет:
— Дима! Дибенко! Ау-у!
Падла хмыкает, но не пытается препятствовать.
— Дима! Друг! Покажись! — не унимается толстяк.
Кто-то сзади кладет руку на мое плечо… Я вздрагиваю и резко оборачиваюсь. Тьфу-ты! Конечно, это не Дибенко. Череп указывает куда-то в сторону:
— Дорога!
Радостно проламываемся в этом направлении.
Дорога — это, пожалуй, сильно сказано. Скорее — тропа. И все же это лучше, чем ничего.
Ободренные, мы ускоренным маршем движемся вперед, пока не упираемся в здоровенный камень, поставленный в том месте, где тропа разделяется на три ответвления. Падла смахивает зеленоватый мох с поверхности камня и вслух читает проступившую надпись:
— «Налево пойдешь — вечный покой найдешь, направо пойдешь — совесть потеряешь, прямо пойдешь — тоже плохо кончишь».
Бородач в задумчивости сдвигает ушанку на лоб, почесывает бритый затылок:
— Какое, однако, богатство выбора.
— Типичный сказочный алгоритм, — констатирует Маньяк. — Чем дальше, тем страшнее…
— Знаете, — вздыхает Жирдяй, — мне кажется, стоит повернуть направо…
Шурка хихикает и замечает, что кое-кто не боится потерять то, чего отродясь не имел. Толстяк хмурится и советует отправить Маньяка на разведку левой тропинкой.
Падла пожимает плечами. В конце концов приходим к компромиссу и идем прямо. Метров через двести обнаруживаем рядом с тропинкой прикрепленный к сосновому стволу, чуть выгоревший на солнце плакат
«ВЕРНОЙ ДОРОГОЙ ИДЕТЕ, ТОВАРИЩИ!».
Хрипло выругавшись, Жирдяй пытается сорвать фанерный стенд. При этом раздается странный треск, сыплются искры, а самого толстяка колотит дрожь. В конце концов он падает на землю с оторванным плакатом, намертво зажатым в скрюченных пальцах.
— Жирдяйчик, ты как? — озабоченно склоняется над ним Падла.
— Нормально… — выдавливает из себя толстяк и свирепо таращится на фанерный стенд. Дело в том, что под оторванным плакатом оказывается второй:
«СОБЛЮДАЙТЕ ПРАВИЛА ЭЛЕКТРОБЕЗОПАСНОСТИ!»
Раздосадованный Жирдяй швыряет в надпись камнем, промахивается и, ни на кого не оглядываясь, уходит по тропинке далеко вперед. Маньяк нагоняет его, пытаясь дружески ободрить, однако во всех Шуркиных увещеваниях содержится опасно большая доля иронии. В результате толстяк кратко, но выразительно дает понять Маньяку, какое безрадостное и мрачное будущее ждет того, если он немедленно не отвяжется.
Тут уж, в свою очередь, обижается Шурик. Он заявляет, что не желает иметь ничего общего с этим «жирным обормотом». Разворачивается и шагает назад, очевидно, собираясь вернуться к развилке дорог.
Наше боевое содружество оказывается под угрозой раскола.
В конце концов, напомнив о цели похода и вовсю напирая на благородные душевные качества обоих хакеров, Падле удается помирить эту парочку. Маньяк берет назад «жирного обормота», толстяк — «ушастого ламера», и, мрачно насупившись, они пожимают друг другу руки.
Вероятно, все эти приключения не прошли даром для их нервов. Впрочем, неизвестно еще как бы я сам реагировал, если бы не знал, что в любой момент могу пропеть свой спасительный стишок…
Жирдяй плетется рядом с Падлой и уныло бормочет:
— Знаете, ребята… А может, зря это все?
Бородач хлопает его по плечу:
— Не раскисать! Хакеры не отступают!
— Ага, — кисло улыбается Маньяк. — Они просто драпают при первом же «шухере»!
Следующие несколько минут проходят без приключений. Потом тропинка вдруг превращается в дорогу, лес — в лесопосадку, и Падла отчаянно орет:
— Воздух!!!
Повинуясь безотчетному инстинкту, падаем в придорожную канаву. Здоровенные серебристые диски проносятся так низко, что обдают нас горячим ветром и поднимают пыль на дороге. А уже через пару секунд, срезав, точно бритвой, верхушки сосен, они скрываются в облаках.
— Типичные летающие тарелки, — бормочет Падла, отряхиваясь.
— Совершенно неоригинально, — кивает Маньяк и вдруг обнаруживает рядом в канаве чей-то сожженный до состояния головешки труп. Он встревоженно оглядывается, но подозрения оказываются беспочвенными — Жирдяй целехонький и невредимый уже стоит рядом. Как мне кажется, во взгляде Шурика мелькает легкое разочарование.
— Очевидно, нам туда! — машет рукой бородач.
В просторной долине раскинулся большой город. Обычный город, причем не какой-то абстрактно интернациональный, а, судя по архитектуре, типично российский, если, конечно, не считать странных голубоватых вспышек там и тут, дыма пожарищ и кое-где зависших над домами летающих тарелок.
— Похоже, мы успели вовремя! Как раз к очередному вторжению инопланетных монстров! — замечает Жирдяй.
Бодро шагаем вперед. Нам ли, старым заслуженным дум ерам, бояться каких-то занюханных монстров. Это не диктанты писать. Наконец-то чувствуем себя в родной стихии! Сейчас разживемся оружием и откроем сезон охоты!
— Спасайтесь! — Бледный как мел гражданин в запыленном дорогом костюме выскакивает из-за угла дома и стремительно проносится мимо. В последний момент Падле едва удается поймать его за полу пиджака:
— Я, извиняюсь, мы сами не местные…
Мужчина трясется в истерике и добиться подробностей не получается. Идем дальше. Улицы пустынны. По мере приближения к центру города растет масштаб разрушений, только носят они почему-то странно выборочный характер. Тут и там валяются искореженные куски рекламных стендов, дымятся сожженные иномарки, асфальт засыпан осколками разбитых витрин. Но чуть в сторонке от пылающих «мерседесов» — вполне невредимый «Запорожец». А рядом с разгромленным зданием когда-то роскошного супермаркета «Shop № 1» — целехонькая булочная. В общем-то не пострадали и жилые дома. Несколько раз я замечал в окнах отдельных боязливо-любопытных граждан. Правда, они тут же торопились скрыться за плотно задернутыми шторами.