в гусениц или в тараканов, их личинки поедают хозяев изнутри, а потом прорываются наружу.
Иногда пара-тройка личинок остается внутри гусеницы и заставляет ее защищать других личинок, пока они не окуклятся.
А потом гусеница умирает.
Паразитические осы похожи на капиталистических воротил. То же паразитирование на чужих ресурсах, то же умение контролировать разум или парализовать волю. Природа бывает очень политична, и этим она мне нравится.
Ванечку рассказ о паразитических осах впечатлил. Он сказал:
– Я бы всех таких уродских ос убивал!
– Некоторые из них, – сказал Андрюша, – даже не едят, они только размножаются.
– Бессмысленная жизнь, – сказал я.
А Ванечка стоял, покачиваясь, бледный, с особой волчьей улыбкой, и вдруг сказал:
– Так люди с неба относятся к нам. Как к таким осам. Я бы всех таких тоже убивал!
Он засмеялся и запрокинул голову, посмотрел в небо:
– Я бы всех таких убивал! – повторил он. – Я – большой умник.
Я сказал:
– Думаю, осознание того, что у нас в мозгу сидят черви, вызывает некоторую оторопь.
Андрюша сказал:
– В детстве я играл в то, что я – паразитическая оса.
– Понятно, – сказал Ванечка. – Ты и сейчас ребенок. Почему не играешь больше?
Андрюша сказал:
– Иногда играю.
В Ванечке есть нечто, что меня пугает. Дело не в том, что он дурачок, или не только в этом. Не могу сформулировать – тревожно.
Ванечка спросил меня:
– А ты как родился?
– Как обычный человек, – сказал я.
Ванечка задумался, а потом сказал:
– А я не родился, меня в лесу нашли, напоили молоком, и с тех пор я так живу.
– Как волчонок?
– Как.
Я заметил, что Мила за нами наблюдает. Она разговаривала с Фирой и Валей (видимо, уточняли программу на вечер), но смотрела за Ванечкой.
– Вы с Милой хорошие друзья? – спросил я.
– Лучшая моя подруга, – сказал Ванечка. – А что это ты спрашиваешь?
Я не мог сказать ему истинную причину: мне хотелось проверить свою находчивость и умение разбираться в людях. С пианисткой-то я ведь почти угадал.
Почти, да только получилась скрипачка.
Потом мы допили сладкий фиточай, сдали стаканы и пошли проверить, как растут щенки. Я сказал:
– Надо взять рулетку, чтобы их измерить.
Все со мной согласились, но рулетки ни у кого не оказалось.
Мы наслаждались обществом Найды довольно долго, я уже и думать забыл о мероприятии, запланированном Фирой. Честно говоря, оно было мне не так уж и интересно.
На обратном пути мы с Андрюшей встретили Валю.
Она сказала:
– Жданов, если заложишь нас, тебе конец.
– Что?
– Ты – идиот, – сказал Валя и пихнула меня кулаком в живот.
Вышло достаточно больно. Как я уже сообщал, Валя лучше всех дерется.
Я сказал:
– Я совсем ничего не понял.
Валя сказала:
– Я тебе повторю: заложишь наш вызов духов, и все.
Она провела пальцем себе по шее, вышло очень недвусмысленно.
Андрюша сказал:
– Мы не заложим.
Валя сказала:
– Завтра начнутся процедуры. Вдруг мы потом будем слишком заняты, чтобы вызывать духов, или не сможем!
На руке у нее болтался браслетик с дельфинчиком – толстая синяя нитка с прикрепленной к ней маленькой прозрачной фигуркой. В брюшке у дельфинчика переливался всеми цветами камушек, похожий на опал. Казалось, по камушку идут волны, вот так он сиял, когда на него падало солнце.
– Но я решила, – сказала Валя, – что если ты сам там будешь, то не заложишь.
Я сказал:
– Не хочу там быть. Вызывать духов глупо.
– Приходи, – сказала Валя с нажимом.
Андрюша сказал:
– Мы придем.
Валя сказала:
– Вам же лучше.
А потом она развернулась и убежала.
– Странное у меня от всего этого впечатление, – сказал я.
– У меня есть по этому поводу теория, – сказал Андрюша.
– Какая?
– Ну, краткая теория: она в тебя влюбилась.
– Почему? – спросил я.
– Не знаю, – сказал Андрюша. – Ты задаешь слишком много вопросов, но надо прийти.
Я не был в этом так уверен.
Андрюша сказал:
– Девочки будут в пижамах.
И вздохнул.
– Еще от них хорошо пахнет, – добавил он.
– Ты не об этом должен думать, а о завтрашнем дне.
– И о нем я думаю, – сказал Андрюша. – Если будем просто спать, момент не прочувствуем. Надо не спать. А девочки сами тебя пригласили.
– Думаешь, Борю с Володей они пригласили?
– Фире нравится Боря, – сказал Андрюша.
Так я узнал, что он – эксперт в отношениях.
Я до самого конца старался быть несгибаемым, не согласился и в конце концов остался ночью в комнате один.
Я еще никогда не спал ночью в комнате один. На потолке колыхались тени от острых кривых ветвей, за окном было до странности тихо, и оттого я стал слышать навязчивый шорох.
Это, вероятно, мокрицы, подумал я.
Или уховертки, которые, если верить Андрюше, забираются человеку в ухо, прогрызают барабанную перепонку и откладывают внутри яйца.
На самом деле насекомые вовсе не вызывают у меня ужаса. Да, некоторые из них выглядят весьма своеобразно или способны навредить. Без жалости нужно истреблять определенных сельскохозяйственных вредителей или попросту опасных существ.
Но, в общем и целом, насекомые довольно безобидны.
Однако навязчивый шорох раздражал меня сам по себе, я не видел его источника, а потому его источником могло оказаться все, что угодно. Тени и шорохи и ощущение того, что я один, тем более впервые, все вогнало меня в тревогу.
Я некоторое время лежал спокойно, пытаясь справиться с этой тревогой. Я вытянул руки по швам и терпел, представляя, что меня пытают таким изощренным способом враги и я должен не поддаться их психологическим уловкам.
Однако в конце концов я оказался на грани отчаяния.
Было еще до смешного обидно: я так хотел остаться один (на самом деле, не один, а просто чтобы не было Бори), выспаться, не иметь повода для раздражения, а теперь весь сон пошел насмарку. От обиды тревога только усиливалась.
Наконец я сел на кровати, осмотрелся.
– Все хорошо, Арлен, – сказал я сам себе. – Все хорошо. Не происходит совершенно ничего ужасного.
Но темно.
И никого нет рядом.
Я устыдился подобных мыслей и повторил себе:
– Все в полном порядке.
Однако я уже знал, что не засну. И спорить с собой было нечего.
Я походил по комнате, размялся, даже сделал зарядку в надежде не то взбодриться, не то усыпить себя, но не получилось ни того ни другого. Откуда-то очень издалека и очень приглушенно до меня донесся смех. Это мои товарищи (и к ним примкнувшие) нарушали правила общежития.
Первым делом я решил пойти к Максиму Сергеевичу, но нечто меня остановило. Я вспомнил, что для моих товарищей сегодня
