Из первого класса в арендованный люкс-вагон не пробраться – нет между ними портала. Надавив мизинцами на веки, Кицунэ-годзэн настроила особенное зрение; пощупала мочки – отладила микрофоны, встроенные в уши.
Чёткая картинка – инфа поступает в мозг вдовы. Изображение и звук – сквозь металлопластиковые стены двух вагонов, сквозь теплоизоляцию и провода, сквозь оптоволокно и противорадиационные экраны.
Ребятки сидят в кожаных креслах. Не развалились, а именно сидят – нет в фениксах обычной для всех профессионалов уверенности, нет ни миллиграмма вальяжности. Мальчики выслушивают нотации от якудзы, мальчики чувствуют себя виноватыми – смотрят в пол, застеленный бухарскими коврами. Пухленький якудза меряет шагами крохотный, по сравнению с общим, люкс-вагон. Система виброгасителей скрадывает тряску – в люксе, при желании, можно проводить операции по микрохирургии глаза, или, к примеру, по сращиванию нервов – есть гарантия, что лазерный скальпель не вильнёт при остановке состава.
Госпожа Хэйкэ внимательно наблюдает за якудзой. Что-то в его движениях настораживает вдову. Ритм шагов. Отмашка руками. Задранный под определённым, точно выверенным углом подбородок. Бёдра. Якудза виляет бёдрами как какая-нибудь шлюшка-яриман из Красного квартала. Якудза преднамеренно оттопыривает дэмбу. Ему не хватает разве что буферов-оппай! – прилепите молочные железы на диафрагму, и будет вылитый транссексуал-извращенец! Уж слишком неправильные движения, не женские – пародия, но пародия преднамеренная, просчитанная до мелочей.
Когда Кицунэ-годзэн была маленькой девочкой, в её подъезде жила девушка-бурусэра. Девушка зарабатывала тем, что продавала свои ношеные трусики в секс-шопы для фетишистов. Сейчас молодые фениксы напоминают госпоже Хэйкэ клиентов соседки-бурусэра – психи-рэйдзи, мать их, свихнувшихся на не стиранном женском белье. Чем вызвана ассоциация? – а тем, как напрягаются причандалы-тибу фениксов при взгляде на вытанцовывающего якудзу.
– Масами?! – вопрошает толстячок, сладострастно изгибаясь; поясница его изламывается, пышка-якудза кувыркается назад и садится в поперечный шпагат. – Масами?!
– Я! – дрожит профессионал, высокий увалень (его доброе бесхитростное лицо пугает госпожу Хэйкэ собачьей преданностью).
– Хисока?! – облизывает губы толстячок, елозя промежностью о центральный шест-поручень вагона.
– Я! – всхлипывает похожий на девушку красавчик-бисенен.
И оба феникса – в унисон! – орут, надо понимать, от восхищении:
– Кавайи! Кавайи!!
Госпожу Хэйкэ передёргивает от омерзения. Извращенцы! Точно извращенцы! Хотя… Саа…
Ритм шагов якудзы – маятник, метроном: чётко, плавно, ничего лишнего. Отлаженный механизм, программа без глюков, оптоволокно без сколов. Ритм. Ритм. Ритм.
– Кавайи!!
Отмашка руками – отбивка тактов, рифмоплётский размер, незатейливая, но въедливая мелодия – не хочешь, а напеваешь. А якудза дирижирует.
– Кавайи!!
Задранный подбородок?! – лидер обязан демонстрировать харизму!! – фас, профиль, три четверти. Играют скулы, блестят глаза, ровные ряды белоснежных резцов.
– Кавайи!!
Бёдра и дэмбу?! – намёк на гармоничный секс и звериные инстинкты, половое созревание и потерю ориентации. Дэмбу и бёдра?! – да, якудза не обернётся прекрасной девушкой, от одного вида которой в сердцах парней вспыхивает любовь, а неизмеримая нежность зашкаливает в красный сектор идиотизма и безумия. Да, ничего подобного не случится. Не имеет толстячок такой возможности. Не способен прикинуться даже изнывающей от течки ама, или одзёсама, в разгар наркотической оргии выставившей на всеобщее обозрение пушистый лобок. Нет, не беспокойтесь, между якудзой и трансформацией пятой категории нет ничего общего. Но! – толстячку под силу приворожить ребят, заставить их любить пышную плоть и подчиняться жирным телесам, обожаемым и прекрасным, единственным и неповторимым.
Магия.
Гипноз.
Зло!!
– Масами?!
– Да, Дзиро-сан?! – высокий мощный феникс падает на колени, длинная чёлка его закрывает лицо, искажённое страданием и восхищением.
– Масами, зачем ты затеял дуэль?!
Похоже, разговор, начатый на ипподроме, не закончен.
– Дзиро-сан, я… Я не мог терпеть!! Вы, Дзиро-сан, и он… – парень, названный якудзой Масами, кивает на сотоварища-феникса. – Вы… Ему больше!! внимания… ласки… Вы… И он!!.. А я?!..
– Ты ревновал, Масами?! – Это не голос человека, это шелест обёрток от соевых батончиков, это змеиное шипение у обнажённой лодыжки, это скрежет боевого клинка по стеклу, обрамлённому рассохшейся оконной рамой. – Р-рь-рь-е-евь-н-но-а-вал-л?! Т-т-ы-ы?!
– Да, сэнсэй… ревновал, сэнсэй… – и это тоже не голос, это песок, жёлтый горячий песок, это капля аквавиты в пустыне. – Да! Но не только! Я должен был пощупать! Проверить на что годятся Избранник и его Смерть! Я знаю, сэнсэй, я слишком много взял на себя, но…
Якудза повисает на шесте вниз головой, удерживаясь ногами – на толстых ляжках, наверняка, отпечатаются гематомы. Кровь приливает к круглой голове пышки-якудзы, кровь плещется от щеки до щеки, эритроциты омывают чисто выбритые, вспухшие от напряжения виски.
– Чего замолчал, тикусёмо?! Киитэ итэ кудасай! Ватаси-ва сэнсэй дэс! Аната-ва сэйто дэс! И никак иначе! Я приказал – вы сделали! Я хочу – вы выполняете! Я подумал – вы готовы служить! И никак иначе! Я сказал! Я!
Фениксы торопливо, перебивая друг дружку, оправдываются, щебечут какую-то чушь. Очей на якудзу (как его? – Дзиро?) не поднимают – опасаются? не смеют?
– А мальчик?! Клон?! Не проследили?! Почему он жив?! Почему не сгорел?! Вы должны были проследить, проконтролировать каждый его шаг, вы…
– Так ведь мы… – опять в унисон, опять дрожат. От страха. Ибо Дзиро-якудза недоволен. Да что там, Дзиро-якудза в гневе. – Если в огонь, то опять на трое суток выключит, до воскрешения… К тому же, если без снайпера, то…
– А девчонка?! Почему эта сучка до сих пор жива?! Почему кумо и они вернулись без её скальпа?! Я просил отрезать ей голову?! Я хотел посмотреть, какого цвета у неё глаза!! Её настоящие глаза под голограммами!! Я!!.. Вы!!
Глаза?! Под голограммами?! Как у внучки, у Юрико… – вскинулась Кицунэ-годзэн и сильно-сильно дёрнула себя за уши – усилила звук до максимума. Теперь чужие голоса грохотали так, будто в её пустую голову впились одновременно десяток отбойных молотков. Вдова дважды моргнула – и картинка приобрела изумительную чёткость – на пределе возможностей линз: подробности, подробности и ещё раз подробности. Плюс акцент на мелочи, фиксация и запись изображения-звука в блок памяти, вживлённый в затылочную кость.
– Дзиро-сан, вы же знаете…
– ЧТО?!
– Демоны неуправляемы, заклятья на них почти не действуют. Мы… – заикается худенький красавчик. – Вы нас учили, но мы… И кумо и они уверяют, что не могли убить хэнгэёкай. Вроде, девчонка – оборотень, своя! Мы пытались… мы…
– Усо! Вы же ахо!! Бакаяро!! Как можно было всё испортить?!! Как?!! Обычная девчонка, трансформер-маркетолог, ходячая реклама!!
Трансформер-маркетолог! Реклама! – госпожа Хэйкэ едва сдержалась, чтобы не прорубить боевым алмазно-титановым веером проход в люкс-вагон. И решить проблему раз и навсегда. Но… – если убрать людей, которые создают неприятности, это ещё не означает, что исчезнут и сами неприятности. Госпожа Хэйкэ заскрипела зубами. Сдержалась. Десять спиц складного веера-тэссэн вернулись в сумочку. Не время для трупов. Ждать. Смотреть, слушать и запоминать.
– Мы… – оправданьям нет предела, степень вины неизмерима, Кицунэ-годзэн не удивится, если Дзиро-якудза предложит мальчишка смыть позор кровью: сэппуку, мои дорогие, только сэппуку реабилитирует вас в моих глазах.
– Вы!! – рычит тигром Дзиро-якудза. За внешней неповоротливостью, под складками жира скрывается серьёзный боец, опасный и сильный.
– Мы…
– Вы должны убить девчонку. И найти Избранника. И убить. Но так, чтобы он не воскрес! – Внезапно Дзиро-якудза сползает с шеста, подходит к фениксам, на ходу сбрасывая с себя одежду, и, обнажённый, начинает надуваться. В прямом смысле слова. Он резко и глубоко дышит, и тело его округляется, как воздушный шар. Как глобус.
Молодые профессионалы поднимаются с колен:
– Да, Дзиро-сан! Да!
– Масами?!
– Я!
– Хисока?!
– Я!
– Мальчики мои?!
– Кавайи!! Кавайи!!
Фениксы касаются руками живого шара, трогают, ласкают. Ритм. Новый ритм. Новые движения. Красные нити между сферой-якудзой и парнями. Нити? – верёвки, тросы. Не разорвать, нечего и пытаться, слишком поздно. Зло опутало сердца профессионалов, Зло пронзило насквозь почки, Зло сидит в печёнках и регулирует сфинктеры. Теперь госпожа Хэйкэ видит, что вместо фениксов остались лишь оболочки, наполненные осквернённым ливером.
Зло.
Зло.
Зло.
Да уж, госпожа Хэйкэ была права: дело дрянь. Не зря троица сразу привлекла внимание вдовы.
